«Новое литературное обозрение» выпустило две до больного актуальные книги. Одна -- позитивная, «указующая путь», ориентирующая на опыт свободного мира. Другая -- историческая, осмысливающая родные беды, ненавязчиво предостерегающая от их возможного повторения. Достоинства давней пламенной публицистики Айн Рэнд и основательной, стремящейся соблюсти принцип «без гнева и пристрастия», исторической монографии Николая Митрохина для человека, приверженного свободе и культуре, совершенно бесспорны. Тем важнее задуматься над проблемами, которые авторы выносят за скобки, вероятно, полагая «совершенно ясными».

Айн Рэнд -- псевдоним, прославивший российскую уроженку Алису Розенбаум (1905--1982), что, покинув отечество в 1926 году, сделала в США фантастическую литературную карьеру. Четыре ее романа стали бестселлерами, а последний -- «Атлант расправляет плечи» (1957) -- едва ли не самой читаемой книгой англоязычного мира. (Русский перевод его, появившийся в Петербурге шесть лет назад, бурной реакции не вызвал.) Романы, памфлеты и статьи Рэнд сделали ее культовой фигурой -- ненавистной для левого истеблишмента, гуру -- для правых либералов, адептов свободы и рынка. (Из верных учеников Рэнд наиболее известен Алан Гринспен, нынешний глава Федеральной резервной системы США.) Неудивительно, что в серии «Либеральное наследие» появился сборник статей Рэнд «Апология капитализма». Столь же естественно, что предваряет его «апология Рэнд» работы культуролога Александра Эткинда, свято верящего, что «в XXI веке альтернатив неолиберализму не предполагает никто, кроме смертников».

Оно бы и замечательно, да только «смертников» многовато, а «умирать» они вовсе не собираются. Апология капитализма, разворачиваемая Рэнд в работах философских, социологических, посвященных конкретным поворотам политической истории и художественной литературы, последовательна, наступательна и убедительна. Строится она на простых посылах: А есть А, истина объективна, человек свободен и ориентирован на благо для себя, коллективизм, мистицизм и альтруизм ведут к подавлению личности, экономическому застою и тирании, капитализм -- единственный в истории (и никогда сполна не реализованный) тип свободного общества, социализм и государственничество -- это смерть. Все это излагается ясно, резко и методично. Бескомпромиссность, серьезное отношение к идеологии и немодное презрение к «спасительной» иронии вызывают уважение. Доктринерский тон и привычку ссылаться на свои романы как на высший авторитет извинить легко. В сущности, тексты Рэнд рождают лишь один вопрос: как быть с теми, кто смотрит на мир, общественные отношения и человека иначе, чем «лекарь-капиталист»? Они ведь существуют. И действуют весьма энергично. Почему-то при капитализме -- как и до его пришествия -- эгоизм бывает не только «разумным». Любимый лозунг Рэнд -- «не мешайте!». Но ведь мешают же! Вполне обыкновенные люди -- включая тех, что прочитали кучу умных книг. Рэнд уверена, что человек разумный не будет действовать себе во вред, а вся пагуба идет от интеллектуалов, замутивших изначально здоровые головы. Совсем не желая защищать злокозненных умников (хотя и среди них разные попадаются), спросим: а в них-то дурь откуда завелась? Коллективист Чернышевский, помнится, тоже гимны «разумному эгоизму» пел и твердо верил: уж после его книги публика скорехонько уразумеет, что ей делать. Уразумела. С далеко идущими последствиями.

Эткинд утверждает, что Рэнд страстно любила Достоевского. Наверно, так и было, хотя в суждениях Рэнд об авторе «Братьев Карамазовых» нет ни глубины, ни оригинальности. Вероятно, потому, что Достоевский -- столь точно видящий ужас коллективизма-социализма -- не сводил к нему проблему человека и знал, что свобода еще как может оборачиваться своей противоположностью. Вне зависимости от «среды» -- по воле человека, открытого добру и злу (а не только правильным наставлениям). Очень хорошо, что статьи Рэнд теперь доступны русскому читателю. Возможно, кому-то они прочистят мозги. Но это, увы, не избавит нас от очередных каверз истории, что не только страшнее, но и объемнее любой сколь угодно разумной и привлекательной утопической догмы.

Одной из антитез либерализма у нас традиционно (и не всегда доказательно) мыслится национализм. До поры сей феномен лишь обличался, высмеивался и демонизировался -- что особого успеха не принесло. Напротив, именно после десяти лет победительного западничества (имею в виду доминирующую идеологию) мы «вдруг» увидели национализм воочию. Причем в самых зловещих формах и на самых разных уровнях (властные инстанции, интеллектуальный салон, подворотня). Похороненный «монстр» умирать, оказывается, вовсе и не думал. Тем важнее осмыслить его генезис, структуру и эволюцию, что и стало предметом книги историка Николая Митрохина «Русская партия. Движение русских националистов в СССР. 1953--1985 годы».

Митрохин проанализировал множество печатных и архивных источников, характеризующих скрытое, но влиятельное бытие так называемой «русской партии» в позднесоветский период. Немало сведений он почерпнул в личных беседах с ее передовыми бойцами -- функционерами и подпольщиками, идеологами и литераторами, ревнителями старины и разоблачителями сионизма. Картина, как и следовало ожидать, получилась пестрая.

К «национализму» были причастны люди самых разных масштабов и статусов: от партийного начальства (вплоть до иных членов политбюро) до люмпенизированной молодежи, от убежденных антикоммунистов, плативших за свои убеждения изрядными лагерными сроками, до преуспевающих «мастеров искусств», от благородных наследников изничтожавшейся большевиками культуры до корыстных проходимцев, умело наваривающих капитальцы на «запретных плодах». Озабоченная «стабильностью» позднесоветская система (в особенности при Брежневе) строилась на последовательном лицемерии (кабинетно-телефонные решения весомее официальной идеологии), беспринципности (сегодня важно одно, завтра -- другое) и корпоративности, оборотной стороной которой была непрекращающаяся интриганская свара в верхних эшелонах власти. Именно поэтому «русская партия» (как и партия «либеральная») всегда была и «перспективной», и «сдерживаемой». Именно поэтому обе верхушечные подструктуры нуждались в поддержке творческой интеллигенции (и поддерживали -- в меру сил и до времени -- ретивых умников). Именно поэтому «провалившийся» функционер в какой-то мере сохранял свои позиции, перемещаясь, к примеру, в сферу издательскую (как то было со многими «патриотичными» аппаратчиками) или на дипломатическое поприще (так ждал своего часа в Канаде будущий «архитектор перестройки» А.Н. Яковлев). Именно поэтому тошнотворная смесь тоски и стыда настигает нас при знакомстве с собственной новейшей историей, что так властно вмешивается в сегодняшнюю жизнь.

Дело не в том, что «национализм» плох. Борьба за свободу совести, защита памятников русского зодчества, обнародование трудов великих писателей и мыслителей, освобождение гуманитарной мысли от марксистских и квазимарксистских схем и просто воспитание национального достоинства -- да мы бы собой не стали без этих свершений! Дело в том, что когда забывается великое правило «волка на собак в помощь не зови», грязь неизбежно входит в состав взыскуемого результата, ценности деформируются и дискредитируются, общественное сознание мутится, а зло одерживает очередную победу. Чего стоило цековское понимание «свободы», «демократии» и «дружбы народов» и как оно аукается по сей день, тоже понять не трудно.