Весьма неловкая ситуация, которая сложилась после учреждения Минкультом специально для Владимира Спивакова нового оркестра с названием «Российский национальный филармонический» (РНФО), смутила умы и спровоцировала многих на резкие высказывания. Напомним, что последней по времени акцией протеста была пресс-конференция задетого за живое Российского национального оркестра (РНО) с участием вернувшегося на пост художественного руководителя Михаила Плетнева. Оркестр обвинил Спивакова в попытках воспользоваться чужим дорогостоящим и известным в мире брэндом, а Минкульт -- в поддержке Спивакова.

Плетнев ссылался на высказывания «чиновников и деятелей культуры», последовавшие за прекращением отношений между Спиваковым и РНО, суть которых сводилась к тому, что Российский национальный оркестр не должен называться ни «Российским», ни «Национальным». Поскольку не является государственным и финансируется якобы «только из западных источников».

Действительно, из подобных реплик в последнее время складывается стройный хор. Спиваков же в недавних интервью всячески настаивает на том, что не имеет к новому названию ни малейшего отношения: по словам маэстро, он встречался с министром только один раз, и на этой встрече ему было предложено руководить вновь учрежденным коллективом. Получается, что копирайтом на идею учреждения оркестра и его так сильно изумившее публику и РНО название владеет Министерство культуры. Михаил Швыдкой в интервью «Московским новостям» рассказывает, что после того, как президент Путин высказал обеспокоенность судьбой расставшегося с РНО Спивакова, он предложил маэстро возможность возглавить один из симфонических оркестров: «Не хочу говорить, какой: там есть живой человек. Но самое главное -- то, что гордое имя «Российский национальный оркестр» вряд ли может принадлежать частному коллективу». На вопрос о том, что же можно тут сделать, министр ответил: «Наши юристы этим занимаются».

Теперь более или менее ясно, что под живым на тот момент человеком подразумевался Владимир Понькин. Что касается юристов, то остается предположить, что они не нашли возможностей избавить РНО от его бренда. Зато нашлась возможность учредить новый федеральный оркестр с клонированным названием «РНФО». Параллельно же идет расформирование Государственного симфонического оркестра под управлением Понькина.

По-человечески факт появления нового оркестра приятен. А факт исчезновения другого -- грустен. Но самое печальное то, насколько сильно изменился климат вокруг искусства. Министр культуры вдруг усомнился в праве одного из лидирующих русских оркестров называться амбициозным именем на основании неподчинения его государству. А респектабельный РНО согласен тратить время и слова на оправдания: дескать, мы вообще-то финансируемся из российских источников тоже. И много сил уделяем русскому репертуару. И все 13 лет существования регулярно гастролировали в провинции. И занимаемся специальными программами детского художественного воспитания.

Кроме вопроса о правомерности государственного клонирования частного бренда сильное впечатление производят и государственные упреки в «нероссийскости». От них веет старой ксенофобией и ароматом нового русского патриотизма, что чурается собственного национального достояния, если до него дотрагивались чужие руки. Реальная проблема не в правомерности диковатых упреков, а в изменении лексики и интонации влиятельных фигур и организаций, в трансформации единого для власти, общества и искусства интонационного пространства и языка их взаимодействия.

Это в 90-е формулировка «первый в России негосударственный оркестр» завораживала амбициозностью и самостоятельностью. А качество и имя РНО украшало физиономию государства. Теперь кажется, что неподчинение государству и участие иностранного капитала превратились в «нероссийскость» и в глазах чиновников отнюдь не украшают физиономию оркестра.

Сценарии дальнейшего развития реформы лексики и музыки могут быть разными. Например, значительным изменениям скоро должны подвергнуться филармония и структура управления концертными залами. Говорится, что реструктуризированная филармония должна управлять всеми залами, в том числе БЗК (сегодня у БЗК смешанное администрирование -- филармонии, консерватории и собственно дирекции БЗК). А все государственные оркестры и филармонические солисты должны непременно иметь квоту на выступление на престижной сцене Большого зала Консерватории. («Справка к коллегии Министерства культуры Российской Федерации» опубликована газетой «Музыкальное обозрение» 31 марта.)

Такая музыка в такой обстановке навевает грустные мысли: что если, скажем, РНО, ежегодно формирующий концептуально выстроенный и содержательный абонемент (особенно выигрышно он смотрится на фоне вялых филармонических), или МСО (тоже негосударственный, много играющий оркестр п/у Владимира Зивы) будут допущены к телу БЗК по остаточному принципу?

Фантазия эта не абсурднее странно-небрежного отношения Минкульта к зарегистрированным частным брендам. По поводу последнего газета «Время новостей» обратилась за разъяснениями к начальнику отдела государственной поддержки и координации общероссийских и международных творческих программ и проектов Татьяне Камышевой. И услышали в ответ: «Я вообще не вижу здесь предмета для обсуждения. Все оркестры называются практически одинаково. Все оркестры -- симфонические, все -- российские. Какое еще дашь имя оркестру? Мы же не можем назвать новый оркестр «академическим» -- для этого ему должно быть много лет. В общем, все названия одинаковые, и действует не название, а имя его руководителя. Плетневский оркестр никто не будет путать со спиваковским». На наш вопрос, правомерно ли то, что новый оркестр называется «филармоническим», но никакого отношения к структуре филармонии не имеет, Камышева ответила: «Слово «филармония» и есть слово «оркестр». То есть оркестр и публика. То есть зал. А оркестров у нас 27, можно организовать любой и назвать как угодно, и ехать с этим названием куда угодно. Конечно, это незаконно. Но никто же не мешает этого делать». Фактически было признано, что сейчас все могут делать что хотят. Между тем было бы как минимум логично, если бы министерство, занятое менеджерской реформой в сфере искусства, противостояло подобной практике.