«Загнанный» начинается и заканчивается цитатами из Книги Бытия, тех самых мест, в которых говорится о готовности Авраама принести в жертву своего любимого сына Исаака. Вот только вместо земли Мориа, где должен был по всевышнему указанию запылать жертвенник, драма разыгралась в штате Орегон. А место ветхозаветного старца занял Эл Ти Бонем (Томми Ли Джонс), отставной инструктор спецслужб, скрывающийся от цивилизации в девственных чащах Британской Колумбии. Типичный Кожаный Чулок, который умеет выследить попавшего в капкан волка и вылечить его компрессом из жеваного ягеля, знает, когда ловится желтохвост и как именно принято разделывать оленей у индейцев племени пайнот. Впрочем, знает он и то, что совсем иначе освежеваны бизнесмены, которых по частям нашли в лесу недалеко от Портленда. Почерк потрошителя, таинственного «охотника на охотников на оленей», известен ему не понаслышке. Ибо сам Бонем и учил его обращаться с ножом: раз-два-три-четыре-пять -- грудь-живот-рука-грудь-горло, показываю еще раз. На заснеженную тропу войны вышел его лучший ученик, Аарон Хэллом (Бенисио Дель Торо), кавалер Серебряной звезды, вот уже три года считающийся пропавшим без вести. Насмотревшись на ужасы войны в Косово, где ему пришлось побывать с тайным заданием, он повредился рассудком: косовский синдром ничуть не лучше вьетнамского или афганского. И, вооружившись самодельным ножом, отправился выслеживать свою вооруженную дичь -- только бы не просыпаться больше посреди ночи от потливого страха и видений, сочащихся кровью и пламенем. С помощью Бонема Хэллома ловят и арестовывают. Но по дороге в тюрьму тренированному безумцу удается бежать. И охота переносится в каменные джунгли Портленда. И Бонем, как заправская ищейка, идет по следу крови. Долгие годы тренируя на убийство других людей, он сам ни разу не лишил никого жизни.

В пересказе новый фильм Уильяма Фридкина кажется самым лакомым зрелищем сезона: перед глазами так и встает суровое мужское кино, густо замешанное на той самой первой крови, что разбудила некогда необоримые инстинкты в душе ветерана вьетнамской кампании Джона Рэмбо. Непромокаемый и огнеупорный фильм цвета хаки, смертоносная дуэль двух суперпрофессионалов, способных за считанные часы в полевых условиях обзавестись подходящим колюще-режущим инструментарием. Возвышенная сага о безумном берсерке, мостящем мертвыми телами свой путь в Валгаллу.

Ничего подобного в «Загнанном» нет и в помине. А есть отчаянно бестолковый боевик, который не спасают даже изумительные орегонские пейзажи, трепетно обласканные камерой четырехкратного оскаровского номинанта Халеба Дешанеля. Во всем остальном, что касается правды характеров, увлекательности истории и неожиданных поворотов, фильм, к великому прискорбию, более всего напоминает растянутый на полтора часа ремейк произвольно выбранной серии бессмертного мульттриллера «Ну, погоди!» (почему-то особенно четко это видно в сцене кульминационной погони по портлендским улицам, когда убегающий маньяк седлает явно неподходящий по габаритам велосипед). Раз-два-три-четыре-пять -- вышел Хэллом погулять. Грудь-живот-рука-грудь-горло. Заяц? Заяц, заяц. Гениальную погоню во «Французском связном» снимал, наверное, какой-то другой Фридкин. И осаду американского посольства в «Правилах боя» тоже. Но куда же он делся теперь? И откуда взялся этот новый Фридкин -- усталый, по-плохому консервативный, не способный отличить хорошую историю от истории попросту никакой? Когда учитель и ученик сходятся в рукопашной (и им не надо объяснять друг другу, откуда они знают ножевой бой), глаза лезут на лоб: невозможно поверить в то, что это финальная схватка, ведь еще толком ничего не произошло. А по экрану уже бегут финальные титры, в которых особенное умиление и безудержный хохот вызывает количество сценаристов, работавших над этой красотищей: Дэвид Гриффитс, Питер Гриффитс и примкнувший к ним Арт Монтерастелли. Поневоле вспоминается ехидная реплика Владимира Высоцкого, сетовавшего на качество продукции современных ему поэтов-песенников: «На тебе сошелся клином белый свет... На тебе сошелся клином белый свет... На тебе сошелся клином белый свет... А слова писали аж три человека».