Любовь народная к Эльдару Рязанову так велика, что выдержала уже не одну неудачную картину, выдержит и эту. Причем на каждую следующую идешь с надеждой -- а вдруг, вдруг снова возьмет за душу и хорошее настроение не покинет? Но, увы, и «Ключ от спальни» не стал удачей. На этот раз режиссер отказался от современности и погрузился в прошлое, во времена эпохи модерн, фонографов, первых автомобилей и немого кино. Время определено точно -- за два месяца до начала первой мировой. Видимо, чтобы зритель задумался и погрустил над бесшабашным и наивным прошлым, сознавая его преходящесть и хрупкость перед вселенскими катастрофами нового века.

В основе картины фарс известного французского комедиографа рубежа веков Жоржа Фейдо. Рязанову текст показался малоосмысленным, и он его сильно переработал. Меж тем с Фейдо в свое время сравнивали Ионеско, его пьесы до сих пор идут как во Франции, так и в России -- и абсурдное нагромождение трюков в его сюжетах не случайно. В письме к сыну Фейдо писал: "Если ты хочешь заставить людей смеяться, возьми каких угодно героев, поставь их в драматическую ситуацию и попробуй посмотреть на них с комической точки зрения. Но самое главное, не давай им говорить и делать ничего такого, что не было бы строго обусловлено их характером... и дальнейшим действием. Комическое -- это всего лишь естественное преломление драмы". К сожалению, это напутствие к фильму Рязанова применить нельзя -- и характеры, и развитие действия мало интересуют постановщика. Фарс в его представлении -- это лишь каскад трюков, происходящих с такой скоростью, что не должно быть заметно сюжетных нелепиц. Однако Рязанов как раз не торопится. Драма для него связана никак не с подоплекой фарса, а исключительно с авторитетом Чехова. И вот он замедляет действие по любому поводу: то полюбуется интерьером, пейзажем, красотой актрис, то замрет над крупным планом актера, то вдруг отвлечется на историческую деталь (или, например, на цоканье подков лошади), то проникнется ностальгической грустью, то заставит разглядывать под маской шута боль и достоинство маленького человека...

Но поскольку в новой картине декларировано легкомыслие и отказ от социальной критики, то главной все-таки остается фарсовая стихия, которой можно отдаться без оглядки. И режиссер отдается фантазии, причем «отдается грозово», не сдерживая себя ничем -- ни здравым смыслом, ни границами вкуса, ни жанровой целесообразностью. Герои бегают, прыгают, летают, срывают с себя одежду (в основном, впрочем, целомудренно оставаясь в исподнем), стреляют, кричат, принимают позы персонажей немого кино. Актеры приглашены известные. Сергей Маковецкий играет пародию то ли на Игоря Северянина, то ли на всю богему начала века, и надо признать, местами довольно забавно. Николай Фоменко с мрачным комизмом изображает брутального, но трусливого коммерсанта. Владимир Симонов в роли туповатого военного в отставке вполне органичен. Хуже других профессор-орнитолог Сергея Безрукова, однако и роль его сочинена уж совсем ни с чем не сообразно. Но даже удачные находки и трюки разжижены общим течением и совсем добиты режиссерским подчеркиванием: смотрите, мол, сейчас будет смешно! Не смешно, увы.

Родовое отличие деятелей культуры, сформированных и добившихся успеха в позднесоветское время, -- простодушная поверхностность и наивная вера в истинность своих приблизительных знаний. Возможно, именно это уберегало от конфликтов со строем: скользить по поверхности и обходить острые углы безусловно безопаснее, особенно когда попытки задуматься над действительностью оборачивались не претензиями худсовета, а последствиями куда более опасными.

Но тогда наивное и простодушное представление о мире вполне укладывалось в схему оппозиционных настроений, а подростковая бравада в отношениях с властью сулила остроту даже бытовым конфликтам. Впрочем, в лучших фильмах Эльдар Рязанов не столько дразнил власть, сколько ей, драконовой, противопоставлял простодушно-человечье, защищал достоинство обычных желаний. Сегодня мир изменился, стал сложнее, но скольжение по поверхности и благостное отношение к своим обрывочным и случайным знаниям как к верному пониманию действительности осталось. Вот и недоумевает публика, куда делся лукавый и ироничный Рязанов и откуда в его новых фильмах столько пресного морализаторства, и почему так неинтересно их смотреть?

Как будто вняв критике, Рязанов сочиняет новый фильм в духе простого зубоскальства -- и опять промахивается.

И чем раскованней и смелее фантазирует режиссер, тем недоуменней реагирует публика, поначалу готовая радостно хохотать над предложенной комедией, но все более тихая и заспанная по мере движения картины к концу. Что-то окончательно разладилось в отношениях Рязанова со зрителем, так охотно и радостно узнававшим себя и свой мир в наивных, но милых картинках из «Иронии судьбы», «Служебного романа» или «Вокзала для двоих».