5 февраля 1973 года состоялась московская премьера фильма Андрея Тарковского «Солярис». Картина к тому времени была уже увенчана самой престижной для художника наградой Каннского фестиваля -- не Пальмовой ветвью, которую зачастую вручали по политическим соображениям, а спецпризом за режиссуру, которым наделяли за подлинные художественные заслуги. Всего этого я сама не запомнила, как не помню, где и когда впервые увидела этот фильм. Помню, что писала в школе сочинение о «Солярисе» (не о книге Лема; конечно, ее я тогда не читала, а именно о фильме, меня потрясшем) по заданию учителя литературы, спасибо ему за это. И фильм, несколько раз пересмотренный, остался в памяти вместе с тогдашними моими подростковыми впечатлениями.

Помню движение машины по бесконечному лабиринту автострад (кто-то, мама, наверное, рассказал, что снимали это в Токио, тогда не менее от меня далеком, чем сам Солярис). Начало фильма медленно, но верно захватило не сразу понятной историей странной планеты, таинственность которой так подогревает воображение, что почти болезненно страшно от каждого шага Криса-Баниониса на пустынной станции. А чей-то смех и детский мячик -- это что-то жуткое. Уж не говорю про ухо, что вдруг случайно вслед за Крисом замечаешь в комнате Сарториуса-Солоницына... Волшебным ужасом наполняется сердце, когда проснувшийся Крис видит сидящую в комнате Хари в этом ее платье без застежек и бежево-коричневой шали. Гигантский ребенок, шевелящийся в океане, -- было так сладко бояться его увидеть. А как Хари прорывала металлическую дверь, и потом на ее коже стремительно зарастали раны... Это был настоящий хоррор и настоящий экшен, снятый не для детей и невыросших взрослых, а вполне уважительный к зрителю и потому особенно впечатляющий.

Тарковский так удачно дозировал объяснения, что суть происходящего никогда не была ясна полностью. Догадки и варианты роились в голове до тех пор, пока вдруг часть логического пазла вставала на свое место и наступало понимание.

Все 155 минут фильма погружали меня в мир таинственный, пугающий, но в то же время узнаваемый и близкий. Люди и их поступки были понятны, объяснимы и увлекательны. Не скажу, чтобы меня сильно волновали исследование вины Криса перед Хари и причины ее земного самоубийства. Но их отношения на станции были понятны полностью, а добрая воля Соляриса казалась тогда очевидной. Умилившись собственной догадливости, я осознала еще до финального кадра с домиком посреди океана, что дождь, который продолжал литься внутри дачи, это ошибка Соляриса, неточно сканировавшего воспоминания Криса.

Напрасно Станислав Лем сердился на Тарковского («Я просидел шесть недель в Москве, пока мы спорили о том, как делать фильм, а потом я назвал его дураком и уехал домой»), упрекая его в том, что тот «снял не «Солярис», а «Преступление и наказание». Во всяком случае для меня тогда, в упрощенном соответственно возрасту виде, проблемы чуждого сознания, непознаваемости и неполной проницаемости друг для друга разных цивилизаций были очевидны. Причем понятны на чувственном, эмоциональном уровне, через сказочно-чудесную, волнующую историю.

Братья Стругацкие были к Тарковскому более снисходительны, когда он снимал «Сталкера» по их роману, оставив от литературного источника лишь пару деталей -- саму Зону и таинственную комнату, подобно Солярису отзывающуюся на самые скрытые и сущностные желания и страхи человека. Впрочем, для Стругацких он тогда уже был автором «Соляриса» и «Зеркала».

Все разговоры о том, что Содерберг снимает ремейк «Соляриса» Тарковского, вполне можно признать досужими. Хотя первые кадры фильма, в которых сначала льет дождь, а потом появляется Клуни, странным образом похожий на молодого Баниониса, отсылают к картине Тарковского всех, кто к этому готов. Но быстро становится ясно, что ни до Тарковского, ни до Лема Содербергу никакого дела нет. Он рассказывает другую историю, основанную на событиях романа в той же степени, в которой мировая культура основана на античных мифах.

Его интересует история любви Криса Кельвина и его жены, почему-то названной в фильме Реей (Наташа Макэлоун). Если когда-то Лем сетовал, что Тарковский лишил его возможности увидеть планету Солярис, так как снял камерный фильм, то после просмотра нового варианта он может только плюнуть в сердцах. Несмотря на продюсерство титанического Камерона, фильм вышел не просто камерный, а совсем малобюджетный, как спектакль без декораций на малой сцене. Заняты в нем всего пять актеров, примерно столько же и мест действия: станция, квартира Кельвина, улица Нью-Йорка, электричка... Рея вспоминает, что в квартире Кельвина было темно и никаких картин на стенах. В каюте станции тоже темновато. Окружающий мир погружен в полутьму и лишен подробностей. На первом плане, под лучом прожектора, двое -- он и она. И никакой Солярис им не интересен. Изменились и обитатели станции. Место астробиолога Сарториуса, циника и прагматика, сыгранного когда-то Александром Солоницыным, заняла чернокожая женщина Гордон (Виола Дэвис). Это упорная и мужественная дама, которой претит мысль о том, что кто-то, пусть даже планета, может навязать ей свою волю, то есть персонаж скорее комический. Еще более забавен Сноу (Джереми Дэвис). Небольшим внешним сходством актера с Юри Ярветом -- оба невысокие, худощавые, -- сыгравшим этого ученого (в русской транскрипции с фамилией Снаут) близость персонажей ограничивается. Тем более что в конце Сноу обернется совсем не тем, чем кажется...

Но это герои второго плана. Любовь Кельвина к его бывшей жене и взаимоотношения с новой женщиной, осознающей, что она не человек, а лишь материализованные воспоминания, -- вот главное. Сегодня, в нулевые годы XXI века, человечество занимает не встреча с чужим разумом и не инопланетные существа, а клонирование и виртуальные версии реальности. Собственно, в фильме все равно, человек ты или клон от Соляриса. Когда и где произошло превращение -- тоже не важно.

Финал разочаровывает. Для того ли мы на протяжении полутора часов наблюдали, как мучаются в прошлом и настоящем герои, чтобы все формально завершилось хеппи эндом... Любовники вместе, на Земле или на Солярисе, значения не имеет. А я-то думала, что режиссер, он же сценарист, разживется какой-нибудь развязкой и предложит развитие идеи о том, что отношения с людьми зависят от нашего восприятия и мы все пленники собственного воображения. Нет, оказывается, любовь побеждает смерть. Спасибо, нам уже говорили.

Увы, мир не стал умнее. Конечно, сейчас, пересматривая «Солярис» Тарковского, можно заскучать от его медлительных длинных планов или усмехнуться диафильму по картинам Босха и Брейгеля. Но своей дочери я все-таки дам посмотреть тот, старый «Солярис». И вовсе не потому, что в нем нет эротических сцен с обнаженным задом красавца Клуни.