Директор Института водных проблем, член-корреспондент Российской академии наук Виктор ДАНИЛОВ-ДАНИЛЬЯН полагает, что обязательства по Киотскому протоколу не будут сдерживать развитие промышленного производства в России.

-- Виктор Иванович, почему наша страна должна ратифицировать Киотский протокол?

-- В этом соглашении независимо от «климатической составляющей» я вижу бесспорные экономические выгоды. А возражения против его ратификации мне кажутся совершенно несостоятельными. Против -- только самоуговоры, мифы, клаустрофобия, и никаких серьезных аргументов.

-- Многие ваши оппоненты вообще ставят под сомнение идею контроля над климатом, считая недоказанной роль человеческой деятельности в глобальном потеплении.

-- Все говорят о потеплении, связанном с парниковым эффектом. Но на самом деле проблема с климатом гораздо серьезнее. Разбалансировалась и переходит в какое-то другое состояние сама климатическая система, и мы не знаем, в какое. Потепление, которое, вне всякого сомнения, надежно и достоверно регистрируется обработкой статистических данных, не более чем один из симптомов. Другой симптом, который тоже фиксируется объективно, это усиление всевозможных погодных аномалий: засух, наводнений, ураганов, резких скачков температуры не только вверх, как было в Европе в этом году, но и вниз. Самые жаркие дни сейчас жарче, но самые холодные ночи холоднее, чем 20--30--100 лет назад. А средние показатели все равно будут расти.

Что касается доказательств... Строгие доказательства возможны в формальных математических построениях, в остальных случаях доказать можно только фактами. Все, кроме математики и логики, не доказывается, а бывает более или менее убедительно аргументировано. Например, теория Дарвина не доказана, ее даже экспериментально проверить нельзя. То же и со всеми предположениями относительно климата. Они кажутся более или менее достоверными большему или меньшему количеству ученых. Но подавляющее большинство современных климатологов считают, что в процессах, происходящих сейчас с климатом, определенную роль играет человеческий фактор, или антропогенное воздействие. То есть, не нужно на 100% объяснять климатические изменения ролью человека. Обоснованным можно считать уровень в 30--40%. Этого достаточно.

-- Каковы же экологические, экономические и политические выгоды от присоединения России к соглашению?

-- Главное направление получения выгоды -- механизм так называемого совместного осуществления. Он допускает, что деньги в сокращение выбросов вкладываются в одной стране, где можно достигнуть цели наименьшими инвестициями, а другая записывает полученное снижение выбросов в зачет по своим обязательствам. Допустим, Дания должна сократить выбросы. Она может потратить деньги на эти цели у себя, а может вложить их в реконструкцию ТЭЦ, к примеру, в Конакове. Разница по затратам на сокращение выбросов между предприятиями в России и Западной Европе может составлять 12--20 раз. То есть за одно и то же количество денег Дания получит большее сокращение не у себя, а в России, где никогда толком не занимались энергосбережением. Дания может не одна участвовать в проекте, а скажем, совместно с РАО «ЕЭС». Если в результате этих мер ТЭЦ в Конакове снижает выбросы, полученное сокращение делится пропорционально вкладам, и доля Дании идет ей в зачет.

Что мы в итоге получаем? Западные инвестиции в обновление производства. Экономию топливных ресурсов на единицу продукции. Повышение ее качества и общее снижение затрат. А сокращение выброса парниковых газов нужно каждому, потому что климатическая система одна для всех.

-- А политически что нам это даст?

-- Европа хочет ратификации протокола Россией. И без сомнения, этот шаг европейцами будет расценен в высшей степени позитивно. Ратификация документа и заключение значительного числа соглашений, связанных с механизмом его реализации, это важный аргумент в пользу повышения кредитного рейтинга нашей страны. Отказ или волынка, фактически равносильная отказу, это повод для Европы задуматься о том, можно ли вообще с нами иметь дело.

-- Почему представители ЕС так настойчивы?

-- Европейцы очень обеспокоены возможностью климатических катаклизмов. Европа в отличие от США весьма густонаселенная и уязвимая. От ураганов пока не страдает, но бывают наводнения, дикая жара, и кто его знает, какие в связи с климатической болтанкой Европу ждут морозы. С другой стороны, Европа находится на более передовом технологическом уровне, чем США, в части энергосбережения, использования воды и остальных ресурсов. У европейцев все резоны для того, чтобы настаивать на своих стандартах, -- они самые жесткие. И конечно, они стремятся обеспечить рынок для своих технологий.

-- Не попадем ли мы в зависимость от этих технологий?

-- Сейчас мы находимся в зависимости от своих основных фондов, 70% которых старше, чем полагается по срокам службы оборудования. Это гораздо худшая зависимость, чреватая техногенными катастрофами, авариями, прекращением производства продукции и подачи электроэнергии или воды. Можем мы самостоятельно выйти из этой зависимости от безнадежно устаревшего оборудования? Не можем. Почему не пользоваться западным оборудованием, оплачивая его лишь частично или вообще без финансовых затрат, только передавая в зачет достигнутое сокращение выбросов?

-- Киотский протокол знаменит своей идеей торговли квотами на выбросы парниковых газов. Идея довольно экзотическая: товар виртуальный, а цены только приблизительные. Стоит ли всерьез рассматривать квоты на воздух как источник получения прибыли?

-- На самом деле идея не новая. Торговля квотами на выброс сернистого газа в США существует 25 лет и довольно успешно работает внутри страны. Вообще все недоразумения с «торговлей квотами» связаны с тем, что парадоксально звучит само это словосочетание -- «излишек сокращения». Но если вы обязаны что-то сокращать, этот излишек становится торгуемым. Если «сэкономленные» выбросы отдельно взятого предприятия «меняются» на контракт с конкретным инвестором -- это проект «совместного осуществления». А если полученная экономия поступает на рынок и «меняется» на деньги -- это уже торговля квотами.

-- Но какие цены будут -- они нам что, не важны?

-- Нас сейчас некоторые начинают этим рынком квот пугать, дескать, протокол мы ратифицируем, а на рынке нас обманут. Но это же ерунда: хочешь -- продаешь, не хочешь -- не продаешь. Мы не берем никаких обязательств по торговле квотами. Наши обязательства -- не превышать уровень выбросов 1990 года и организовать систему контроля и учета этих выбросов. Поэтому, если мы продадим любую квоту, сколько бы за нее ни дали, -- уже неплохо, нарушением обязательств это нам не грозит. Мы никаких гирь себе на ноги не вешаем. Запасенные Россией с 1990 года 3 млрд тонн выбросов в пересчете на углерод, наш «излишек сокращений», -- надежный буфер.

-- Как и где все-таки могут продаваться квоты? На бирже? По межправительственным соглашениям?

-- И на обычной бирже, и по соглашениям. Например, партнеры заключают договор по проекту совместного осуществления. В дополнение к этому проекту они могут оформить сделку по продаже квоты.

-- На государственном уровне или на уровне компаний?

-- Продавцом и покупателем могут быть и компания, и государство.

-- Мы можем выступать только в качестве продавцов? Означает ли это, что перспектив экономического роста у нас никаких?

-- Дело в том, что 1990 год -- это максимум выбросов в России, самая выгодная база для нас. Когда говорят, что нам навязали Киотский протокол, нужно ответить: это мы навязали миру 1990 год. Дебаты по поводу того, какой год выбирать в качестве базового, длились года три. И еще нам удалось настоять на том, что мы не будем брать обязательств по снижению, а только по непревышению выбросов.

За время спада, последовавшее после 1990 года, мы потеряли не только продукцию, которая выпускалась на устаревшем оборудовании, но и значительную часть самого этого оборудования. Когда мы говорим об удвоении ВВП, то есть о возвращении к уровню 1990 года, неужели предполагается восстановить мартеновские печи? Это абсурд. Экономический подъем возможен только на энергосберегающем оборудовании, и рост выбросов будет резко отставать от роста производства. В далекой перспективе из накопленных 3 млрд какую-то часть израсходуем, но все не сможем, даже если захотим.

-- В таком случае не станет ли принятие Россией обязательств по протоколу сдерживающим фактором для развития нашей экономики?

-- Киотский протокол касается только периода до 2012 года. Нет ни одного разумного сценария развития нашей экономики, при котором в 2012 году выбросы углекислого газа в атмосферу превысят уровень 1990 года. Скорее всего и запас полностью сохраним.