Каждый театральный критик в душе считает себя мастером дедукции, умеющим восстановить (или, что еще интереснее, предугадать) общую картину по нескольким известным фактам. Правда, в отличие от Шерлока Холмса, критикам свойственно радоваться именно тогда, когда их ожидания не оправдываются; когда человеку, казалось бы, вычисленному до последней ниточки, удается сделать некий непредсказуемый, озадачивающий художественный жест. С актерами, режиссерами, драматургами, о которых все ясно заранее, жить довольно скучно.

Угадывать наперед не такое уж хитрое дело. Давайте попробуем: новый спектакль Театра п/р О. Табакова называется «Солдатики». Поставил его молодой актер Дмитрий Петрунь (год выпуска -- 1998), безусловно обладающий некоторыми режиссерскими задатками. Автор пьесы -- Владимир Жеребцов, журналист из Стерлитамака. Год его рождения мне неизвестен, но прикинем: школа, армия, институт, десять с чем-то лет журналистской работы -- значит, около тридцати пяти. Раньше пьеса Жеребцова называлась «Подсобное хозяйство», а еще раньше -- «Чморик», что в переводе с армейского на общеупотребительный русский будет означать нечто вроде «тщедушный недотепа».

Итак, действие происходит в армии, а уменьшительное «солдатики» недвусмысленно указывает, что персонажи Жеребцова -- солдаты срочной службы. Время действия -- вряд ли «наши дни»; такие пьесы удобнее писать по личным воспоминаниям, следовательно, все должно происходить еще при советской власти: скажем, уже после Брежнева, но еще до Горбачева. Следовательно, никакой Чечни и вообще минимум политики, рутинная дедовщина, упал-отжался, тоскливые разговоры о бабах, осатанелый дембель. Именно, именно, дорогой Ватсон, и не забудьте, что в пьесах должны быть женские роли: смело вводим какую-нибудь шалаву, обслуживающую весь гарнизон (скажем, перезрелую буфетчицу из солдатской чайной), и, по контрасту с нею, трогательную старушку-мать или нежную невесту. Офицеры нагло воруют, солдаты пьют все, что горит, а «чморик», к воинской повинности не приспособленный, -- это, разумеется, главный герой. К нему-то мать/невеста, конечно, и приезжает. В финале, должно быть, он погибает при драматических обстоятельствах? -- ну а то как же, при самых что ни на есть драматических. В общем, задача на две трубки.

Дедукция, правда, не позволяет понять, кому и чем приглянулась эта ностальгическая чернуха. Никакая деликатность не заставит назвать пьесу Жеребцова актуальной: тема даже не заезжена, а просто закрыта. В 1990 году Лев Додин инсценировал повесть Сергея Каледина «Стройбат» и поставил с новым поколением Малого драматического театра свой безжалостный, безнадежный, на весь мир прославленный Gaudeamus: спектакль этот можно было не любить, но его значительность несомненна. Что до литературы, там в конце 80-х -- начале 90-х прокатилась целая волна антиармейской прозы: не то чтобы выдающейся, но нужной и всеми читаемой. Кроме «Стройбата» стоит вспомнить «Зему» Терехова и «Сто дней до приказа» Полякова -- повесть, написанную в 1980-м, а опубликованную лишь в 1988-м: все это были очень своевременные книги. Но где присесть на этом поле нынешнему журналисту из Стерлитамака, как бы ни велика была его потребность вспомнить о прошлом? Ну ведь правда же: все сказано!

Тем не менее пятиактное «Подсобное хозяйство» Владимира Жеребцова в постановке того же Дмитрия Петруня отлично прошло на Декаде новой драмы (март 2003-го). Во всяком случае Олег Табаков только ее принял к постановке. Спектакль был доведен до ума, энергично сжат («Солдатики» идут 1 ч. 50 мин.), но режиссер-дебютант сумел сохранить то, что, на мой взгляд, в пьесе Жеребцова было самым важным и своеобычным: не общеизвестную «чернушную» фактуру, а элегическую авторскую интонацию.

Да, представьте себе, элегическую! Каковы бы ни были, где бы ни прошли молодые годы, тридцати-с-хвостиком-летние люди, как правило, вспоминают их с нежностью. Нежность Жеребцова распространяется даже на армейскую свиноферму, где служит относительно бывалый солдат-работяжка Хруст (Алексей Гришин) и куда пригоняют на подмогу новобранца Новикова (Артем Семакин). Хруста легко назвать вахлаком; на самом деле он всего лишь простодушен; Новикова легко счесть никчемным заморышем; на самом деле он ангел. Вампиловский Хомутов из «Провинциальных анекдотов» -- ближайший его родственник.

Все трогательное и даже возвышенное, чем Жеребцов нашпиговал свою пьесу, может показаться наивным, а на взгляд суровых авторов антиармейской прозы, даже фальшивым. Тихая и упорная богобоязненность Новикова: мало того что он не комсомолец (начальство в полном ужасе), он еще и девственник почище Алеши Карамазова (Хруст в полном отпаде). Внезапная лирическая тоска полногрудой буфетчицы Анны (Юлия Полынская); душевное просветление самого Хруста; ясные глаза девушки Кати (Ольга Красько), которую чуть было не изнасиловал главный отрицательный дембель; уже то, что дембеля этого (Алексей Панин) зловеще зовут Бесом, -- в общем, такая смесь «Стройбата» с «Маленьким лордом Фаунтлероем» должна была бы вызывать раздражение. Однако не вызывает: отчетливо ощущается, что спектакль поставлен и сыгран вполне честно. Это оказалось возможно сразу по нескольким причинам -- помимо, разумеется, литературного качества самой пьесы: не блестящей, но добротной.

Во-первых, потому, что воспоминания о службе в Советской армии действительно уже подернулись сентиментальной дымкой: это блистательно обыграл Евгений Гришковец в самом умилительном своем спектакле «Как я съел собаку». Во-вторых, потому, что Владимиру Жеребцову, как и любому драматургу на его месте (скажем, любому из авторов фестиваля «Новая драма», что стартует послезавтра), искренне желаешь удачи, а энергия дебюта всегда заразительна. Но главное, как я понимаю, состоит в том, что высветлить реальность вновь стало насущной театральной потребностью.

У раннего, еще до всякой додекафонии, Арнольда Шенберга есть сочинение для струнного секстета, которое называется «Просветленная ночь» (Verklarte Nacht, Op. 4). Его играют очень часто; оно имеется в репертуаре и у «Солистов Москвы» Юрия Башмета, и у «Виртуозов Москвы» Владимира Спивакова; существует замечательная запись оркестрового варианта, когда Берлинским филармоническим оркестром дирижирует Герберт фон Караян, -- вещь, в общем, известнейшая. Начинается она с заунывных, ничего, кроме смерти, не сулящих причитаний виолончели, а кончается тихим, но оттого не менее отчетливым обещанием любви, добра и красоты. Наверное, потому всем она и мила: было бы наоборот -- исполняли бы куда реже. По аналогии с нею я назвал бы «Солдатиков» уже не ностальгической, а «осветленной» чернухой. Мне кажется, что это довольно точное жанровое определение. Прямо хоть в программке пиши: «Чернуха осветленная, витаминизированная». Энергетическая ценность -- столько-то килокалорий. Не без консервантов, конечно, но что поделаешь.