«В театре «Современник» - второй подряд отличный спектакль. И это, несомненно, главное пока событие нынешнего сезона» («Итоги», 13.01); «Современник» в нынешнем сезоне хочется славить проникновенно и безнадежно...» («Новые известия», 14.01); «Театр «Современник», решивший быть верным своему названию...» («Культура», 16.01). Высказывания о спектакле, поставленном Ниной Чусовой по пьесе сербской журналистки Биляны Срблянович, отличаются редкостным единодушием, и я от всей души готов присоединиться к хвалебному хору. Спектакль остроумен, ярок, динамичен, красиво выстроен и блестяще сыгран. Он поучителен без назойливости и общедоступен в лучшем смысле этого слова. Аншлаги ему обеспечены надолго.

Единственное, в чем можно было бы упрекнуть вполне успешную премьеру, - мир, сочиненный драматургом и режиссером, выглядит так, словно он собран из деталей конструктора.

Основа сюжета - дети играют в «семью», истово и нелепо подражая взрослым, - давно знакома. Идея «game-жизни» (игровые эпизоды именуются level» и чередуются с компьютерной анимацией) - тем более. Общая установка на «неправильность» и алогизм бытовой речи («Убери свою блохастую собаку, по ней бегают блохастые микробы») унаследована от Петрушевской; обилие перебранок с умеренным, но эффектным использованием ненормативной лексики вызывает в памяти драматургию Коляды; сентиментальность финала, венчающего эти «недобрые игры», - Арбузова, а фразы типа «Через десять, двадцать, сорок, сто лет все изменится» - сами понимаете кого (чувствуется, что Сергей Гирин не только переводил, но и адаптировал пьесу).

Добавим, что Ольга Дроздова («мама»), Галина Петрова («папа»), Чулпан Хаматова («сын») и Полина Рашкина (бессловесная «собака», которую жалко больше всех), отнюдь не пытаются возродить отмирающее амплуа травести. Нина Чусова предложила им более органичную и увлекательную задачу: актрисы - в этом вся прелесть! - играют четырех клоунесс, которые играют детей, которые играют во «взрослую жизнь». Клоунада сейчас - важнейшее из искусств: можно вспомнить и квартет клоунов в машковском «Смертельном номере», и театр «Квартет И», вульгарный, но процветающий, и многое другое. Клоуны - от великого Славы Полунина до самого убогого из бесчисленных теле-кривляк - истинные герои нашего времени: Чусова идет торными путями, и правильно делает. На компилятивность сетовать не приходится: «сборка» открыто объявлена главным принципом сюжетосложения.

Действие спектакля «Мамапапасынсобака» начинается с того, что на экране (он же - одна из простыней, развешенных вдоль сцены) загорается надпись: LEGO FOR FOUR. Красные пластиковые ящики, которые в изобилии выставлены на сцену художником Владимиром Мартиросовым, можно вообразить детальками детского конструктора. Да и название, пишущееся в одно слово, подтверждает: режиссер занят тем, что собирает из частей целое. Это сразу и способ работы, и смысл сюжета.

От историй «из действительной жизни», играемых всерьез и с надрывом, нынешний зритель шарахался бы, как вампир от чеснока, но подобные истории практически сняты с отечественного театрального производства (впрочем, иногда они ввозятся из Англии - благодаря настойчивым усилиям Британского совета). Чтобы вернуться к честному и, куда деваться, болезненному разговору о том, как живет большинство, театр изобретает всяческие манки и уловки. Детская игра, придуманная Биляной Сбрлянович, - дивное кривое зеркальце, в котором муторное и озлобляющее однообразие взрослой жизни выглядит не гнетущим, а комичным.

Непрерывность - вот что тягостнее всего в тусклых семейных буднях. Ее-то и не берут в толк дети, превращая любое «взрослое дело» в преувеличенно яркую репризу, в клоунаду для себя. Вот так папа отдыхает: развалившись и со скучной миной листая номер «Плейбоя» (Галина Петрова каким-то образом ухитряется передать, что скучает не только «папа», но и ребенок: разглядывать глянцевые сиси и попы ему совершенно неинтересно). Вот так хозяйничает мама, разливая по тарелкам «вкусный-превкусный супчик» из песка (Ольга Дроздова строит роль на резких виражах: «мама» улыбается, сюсюкает, а потом вдруг как заорет: «А-а-а-а! А-а-а-а-а! Он не вымыл руки!»). Вот так мается от безделья «сын»: Чулпан Хаматова сосредоточенно и бессмысленно стучит баскетбольным мячом о скат детской горки. Очень заметно, что играть в «семью» ее персонажу надоело до чертиков, но как придумать что-нибудь другое? Ничего другого нету.

Если верить Биляне Срблянович, мир детей целиком кроится по образу и подобию взрослого мира. Что они видят ежедневно, тем и заполняют свои игры. «Мама» плачет: кто-то донес, что она не заплатила налоги, и ее уволили с работы. «Папа» смеется: а это я донес - чтобы ты не была такой дурой! «Сын» отбирает у доверчивой «собаки» что-то лакомое: «Дура, уродина! Давай, мсти, догоняй!» - и очень теряется, когда обиженная собака попросту отходит в сторону: разве в жизни так делают? Правила ведь всем известны: дают - бери, бьют - беги. Кто слабее, тот не прав. «В кругу друзей не щелкай клювом!» (смех в зале), и так далее. Вывод напрашивается: если детские игры злы и убоги, в этом (как и во всем прочем) виноваты взрослые.

В таком упрощении жизни есть нечто специфически журналистское. Режиссер смотрит на вещи иначе. Самое замечательное (и самое страшное) в спектакле Нины Чусовой - те минуты, когда игра превращается в «не-игру» и изображаемые чувства вытесняются натуральными. Самоутверждение в злости - захватывающее занятие, и сладострастию злости дети учатся отнюдь не у родителей. Оно дано человеку от природы, Чусова об этом знает.

Вот героиню Полины Рашкиной, больную девочку, принимают в игру на правах «собаки» и ставят на четвереньки (собаке так положено). Она не понимает, что с ней делают, застенчиво сопротивляется - делать нечего, надо применить силу. «Дай ей по животу, чтоб согнулась!» (бьют пластиковыми бутылками: получается не больно, но громко). - «А теперь по спине!» - «И по ногам!» - «По спине!» - «По ногам!» Азарт нарастает, глаза разгораются. Это очень приятно: бить человека, который никак не сообразит, за что его бьют.

«Младенцы невинны по своей телесной слабости, а не по душе своей» - печальную максиму бл. Августина можно поставить эпиграфом к спектаклю Чусовой.

Интересно проследить, как прорастает и усиливается в этом спектакле тема смерти. Она звучит в блатной песне, занесенной из взрослого мира («Мне в суде корячится вышак»); в «страшилке» про черную-черную школу, которую под конец затапливает черная-черная жижа («И ты умер? - Ну ваще! Сдох по-черному!»); в отчаянном крике «сына»: «Если вы не прекратите драться, я вас убью!..» (на экране вспыхивает надпись: TO BE CONTINUED) и т.д. Нарастание темы маскируется забавными шутками, нарочитыми грубостями или, напротив, всплесками сентиментальности, но заглушить ее режиссер даже не пытается. Да и странно было бы пытаться, имея под рукой многоценную жемчужину - истинную трагическую актрису.

Чулпан Хаматова может выбрать острую (заметим - уже довольно поношенную) речевую характерность, приклеить себе невыразимые уши, отработать карикатурную пластику малолетнего шпаненка и т.д.: природу дара никуда не спрячешь. Ее «отмороженный мартышон» (определение «Новых известий») - полноценный трагический персонаж. С уходом «сына» (надо видеть, как Хаматова всползает по скату горки, оскальзывается, ползет дальше) жизнь-игра теряет смысл, как оно и положено в трагедии. Мало ли, что никто из персонажей не умирает на наших глазах, - весь мир заполняется страшной новостью: «смерть неизбежна». Бедным детям (никакие они больше не клоуны!) остается только вразнобой повторять: мама, папа, я буду хороший, я буду любить то-то и то-то и совсем не буду делать того-то - только не умирайте! С некоторой натяжкой это можно назвать катарсисом.

Назвать же спектакль «Мамапапасынсобака» лучшей премьерой января можно, я думаю, без всяких натяжек.