Сегодня в Ясную Поляну можно приехать на поезде, причем экскурсия начнется прямо с Курского вокзала, откуда в девять утра отправляется специальный экспресс до Козловой засеки. Конечную станцию недавно заново построили на средства Московской железной дороги, и приезжающих она буквально ошарашивает -- все здания, а также лавочки, фонари и часы стилизованы под 80-е годы XIX столетия, и даже привычные плакатные окрики «С платформы не прыгать» заменены на изящное: «Господа, берегите жизнь!» Понятно, сразу вспоминаешь про «Анну Каренину», которую Толстой писал как раз в то время, когда недалеко от усадьбы проложили железную дорогу.

Не только кассы, буфет, погреб и багажный сарай притворяются старинными постройками, но и несколько соседних жилых домов перекрашены для ансамбля. Легко можно себе представить, как именно на такую новенькую Козлову засеку приезжал верхом Лев Николаевич за почтой, но был ли тогда так аккуратно подстрижен английский газон? Можно, конечно, скривиться на очевидную новодельность построек, их бутафорский характер (хотя старинным шрифтом выведено реальное расписание поездов, и пирожки в буфете тоже вполне настоящие), но всякий снобизм кажется неуместным, когда видишь, посреди чего стоит эта игрушечная станция. Обычная поселковая жизнь среди огородов, гаражей, покосившихся заборов, мусорных куч и разбитых дорог как будто стыдится самой себя на этом фоне, и ее неряшливое убожество понемножку сдает позиции.

Все, что связано в этой местности с Ясной Поляной, отличается повышенной аккуратностью. Вместо ожидаемой от музея аутентичной старины всюду, кроме мемориальных зданий, встречаешь стремление к умеренному, в духе тихой буржуазной Европы, комфорту. Новенькое кафе «Прешпект», украшенное домоткаными ковриками; сверкающие чистотой номера в обновляемой гостинице с европейским количеством полотенец в просторной ванной; веселенький детский сад; вычищенные поляны и лесочки в самой усадьбе; и даже аккуратные сосновые кресты на фамильном толстовском кладбище в Кочаках -- все это не просто примеры рачительной хозяйственности, но вечная борьба с энтропией, с вездесущим российским хаосом, который настойчиво дает о себе знать. То грудой ржавого железа на задах хоздвора, которую истово фотографирует отставший от группы японец, то голубеньким мохеровым женским беретом, сползающим на багровую физиономию садового рабочего, то разметанными по дорожкам ухоженного парка пластиковыми пакетами после субботних экскурсий.

Экскурсантов в Ясной Поляне много, в выходные большая стоянка целиком забита «икарусами», «газелями» и автомобилями, в основном с московскими номерами. Тут же бойкая торговля тульскими пряниками в виде сердечек, белочек и мобильных телефонов, самоварами, открытками, колокольчиками. На образцах местной продукции часто изображены две белые будки, отдаленно напоминающие въездные башни усадьбы. Продавщица конфузливо объясняет: это вот такой наш символ. Но когда все уезжают, в усадьбе продолжается настоящая жизнь, центром которой, душой и вдохновителем является, конечно, ее директор Владимир Толстой.

Талант организатора он, похоже, унаследовал не от великого своего прадеда (хозяйственные начинания классика, как правило, заканчивались не слишком удачно), а от более далеких предков, князей Волконских, купивших Ясную в 1763 году и потом активно расширявших и обустраивавших имение. Стараниями Николая Волконского усадьба приобрела те основные очертания, что сохранились по сей день. Это ему принадлежит замечательная фраза: «Где виден нам конец, там нет надежды», относящаяся всего-навсего к решению не обносить усадьбу изгородью, а ограничиться рвом, точнее, канавой с водой. Волконский видел имение прообразом мира, града, и потому его начинания имели капитальный характер, планировалось и строилось все навечно.

Подобная рачительность в некоторой степени свойственна была и отцу великого писателя, ставшего хозяином Ясной Поляны после женитьбы на дочери Волконского (очень хочется перенести на эту историю знакомые черты княжны Марьи Болконской и Николая Ростова из «Войны и мира»). Так что созидательная активность сегодняшнего директора Ясной Поляны -- устойчивая наследственная черта.

Столь же старинные корни имеет и его безусловный авторитет у местных жителей. И дело тут даже не в личных особенностях, а в том неутолимом желании сельского населения наделить любого руководителя властью отца и хозяина, чтобы в дальнейшем с него спрашивать и на него одного и надеяться.

Образ усадьбы, коей и является имение Ясная Поляна, до сих пор обладает особой привлекательностью именно как модель желательного устройства мира. В отличие от разрушенной сельской общины с ее круговой порукой усадьба предполагает единоначалие, центростремительную организацию, при которой воля, инициатива и ответственность исходят от одного лица, все прочие же подтягиваются к делу в зависимости от способностей и усердия.

Энергии Владимира Толстого хватает не только на музей, его жизнеустроительный пыл, не встречая достойных преград, все шире разливается на округу. На вид он кажется моложе своих лет, возможно, что и его мягкость, и застенчивая доброжелательность -- только видимость, а на самом деле у него волчья хватка и железные нервы (а как иначе ему удается все провернуть?). Но у него обаятельнейшая улыбка, и, поговорив с ним несколько минут, хочется все бросить, уехать в Ясную и немедленно положить все силы на развитие «территории». Планы же у Владимира Толстого все более грандиозные.

По убеждениям Владимир Толстой, похоже, государственник. С досадой замечает он, что местные власти сегодня в делах собственности отдают приоритет частным владельцам. Это немного странно слышать, так как скорее ожидаешь обратного расклада, однако, поскольку музей имел судебные тяжбы с несколькими новыми владельцами дач в округе, толстому видней.

Для него принадлежность очередного куска территории государству гарантирует сохранение хоть какого-то контроля над ее использованием. Тула ведь находится недалеко от Москвы, и земля вокруг Ясной Поляны стремительно дорожает. Пока состоятельные люди охотно строят здесь дачи, но и земли сельскохозяйственного назначения в этом регионе имеют очевидную привлекательность, так как юг области богат черноземом. Не случайно в начале 90-х годов был обилен приток населения в область за счет иммигрантов, в том числе духоборцев из Грузии, основавших преуспевающий колхоз имени Льва Толстого в Чернском районе, или молокан из Армении и Азербайджана, выжить которым помогли средства международных организаций. Сейчас приток иммигрантов почти иссяк, но с решением вопроса о выкупе сельхозугодий в собственность на плодородные земли придут новые люди. Пока, правда, сельские пенсионеры, в том числе и из села Крапивна, готовы отказаться от выделенных им после распада колхозов участков, так как не в состоянии платить земельный налог. А Владимиру Толстому жаль Крапивны, он хорошо себе представляет, во что превратится это место, если оставшуюся бесхозной землю купят частники под коттеджную застройку. Организовать этот неизбежный процесс, возглавив его и направив стихию в правильное русло, -- в этом, как я понимаю, и состоит миссия, которую взял на себя нынешний директор Ясной Поляны. Его новая идея состоит в освоении старинного уездного города Крапивна и превращении его в место паломничества туристов со всего мира.

Впервые Крапивна упоминается в 1371 году в завещании великого князя Димитрия Донского. В 1587 году Крапивна выжжена крымскими татарами, в 1607 году взята штурмом войсками воеводы Шуйского.

В 1777 году Крапивна получает статус уездного города Тульского наместничества, а с 1797-го -- Тульской губернии. В 1779 году был утвержден составленный Петербургской комиссией генеральный план города. Было предусмотрено две площади (главная и торговая) и сорок кварталов жилых домов. В это время в городе было 27 лавок и 153 дома.

В первой четверти XVIII века в 347 дворах Крапивны проживали 3092 человека, действовало два завода, фабрика. В уезде добывалась железная руда, которая поставлялась на металлургические заводы Тульской и Калужской губерний. Основные месторождения находились в северо-восточной части уезда и окрестностях Крапивны.

В конце XIX века в Крапивне работало два водочных, три паточных и кожевенный заводы. В городе имелись уездное училище, женская прогимназия. Население, по данным 1894 года, составляло 2900 человек.