Бывает так. Идешь на выставку окрыленный. Ожидаешь: ну щас, ну вот. Эврика. Море восторга. Взахлеб. А как попал в зал, то весь энтузиазм высвистелся из тебя, как воздух из лопнувшего шарика. А бывает наоборот. Тащишься на вернисаж угрюмо-хмуро-понуро -- а там нирвана и просветление. По правде говоря, нынешняя «Арх-Москва» не отражает ни первую ситуацию, ни вторую. Седьмая ярмарка архитектуры и дизайна стала честным дополнением собственного пресс-релиза. Вот вам обещанные звездные салюты (Иван Леонидов, Питер Кук, Арне Якобсен, Филипп Старк). Вот цвет современной российской архитектуры в проекте «Арх-Каталог». Вот культовая европейская мебель компании Cappellini на коммерческой территории выставки. Все так. Все подано вовремя и к месту. Но как-то слишком стерильно и пресно. Словно речь идет не о живом архитектурном процессе, а о лаборатории НИИ под стеклянным колпаком.

Наиболее показателен в этом отношении «Арх-Каталог». Экспертным советом выставки к участию в нем были приглашены сорок три архитектора и архитектурные компании. Выбор приглашенных осуществлялся на основании публикаций в престижных архитектурных журналах «Проект Россия», «Проект Классика», «Архитектурный вестник». Выбрали тему «каталога». Ею оказалась «Моя любимая вещь» (проект или постройка). Участвовать согласились тридцать шесть авторов (включая авторские группы). Иные избранные (Сергей Малахов, Борис Бернаскони) увлечены абстрактной игрой первоэлементов. Изучают законы гравитации, пограничные зоны и комбинации архетипов. Другие отважились признать «любимой вещью» построенное или строящееся здание. «Прагматиков» вроде не так уж мало. Среди них: Александр Асадов с проектом центра «Мерседес-Бенц» на Волгоградском проспекте; Михаил Филиппов со своим Государственным Еврейским театром; Юрий Григорян с жилым особнячком в Подмосковье; Сергей Скуратов с семью любимыми хай-течными домами в арбатских переулках; бюро «Остоженка» с подобными домами в том же районе; петербургская мастерская «Рейнберг&Шаров» с Торговым домом у Казанского собора...

Но вот вопрос -- насколько существенно влияние творчества архитектурной элиты на реальный облик города, страны? На среду жизни ее граждан? Признаем: влияние мизерное. Большинство избранных -- москвичи. Почти все их творения -- всего лишь стильные заплатки на секонд-хендовском барахле лужковской Москвы. Причина в том, что явленная в белых стенах ЦДХ свобода творчества никак не подкреплена реальными изменениями архитектурной политики города и государства в целом. Наиболее значимые мегапроекты любимой Москвы отданы совсем другой элите, имеющей неограниченные полномочия, располагающей колоссальными финансовыми средствами. Имею в виду прежде всего правую руку московского мэра -- Михаила Посохина с его «Моспроектом-2». Кстати, на заданный во время пресс-конференции вопрос, соблаговолит ли Юрий Михайлович посетить «Арх-Москву», организаторы уверенно и честно ответили: «Нет, Лужков не приедет». В самом деле, зачем это ему? Он рассуждает примерно так: «Вы тут, ребята, играйте в кубики и рисуйте на компьютерах молекулярные сетки, а я буду делать реальную архитектуру. Снесем другие кварталы старой Москвы, заказчик заплатит деньги, а подрядчик типа «Донстроя» отгрохает там многоэтажный торгово-офисный центр. Вы скажете: уродливый. А я отвечу: победителей не судят. Процесс идет!»

Постоянный член экспертного совета ярмарки английский архитектор Джон Макадам назвал другую причину, по которой «Арх-Москва» остается пока царством нереализованных возможностей. Это отсутствие цивилизованного сотрудничества архитектора с заказчиком, инженером и строителями. Как бы ни был гениален проект, он так и останется воздушным замком, если не будет обеспечен нормальной организацией технологического процесса.

Итак, придется признать, что до поры до времени «Арх-Каталог» -- это все-таки эфир сквозь зефир. Что-то прошелестевшее легким освежающим бризом в пыльной духоте реального российского мегаполиса. Прошелестело и испарилось.

Забавно, что самыми оригинальными проектами «Арх-Москвы» являются две программы, в коих утопия окончательно становится вызовом настоящей архитектуре. Первая -- обаятельный молодежный проект «Информация и архитектура» (куратор Егор Ларичев). Вчерашние тинейджеры, жонглируя модными идеями теории информационного общества, ушли в отрыв. Прежде всего распрощались с «папиной» сдержанной серьезностью. Хотите, чтобы город был ретранслятором информационных потоков? Пожалуйста! Только пусть будет весело и прикольно. Константин Ларин соорудил «информационный куб» и привычную ситуацию доступности информации внутри архитектуры решил вынести вовне. Проще говоря -- на стены куба. Любой желающий мог подойти к нему и мелом оставить свой message миру. Внутри куба сидел черный живой петух. Маша Дехтяр поставила прозрачные пластиковые колонны, набив их бытовым мусором. Идея такая: совокупность мусора -- самая объективная информация о человечестве. Не ново, конечно, но все равно забавно. Никита Токарев и Арсений Леонович соорудили из мацы два макета высоток 2--2,5 м высотой. Назвали эту архитектуру «инфор-мацой». Ведь тактильные переживания и еда -- древнейшие способы коммуникации. Куратор Егор Ларичев и социолог Данила Африн откомментировали весь проект в тексте, напоминающем сценарий новой серии «Звездных войн»: «В какой-то момент у людей разовьется некий орган или появится чип, дающий возможность пакетированной передачи данных. Язык исчезнет как таковой. Быстродействие умов выйдет на уровень всеобщего знания -- все про все будут знать и понимать сразу. И тут же перестанут чем-либо интересоваться. Чипы вживят всем».

Второй проект столь же ироничен по отношению к традиционной архитектурной морфологии. Это выставка наследия умершего двадцать лет назад архитектора Вячеслава Петренко. Куратор выставки Юрий Аввакумов уверяет, что Петренко был первым концептуалистом-бумажником. Глядя на каллиграфию крохотных офортов с античными и ренессансными деталями, трудно с Аввакумовым спорить. Арки, колонны и акведуки сопровождаются названиями и пояснениями, будто бы рожденными в футуристическом мире Хлебникова. Аркада амфитеатра -- это «Лестница приподнятых старух», получивших наконец возможность свободно сплетничать друг с другом в сотах древнеримской коммуналки. Балюстрада с фигурами -- это «Скульптурные люди карниза», а проще говоря, обыватели, загорающие в античных позах... Обэриутские каприччо Петренко, как и творения бумажников нового поколения, по-прежнему воспринимаются наиболее радикальным жестом российской архитектуры последних десятилетий. Той архитектуры, которую руками потрогать пока, увы, нельзя.