Борис Петрович Шереметев был первым русским графом. Но это не самое главное. Борис Петрович Шереметев как первый главный фельдмаршал выиграл множество баталий Северной войны со Швецией. Но и это не самое главное. Борис Петрович Шереметев в качестве дипломата был принят знатнейшими европейскими монархами: Августом II в Польше, Леопольдом I в Вене. В Риме получил благословение Папы Римского. На острове Мальта был награжден алмазным Мальтийским крестом и стал первым в России кавалером Мальтийского рыцарского ордена. Знание сих достойных подробностей, увы, не делает личность фельдмаршала нам ближе. Это тоже не самое главное. А главное другое: Борис Петрович Шереметев был первым «новым русским» эпохи Петра Великого. Если прочитать монографию о нем знаменитого профессора истории Александра Заозерского, диву даешься, как в одном человеке сочетались европейский либерализм и российское холуйство, отвага перед лицом смерти в сражениях и собачья трусость перед самодержавным самодурством Петра I Алексеевича, привычка широко жить и широко гулять и бесконечные на имя Меншикова записочки: «Милости у тебя, батька и брат, прошу: умилосердися ради самого бога, покажи надо мною отеческую милость, не дай мне вовсе разоритца...» (это при владениях размером в 1700 крестьянских дворов). Борис Петрович был человеком глубоко набожным. Весной 1712 года он даже хотел удалиться в монастырь, Киево-Печерскую лавру. А тремя годами ранее, после Полтавской битвы, фельдмаршал основал в слободе Борисовке женский монастырь Богородицы Тихвинской и даже составил для монахинь устав, «Завет». При этом в иных обстоятельствах он зарекомендовал себя весельчаком и балагуром. Заозерский вспоминает свидетельство современников: «... за стол его, на котором не ставилось менее 50 приборов даже в походное время, садился всякий званый и незваный, знакомый и незнакомый, только с условием, чтобы не чиниться перед хозяином». В общем, в начале XVIII века Шереметев своей жизнью дал урок всем нынешним олигархам. Эпическая натура!

Посвященная этому «олигарху» петровских времен выставка открылась в усадьбе Кусково, которую граф купил в 1715 году. Все, что сохранилось в усадьбе, сделано более чем на полвека позже, при сыне Бориса Петре, превратившем свои «подмосковные» в роскошные увеселительные резиденции. Эпоха петровского фельдмаршала реконструирована на ассоциативном уровне. Реконструирована весьма удачно. Постарались декораторы из студии «Музей дизайн» под начальством Александра Конова. Входим мы на выставку через черный ход дворца. Никаких парадных портиков, никакого екатерининского классицизма не видим. Поднимаемся по узкой кривой лестнице, согнувшись, вползаем в дворцовую столовую. Память тела помогает представить, что ты лазаешь по крошечному домику где-нибудь в Петергофе. Такие клаустрофобные пространства обожал государь Петр Лексеич. Переступая порог с невольным поклоном, здороваемся с самим Борисом Петровичем -- его запечатлел при жизни неизвестный художник. Рядом с прижизненным портретом -- посмертные, написанные Петром Красовским и Иваном Аргуновым для фамильной галереи Петра Борисовича Шереметева. Дальнейший путь нам показывает дорожка, имитирующая цвет шахматных плиток пола Петровских палат. В бильярдной собрано подобие дипломатического архива фельдмаршала. В центре стоят часы в виде герба Священной Римской империи, подаренные Борису Петровичу императором Леопольдом I. Лежат книги, письма. На стенах -- портреты королей, послов и сановников. Один портрет восхищает: будто боярина с окладистой бородой нарядили в кафтан и шапку турецкоподданного. Изображен Савва Лукич Владиславич-Рагузинский, друг Шереметева, иллирийский шляхтич, русский шпион в разных странах (прежде всего Турции и Италии) и коммерческий агент. Это он по просьбе Петра собирал скульптуру для Летнего сада и привез в 1706 году из Константинополя «арапа Петра Великого» Абрама Ганнибала. В соседнем с бильярдной коридорчике сделана инсталляция из личных вещей фельдмаршала. В последней, выходящей в дворцовую анфиладу комнате висят портреты многочисленных потомков Бориса Петровича и даже увековеченная в красках персона его любимого карлика.

Экспозиция сделана весьма корректно, но лишь две детали проговариваются о характере Бориса Петровича. Первая -- уже упоминавшаяся лестница с маленькой дверью перед портретом графа. Сгибаясь в три погибели перед сиятельным вельможей, мы словно оказываемся в шкуре самого фельдмаршала, по нормам московского этикета, даже будучи западным рыцарем, раболепствовавшего перед царем: «Раб твой Бориска челом бью». Вторая деталь: абсолютно раблезианский стол, заставленный посудой петровского времени -- честной, тяжелой, простой. Великих размеров (особенно бутыли, графины, бокалы). Этикет -- этикетом, а в угощениях законы свои. И здесь Борису Петровичу тоже не было равных. В хрониках читаем: «...царское величество и господа министры и генералы были по утру на квартире у господина генерала-фельтмаршала Шереметева и кушали вотку и разъехались... Ввечеру, во 2 часу ночи, царское величество своею особою изволил быть у фельтмаршала и, кушав вотку и вино венгерское, соизволил отъехать на свою квартиру». Сочно все-таки жили люди! Богатыри, не мы...