Митрополит Антоний Сурожский (в миру Андрей Борисович Блум) не только старейший из иерархов Русской православной церкви (епископом он стал в 1957 году), но, вероятно, один из самых авторитетных современных богословов. И, бесспорно, человек, личность и судьба которого способны поразить чье угодно воображение. Он родился в 1914 году в Лозанне, в семье русского дипломата, естественно, не вернувшейся после революции в отечество. Будущий архиерей (по образованию медик и биолог) в 1939 году, тайно приняв монашеские обеты, становится хирургом во французской армии, а затем исполняет свой врачебный (и человеческий) долг в антифашистском подполье. С 1948 года он обретается в Англии, в 1962-м в сане архиепископа возглавляет созданную там Сурожскую епархию. С 1966 по 1974 год владыка Антоний -- экзарх Патриарха Московского в Западной Европе. До сегодняшнего дня митрополит не оставляет пастырского служения; его проповеди и беседы благодаря радио и телевидению получили без преувеличения всемирную известность.

Даже этот «послужной список» заставляет призадуматься. Человек, выросший на Западе, сохраняет верность вере (и культуре) отцов; дворянин и безусловный недоброжелатель советской власти не отворачивается от униженной и скованной большевиками Московской Патриархии; носитель естественнонаучного знания (кто же больший материалист, чем хирург?) главным делом жизни мыслит пастырское служение. Конечно, каждое из этих «противоречий» можно объяснить вполне рационально и обставить сходными примерами. Да, любовь к России и русский дух сохранили многие эмигранты. (Но далеко не все. Да и у сохранивших чувства эти реализуются очень по-разному.) Да, Церковь не должна оцениваться по «политическим» критериям. (Но ведь оценивается. И не только первой эмиграцией. Длящийся по сей день церковный раскол ХХ века можно счесть чем угодно, но не «недоразумением».) Да, наука не должна уводить от веры. (Но уводит -- порой крупных ученых и совсем не плохих людей.) Вероятно, с высшей точки зрения путь владыки Антония «нормален». Как трудно, с какими незримыми муками и соблазнами достигается эта «норма», можно почувствовать, вспомнив о других человеческих судьбах, чьи изгибы наглядно демонстрируют глубину и трагизм противоречий, преодоленных митрополитом Сурожским -- врачом, монахом, проповедником.

Из сказанного ясно, что российское издание «Трудов» владыки Антония (М., «Практика») -- событие серьезное и радостное. Но, как и любая другая, радость эта не избавляет нас от вопросов. И первый из них: к кому обращен капитальный (более 1000 страниц), прекрасно изданный и, разумеется, совсем не дешевый том «Трудов»?

К кому обращается сам владыка, не спрашиваем. Много раз митрополит Антоний повторяет, что Бог не есть Бог только верующих, что это человек может отступить от Бога, но Бог человека не покидает никогда, что Бог верит в каждого человека. Следовательно, и пастырское слово должно быть обращено не только к людям церковным, но и к агностикам и атеистам. Более того, несколько раз владыка говорит о том, что Господу ведом атеистический опыт, -- причем в его крайнем проявлении, куда более радикальном, чем привычный нам атеизм. Имеются в виду тоска девятого часа, когда распятый Христос восклицает о своей оставленности Богом, и последовавшее за смертью Христовой Его схождение в ад -- место, где Бога нет вовсе. Не только наши сомнения и вопрошания внятны и нужны Господу (потому владыка часто говорит о Книге Иова), но и наша мука, тоска, отчаяние. Владыка вовсе не отрицает смысла в богоборческих устремлениях или далеко заводящих рассуждениях о тотальном кошмаре минувшего столетия, он даже не говорит, что, дескать, и прежде плакал человек. Как не отрицает он человеческого страха смерти или боли -- и здесь, конечно, очень важен опыт врача. Он «просто» вводит тоску, страх, боль «в рамки», полагая, что на это же способен и тот, к кому обращено его слово.

Это не снисходительность, а строгость. Строгость, что отлична от деспотической жестокости так же, как, по сути, равнодушная, хотя столь житейски приятная снисходительность, -- от веры в человека и любви к нему. Владыка Антоний постоянно напоминает о том, что, не полюбив человека, не разглядев в нем прекрасного, святого, Божьего начала, мы удаляемся от Бога. Отказываясь видеть красоту и величие человека, мы (вне зависимости от «жесткости» или «мягкости» оценки!) начинаем числить нашего ближнего исключительно по ведомству князя мира сего. И тем самым усиливаем врага рода человеческого.

Вся наша жизнь -- это битва. Разумеется, в бою бывают передышки, но, во-первых, они так или иначе сказываются на ходе сражения, а во-вторых, не к ним сводится смысл происходящего. На вопрос, может ли еще современный человек молиться, владыка Антоний отвечает: не только может, но так и живет. Вопрос в том, кому -- на самом деле -- человек ежеминутно (помыслом и поступком) молится, просит ли он о копеечном сегодняшнем благе или о чем-то ином?

Такая постановка вопроса подразумевает самую широкую аудиторию. Да и сам стиль мышления (и неотделимый от него свободный и парадоксальный стиль речи) владыки Антония чужд всякой «замкнутости». Вот тут-то и задумываешься над судьбой новоизданного тома. Те, кто знает, кто такой владыка Антоний, получили драгоценный подарок. Они (и я из их числа) будут благодарно читать и перечитывать новоизданный том. Но для людей, скажем, менее информированных (тут не в одной только «церковности -- нецерковности» проблема), «Труды» -- книга слишком торжественная, слишком красивая, слишком, простите, толстая. Обыгрывая название издательства, скажу: попрактичнее бы!

Это не укор тем, кто ревностно трудился над изданием. (Особо надо отметить заслуги переводчиков -- многие работы митрополита Антония писаны на английском и французском языках, но звучат они теперь так же естественно, как русская речь владыки.) Это просьба к ним же (а к кому же еще?): пожалуйста, не останавливайтесь. Постарайтесь сделать так, чтобы беседы, проповеди, размышления митрополита Антония не оказались «еще одной хорошей книгой» для нескольких и без того замечательных домашних библиотек.