Наперекор одному из основных законов диалектики качество выпускаемых "Мастерской" постановок незаметно переросло в количество. В иных театрах и одну-то премьеру вымучивают весь сезон, фоменковцы же «радуют зрителей» хорошими спектаклями раз в квартал. "Танцы на праздник урожая" в этом смысле особенно показательны, ибо поставил их не входящий в обойму фоменковских режиссеров и неизвестный даже в узких театральных кругах эстонец Прийт Педаяс. Мы ничего не знали о нем прежде, но, по правде говоря, и теперь ничего толком не узнали. Это тот случай, когда индивидуальность режиссера то ли полностью растворилась в стилистике театра, то ли совпала с ним так, что вычленить ее решительно невозможно.

Созданная Петром Фоменко труппа -- столь отлаженный механизм, что уже почти и не важно, кто им управляет. Здесь поработал такой прекрасный программист, что индивидуальностью пользователя можно пренебречь. Иногда кажется, что если завтра в "Мастерскую" пожалует скандально-радикальный Владимир Мирзоев, спектакль все равно получится теплым, душевным, изящным и психологически точным.

Пьеса живого классика ирландской драматургии Брайена Фрила, поставленная в 90-х на Бродвее и получившая премию "Тони", вроде бы совершенно фоменковская. В ней пять выигрышных женских ролей, словно специально написанных для чудесных фоменковских актрис, и пять пудов ностальгии (Брайен Фрил родился и вырос в ирландской провинции и из пьесы в пьесу предается воспоминаниям о своей малой родине). В ней прекрасно выписаны характеры и явственно ощутима связь с драматургией Чехова и Тургенева, которых Фрил переводил на ирландский. Главные герои "Танцев" -- пять сестер. Время и место действия -- месяц в ирландской деревне. Вместе с тем пьеса Фрила куда хитрее, чем кажется. Не так давно в рамках "Золотой маски" мы видели спектакль по другой его пьесе "Молли Суини", поставленный Львом Додиным. Ирландский драматург предстал у Додина холодноватым интеллектуалом, умело прячущим за трогательным рассказом о нелегких человеческих судьбах философский подтекст. Таковым он, собственно, и является. Вот и "Танцы" -- ларчик с двойным дном. Эта пьеса ведь не просто о том, как героини мечтают вырваться из своего тесного мира (парафраз знаменитого "В Москву, в Москву"), не просто о том, как жаждут большой любви или на худой конец просто мужского внимания. Она еще и о том, как из-под спуда христианских установлений и традиций прорывается наружу язычество. Как вся строго регламентированная и упорядоченная жизнь провинции оказывается пронизана этими языческими токами. Неистовые танцы на праздник урожая -- это такая отдушина для благовоспитанных обитательниц патриархальной деревни Беллибег, в глубине души ждущих, чтобы их бес попутал. И брат героинь Джек, священник-миссионер, приехавший из далекой Уганды, тоже, оказывается, участвовал в каких-то тамошних дьявольских, с точки зрения христианской церкви, обрядах. Весь этот христианско-языческий подтекст, равно как и исторический контекст (события пьесы происходят в 1936-м, накануне войны), не то чтобы вовсе убраны, но отодвинуты далеко на второй план. Зато все, что происходит на первом плане, как всегда, пленяет тонким лиризмом и обаятельным простодушием.

Не считая alter ego автора в исполнении Кирилла Пирогова, очень неестественно играющего в естественность, и маловыразительного Карена Бадалова в роли Джека, все остальные, особенно женщины, просто великолепны. Галина Тюнина (строгая блюстительница нравственности Кейт), Мадлен Джабраилова (семейный массовик-затейник Мегги), Ксения и Полина Кутеповы (земная Агнес и Роуз не от мира сего), наконец, Полина Агуреева (главная лирическая героиня пьесы Крис) -- это такие мастерицы-кружевницы, весь спектакль плетущие прихотливый сценический узор. Они сценически обольстительны, даже если играют дурнушек. Они привлекательны, даже когда моют пол. Они обаятельно дурачатся, уморительно прихорашиваются и ревнуют друг друга к одному-единственному мужчине. И зритель уж в который раз убеждается, что все эти женские слабости, шалости, хитрости и обиды лучше фоменковских актрис никто не сыграет. И готов простить спектаклю его очевидные длинноты: хорошего должно быть много.

Умение оставаться самими собой независимо от литературного материала и вообще от обстоятельств -- качество, безусловно, положительное. И чрезвычайно редкое. Оно имеет, однако, и свои издержки. "Мастерская Петра Фоменко" застрахована от провалов, но от неожиданностей тоже. Это самый качественный театр современной Москвы, но и самый предсказуемый. У него есть ярко выраженный и всепобеждающий стиль, но, значит, есть и набор штампов. И странно надеяться, что актеры впадут в языческое безумие и откажутся от них. Что в благословенный уголок театрального мира вдруг ворвется ветер перемен. Он, конечно, может вдохнуть в "Мастерскую" новую жизнь, но может ведь и все разрушить. Практика показывает, что второе куда вероятнее первого.