С отрывом в несколько дней от Большого театра юбилей справил и Большой зал Московской консерватории. В отличие от своего 225-летнего коллеги зал помоложе -- ему всего сто. Но с другой стороны, и цифра более несомненная, и осознать ее легче, и история вся как на ладони. А кроме того, даже в самые трудные времена залу всегда найдется чем гордиться -- хотя бы французским органом, легендарной акустикой и архитектурой Василия Загорского, соединившего в своем самом знаменитом творении любовь к античности с добрым старым московским классицизмом. В общем, празднуй -- не хочу.

Так и сделали. Никакой другой идеи, кроме желания повеселиться и пустить пыль в глаза, в открывшем юбилейный фестиваль гала-концерте не просматривалось. Креативная команда фестиваля, состоящая из альтиста Юрия Башмета, композитора Александра Чайковского, оперного режиссера Дмитрия Бертмана и менеджера Игоря Гуревича, принесла в дар столетней истории светскую вечеринку, приуроченную скорее к дате ее проведения -- первому апреля. Военный оркестр на улице, бесплатная выпивка в холле, дискотечное «лазерное шоу» в самом зале. Разодетую публику дополняют ожившие композиторы с консерваторской портретной галереи, а дежурный конферанс Святослава Бэлзы -- репризы воскресшего Апломбова из знаменитого в свое время кукольного спектакля Сергея Образцова.

Между тем жанр вечеринки или, как назвали ее устроители, «Необыкновенного концерта» тоже требует определенного профессионализма. Хотелось бы, например, чтобы реплики двух конферансье не наползали друг на друга, шутки были смешные, задействованные в концерте современные технологии работали в соответствии со сценарием и вообще, чтобы все это явно дорогостоящее действо не походило на сумбурную импровизацию.

А оно только на нее и походило, хоть режиссерская мысль и пыталась прошить клочковатую и маловыразительную программу историческими рядами музыкантов разных специализаций, призванными связать архивные записи классиков с живыми выступлениями современников. Например, сначала на специально натянутом экране мелькают лица Собинова, Лемешева, Козловского, потом на сцену выходит Хибла Герзмава, сопрано из Театра Станиславского, и поет тоненьким голоском. Рахманинов, Шостакович, Стравинский, Шнитке -- и живой Тихон Хренников, а затем его ученик Александр Чайковский представляют наше композиторское сегодня. Всего обиднее, что архивные документы -- самое волнующее в этой комбинации прошлого с настоящим -- были даны лишь крошечной нарезкой, в то время как музыканты наших дней демонстрировали свою неидеальность на полную катушку.

Никто из выступавших в первом отделении, даже Юрий Башмет с израильской знаменитостью скрипачом Шломо Минцем (вместе с камерным оркестром «Солисты Москвы» они исполнили медленную часть и Симфонии кончертанте Моцарта), до идеалов, которых знавал Большой зал Консерватории, не дотянул. Надежда оставалось на второе отделение, которое было отдано Валерию Гергиеву, его мариинскому оркестру и хору.

Второе отделение началось без четверти двенадцать -- питерский маэстро летел на подмогу московскому празднеству аж из Америки, отчего начало концерта сдвинули сначала на один час, а потом еще на один. Но это как раз обычное для Гергиева дело. Необычным в «Необыкновенном концерте» было то, что с Гергиева уходили чуть ли не толпами непосредственно во время его, как всегда, зажигательной игры. В то время как он впервые в Москве исполнял легендарную прокофьевскую «Кантату к двадцатилетию Октября», написанную в 1937 году по спецзаказу и, как говорят, за обещанный (но так и не выплаченный) большой гонорар на тексты Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина.

В свое время кантата так и не была исполнена из-за того, что оказалась слишком хороша: мощная и совершенно серьезная партитура диссонировала с положенными в ее основу плакатными текстами-лозунгами. Представьте, что получится, если марксовский тезис про «философов, которые только объясняли мир», пустить по хоровым партиям эдаким фугато? В результате кантата стала символом профессионального цинизма и высочайшего мастерства и оказалась понятной только в наше свободное время. Гергиев -- ее эксклюзивный исполнитель. Каким образом это сложное, специальное, длинное и совершенно нешуточное сочинение попало в программу вечеринки, осталось загадкой. Как ни старался Бертман, обрядив хор в красноармейские колпаки, а вместо радиомонтажа с голосом Ленина выпустив загримированного под вождя пролетариата артиста (заметьте, как последовательно выдержана режиссером тема оживших мертвецов!), юбилейной шуткой кантата не стала. Проблема та же, что в тридцать седьмом году -- слишком хороша. В результате получилось, что не в коня корм: и премьера провалилась, и вечеринка испорчена. И спонсорских денег жалко, и не спавшего Гергиева.

Подпись к фото:

Валерий Гергиев -- великолепный герой неудавшейся вечеринки