Архитектура сталинского времени давно признана Большим Искусством и предметом национальной гордости. Другое дело живопись. Ею интересуются на Западе, где в последние годы регулярно проходят выставки, посвященные той эпохе. У нас же ее стесняются, чтобы не сказать стыдятся. Даже в обновленной экспозиции искусства XX века в Третьяковке -- главном музее национального искусства -- оказалось совсем немного образцов сталинского искусства.

Виной всему термин "соцреализм", которым определяют живопись (но не архитектуру) того времени -- он почему-то воспринимается как оскорбление. Чтобы доказать качественность художников 30-х годов, искусствоведы стараются убедить публику в их непричастности к соцреализму, напоминая об их мужестве и гражданской позиции. Но вообще-то мужество и гражданская позиция к искусству как таковому имеют мало отношения, а соцреализм -- это стиль, столь же Большой, как и в архитектуре. И его, как и любой другой, нужно не стыдиться, а изучать и показывать.

Первой еще несколько лет назад это поняла директор Московского дома фотографии Ольга Свиблова, которая регулярно проводит выставки советской фотографии, не только показывая классику, но и открывая новые имена. Вторым оказался Пушкинский музей, точнее, его отдел личных коллекций, где вчера открылась выставка «На берегах Невы. Живопись и графика ленинградских художников 1920 -- 1930-х годов из московских частных коллекций».

Что такое «ленинградская школа» 20-х--30-х годов, москвичу едва ли известно, но двух ее представителей знают все, причем с детства. Это иллюстраторы Чуковского и Маршака Владимир Конашевич и Владимир Лебедев. Лебедев есть на выставке, Конашевича почему-то нет. В остальном не столь известные, средние художники, да еще и представленные средними вещами. Скажем, Александр Самохвалов, автор знаменитой и культовой «Девушки в футболке» (1932), на выставке представлен лишь двумя небольшими рисунками. (Впрочем, это особенность большинства выставок в отделе личных коллекций, где заявленные широкие темы иллюстрируются вещами не из музеев, а только из частных собраний. А та же «Девушка в футболке» хранится в Русском музее.)

Больше всего ленинградские художники любили изображать свой город (виды Петербурга--Ленинграда и составляют основу выставки). Что неудивительно: «ленинградская школа» -- понятие в первую очередь топографическое. Кроме родных осин они любили жанр ню. На выставке очень много обнаженных. Лучшая картина -- того же Владимира Лебедева 1936 года. Обнаженная девушка с пышными, почти рубенсовскими формами задумчиво, даже чуть грустно стоит, видимо, перед зеркалом. В руках -- трусики. При всем при том картина называется «Кассирша» и только в скобках написано «Обнаженная». Почему эта девушка кассирша, а не, скажем, ткачиха, не совсем ясно, но разве в этом дело.

Стилистически «ленинградскую школу» определить трудно. Стили самые разные: реализм, импрессионизм, постимпрессионизм, сезаннизм, фовизм, чуть-чуть супрематизма (в основном в работах Эдуарда Криммера, посещавшего кружок Малевича) и даже совершенно неожиданная здесь протоглазуновщина (автопортрет Петра Львова). Впрочем, дело не в стилях, а в том, что ленинградские художники производили просто чистое, подчас наивное и очень лиричное искусство, постепенно -- от 20-х к 30-м годам -- превращавшееся в провинциальное. Что и видно на выставке.

Картины «ленинградской школы» -- это, конечно, не собственно соцреализм. В них еще слишком много романтики, тематической свободы и интереса к форме. Почти нет политики и совсем нет имперской жесткости. Но совершенно очевидно, что соцреализм родился именно из подобного рода искусства.

Настоящий, но без кондовости, соцреализм можно посмотреть на другой выставке, открывшейся вчера же в выставочных залах все того же Московского дома фотографии -- монографической экспозиции Анатолия Егорова (фотографии 1930 -- 1950-х годов). Очень стильные, изысканные, красивые снимки. Самолеты и паровозы, физкультурницы и пионерки, война (уйдя добровольцем на фронт, Егоров создал уникальную фотолетопись, значительная часть которой показана на выставке). Больше всего Егоров любил спорт (возможно, по биографическим причинам: он дружил с братьями Старостиными, а его жена была чемпионкой СССР по прыжкам в высоту) и снимал его не хуже хрестоматийного Родченко. Здесь и физкультпарады (многофигурные композиции), и портреты спортсменок крупным планом. Спортивное тело на фотографиях Егорова уже не изнеженное, как на картине Лебедева, а сильное, атлетичное, героическое. И главное -- задрапированное. Каким собственно и надлежало быть идеальному советскому телу.