Тема сужения поля юридически корректных вариантов поведения для правоохранительных структур (иначе говоря -- уменьшения произвола) звучала в интервью судьи Конституционного суда Тамары Морщаковой во вчерашнем номере «ГФ». Сегодня об этом же, хотя, разумеется, в совершенно другом стиле, говорит председатель правления общества «Мемориал» Арсений Рогинский. И сегодня же тема будет обсуждаться на переговорных площадках с представителями системы юстиции.

-- Арсений Борисович, не кажется ли вам, что после фактически беззаконного десятилетия любого человека, находящегося на виду в последние десять лет, можно взять и посадить в тот самый момент, когда это кому-то понадобится?

-- Вы, видимо, имеете в виду нашумевшие истории с Гусинским, Головлевым и Аксененко? Во-первых, давайте тогда сразу уточним: не любого человека, а человека, занимающегося каким-то бизнесом. Я, например, всегда платил налоги и никогда не нарушал российских законов. А во-вторых, если вернуться к существу вопроса, я не считаю, что за последние десять лет в этой области происходило что-то из ряда вон выходящее. Давление на неугодных людей практиковалось в России всегда: и до революции, и после, и в брежневскую эпоху. Исключением можно назвать, пожалуй, только сталинский период тотальных репрессий.

-- Вы хотите сказать, что между брежневскими репрессиями и сегодняшними акциями, предпринимаемыми Генпрокуратурой, можно поставить знак равенства?

-- Давайте вспомним недалекое прошлое: допустим, существует пятьдесят диссидентов, и все они занимаются черт знает чем. Глеб Павловский, например, издает журнал. Можно его посадить, а можно не сажать. Подумали, решили посадить и посадили. А в то же самое время другой человек издает другой самиздатовский журнал, и его никто не трогает, хотя никакой принципиальной разницы между ними нет. Просто существует и существовала всегда некоторая логика, по которой власть арестовывает заметных людей, политическое манипулирование законом, если хотите.

-- Диссидентов было не так много, и они не занимали видных постов в государственных структурах.

-- Я не сравниваю и не хочу сравнивать диссидентов с Головлевым и Гусинским. Дело не в персоналиях, а в том, что всегда существовал принцип: человека сажали ровно в тот момент, когда это было кому-то выгодно, а за что -- в данном случае неважно. Важно другое -- наказание должно незамедлительно следовать за преступлением, а такого в России не было никогда. Допустим, некто совершил преступление в 1993 году: приватизировал завод или обокрал его. Еще сто человек в том же 1993 году сделали то же самое. Проходит восемь лет, и власть по политическим причинам решает изолировать одного из этих людей, а остальные так до сих пор и гуляют на свободе. Ну как я могу это прокомментировать? В послесталинские годы власть всегда была так устроена, и концепция нисколько не изменилась. Возможность использовать факт через несколько лет всегда была сильным и действенным оружием. Только раньше людей сажали за распространение идей, а теперь им инкриминируются другие преступления. В контексте обсуждаемого нами вопроса это не принципиально.

-- А инструменты, которые власть использует в таких случаях? Они тоже не изменились?

-- Власть всегда находила способ арестовать нужного ей человека в нужное время в нужном месте, использовав закон и подобрав себе соответствующий данному случаю инструмент. Вопрос в том, что из-за этого очень трудно разобраться, связан ли эпизод с нарушением закона или является политической акцией. Я, например, не знаю, какова истинная причина ареста Владимира Головлева. Может быть, он действительно что-то украл, а может быть, власть разыгрывает какую-то политическую карту. Партию, например, проверяет: сдаст она его или не сдаст? Или на Думу хочет надавить таким способом, а он в этом деле -- случайная фигура, на его месте мог быть любой другой депутат. Еще раз повторю, что ничего новаторского в этой практике нет, она существовала всегда, другими были только жертвы и цели акций.

-- Арсений Борисович, существует ли какой-то способ изменить эту ситуацию?

-- Ситуация нормализуется только при соблюдении главного принципа: наказание должно немедленно следовать за совершением преступления, которое становится известным соответствующим правоохранительным органам. Но такого в России, к сожалению, не было никогда.