Была у «Союза правых сил» и Даниила Дондурея, главного редактора журнала «Искусство кино», мечта. Называлась она «нормальная жизнь в нормальной стране». Именно под таким девизом был проведен конкурс сценариев, идеологически обеспеченный Дондуреем и профинансированный СПС. Председателем жюри стал Егор Гайдар, председателем оргкомитета -- Дондурей. По замыслу организаторов, конкурс должен был послужить утверждению либеральных ценностей, воспеть нового положительного героя и отвлечь отечественных кинематографистов от пресловутой чернухи. Итоги уже подведены, и они нас сейчас не интересуют: очевидно, что работы в абсолютном большинстве не писались «под конкурс», а лежали в столах у сценаристов (иногда лет по десять) и ждали своего часа. Таким образом, на руках у жюри оказался ворох сценариев, сочиненных в разное время и по разным поводам, а соответствие заявленной концепции волновало судей, но не участников.

Толк от всей этой затеи, может, и будет. Просто потому, что мы живем в таких условиях, когда любая неагрессивная общественная активность должна приветствоваться. Хорошие люди получат деньги, один-два сценария запустят в производство, появится пара новых имен... Все это замечательно, но не дай бог, чтобы заявленная организаторами идеология стала господствующей в российском кино. Уж извините, ни одного «нормального» фильма под девизом «нормальная жизнь в нормальной стране» снять нельзя. Потому что ненормальна и неустранимо противоречива сама человеческая жизнь -- и в нищем Афганистане, и в благополучной Австрии.

В статьях и телерепортажах о конкурсе все рекорды частоты употребления било слово «чернуха» -- слово-ублюдок, рожденное смутным перестроечным временем. «Хватит чернухи, пора снимать нормальные сериалы, которые нужны народу», -- это одна из победительниц конкурса. «Людям надоела чернуха», -- это уже сам Дондурей. Все это напоминает дежурное заклинание киночиновников всех рангов: «Зритель истосковался по отечественному кино». И дело даже не в том, что на язык просится пословица о халве, просто термин «чернуха» обманывает, сбивает с толку, подменяет понятия. Применим он лишь к краткому периоду перестроечной истории искусств. Чернуха, то есть то, чего по определению не могло быть в советском кино, на несколько лет стала последним шансом бездарных дилетантов привлечь внимание и произвести впечатление на зрителей и критиков. Когда же чернухой называют любой фильм, среди героев которого есть «проститутки, киллеры, наркоманы» и в котором «не показано, как девочки получают стипендию из банковских автоматов, работают в фирмах, отдыхают в Испании, делают пересадку во Франкфурте, потому что так дешевле» (вот такой позитивный образ новой жизни предлагает председатель оргкомитета), это обман. Прикрываясь словом «чернуха», зрители освобождают себя от душевной работы, связанной с просмотром «трудного» кино, экс-мэтры советского кино запускают свои «светлые фильмы», которые сходят с экранов после недельного проката в унизительно пустом зале, а выпускники ВГИКа закрывают глаза на окружающую реальность, так и не разглядев ее во всех подробностях. А теперь быстро ответьте, за чем вам интереснее будет наблюдать: за очередью студенток РГГУ в день стипендии или за героиней, которая делает пересадку во Франкфурте, потому что не осилит беспосадочный перелет без дополнительной дозы, купленной на задворках города у нелегального эмигранта турецкой национальности?

Сценаристы сочиняют истории про криминал и изнанку жизни, потому что их легко продать, -- сетует Дондурей. Как же так получилось? Может быть, они тоже «нужны народу», как и «нормальные сериалы»? А может быть, страшно подумать, не только народу, но и искусству? Иначе оно, не получив кровавой пищи, отомстит автору ходульностью, надуманностью, пошлостью... Такова природа искусства, а в особенности искусства кино, в основе которого -- граница между светом и тьмой. Преступление не только двигатель сюжета, но и в определенном смысле синоним творчества. Это азбучные истины.

Много ли можно назвать великих фильмов, в основе которых не лежало бы преступление? Лучшие зарубежные и отечественные картины сняты о маньяках, убивающих маленьких девочек («М» Фрица Ланга), итало-американской мафии («Крестный отец» Фрэнсиса Форда Копполы), угонщиках автомобилей («Берегись автомобиля» Эльдара Рязанова), оторванных головах, из содержимого которых делают карандашные ластики («Голова-ластик» Дэвида Линча), крестьянах, которые съедают ненавистного обкомовца живьем («Окраина» Петра Луцика). Но мне как-то сложно представить хорошее кино о «замечательных людях» нашего времени -- положительном банкире, который повысил зарплату операционисткам, или разведчике нефтяных месторождений, который спасет нашу наркоманскую экономику от очередного дефолта. И не потому, что будет скучно (а скучно, конечно, будет). Просто в образе нового положительного героя, который рисуется людям, считающим себя либералами, не будет ни капли художественного правдоподобия и убедительности. Хотя бы потому, что любой «замечательный человек» может упасть на московской улице с сердечным приступом, и прохожие будут отворачивать глаза, а скорая помощь приедет через сорок минут после вызова. Или пусть даже замерзнет пьяным в подворотне -- с кем не бывает? И где он тогда, ваш положительный герой?

Дондурей призывает отечественных сценаристов создать образ героя, рассчитывающего только на свои силы, а не на помощь государства. Не совсем честный поворот мысли, маскирующий очевидную истину: единственная функция государства -- помогать своим гражданам. Силами самих граждан, разумеется. Но если эта функция не выполняется, о каком жизнеутверждающем реализме может идти речь? Нет уж, давайте по-честному: больному обществу -- больное кино. Неплохо бы, кстати, провести конкурс сценариев под таким девизом.

Не в том «чернушность» чернухи, что это кино о черной стороне нашей жизни. А в том, что чернота эта игрушечная, боль ненастоящая, герои кукольные, а трагедии выдуманные. Не за то надо упрекать кинематографистов, что снимают про киллеров и проституток, а за то, что не умеют найти верный тон в разговоре о «здесь и сейчас», не умеют без фальши и натужности говорить о любви, боли, смерти. Не владеют мастерством -- это еще полбеды. Настоящая беда в том, что не владеют реальностью, не чувствуют ее, не делают душевного усилия, необходимого для установления контакта с людьми, страной, миром. А без этого кино не будет никакого -- ни авторского, ни культового, ни коммерческого, ни мейнстримного, ни артхаусного, ни постмодернистского, ни классического. И весь позитив так и останется бессмысленным мусором.

Сейчас в Москве на видео можно посмотреть один из самых «чернушных» фильмов на свете -- «Реквием по мечте» Дэррена Аронофски. Это фильм о том, что люди обречены глушить боль существования наркотиками -- химическими и духовными. Во время просмотра вам не раз будет казаться, что хуже уже быть не может, но будет хуже. Сбудутся все дурные пророчества, выстрелят все ружья, сработают все плохие приметы, все опасения оправдаются. Так вот, «Реквием по мечте», от которого на душе может стать невыносимо тяжело, а сердце сожмется в пароксизме беспомощной жалости, никакая не «чернуха». Потому что он дарит надежду. Надежду на то, что окружающие люди еще не превратились в абстрактные фантомы и наша душа способна на сострадание или хотя бы на элементарное открытие, что ты -- со своими проблемами и радостями -- не единственный человек в этом мире. Этот фильм безжалостно ломает скорлупу, в которой мы привыкли существовать, и кажется мне одним из самых светлых произведений последних лет.

Уж не знаю, когда в России начнут снимать фильмы про добрых банкиров. В любом случае не они выведут российское кино из кризиса. Лично для меня признаком выздоровления нашей кинематографии станет первый полноценный фильм ужасов -- с вырванными глазами, брызгами мозгов, инопланетными монстрами и жуткими порождениями больного подсознания. Вот когда освоят простейшие эмоции, страх например, тогда осилят и образ доброго банкира. А пока не надо обманывать себя и других.