«Дружба народов» (№7) публикует повесть Василя Быкова «Болото». Писатель распознается с первых строк: «Выбравшись из мрачных лесных дебрей, где они проблуждали половину ночи, Гусаков облегченно вздохнул: лес кончился, перед ними раскинулось поле». Облегчение обманчивое: трое (сперва анонимные «они», постепенно по ходу повествования обретающие фамилии, чины-звания, характеры, прошлое, превращающиеся в живых людей) попали не туда. Летчики сработали неточно -- выбросили направляемых к партизанам (зачем -- узнаем тоже не сразу) далеко от предполагаемого «места встречи». Офицер, старшина из органов и фельдшер мучительно ищут дорогу к секретной базе. Никто из них не готов ни к странной реальности оккупированной территории, ни к лесным блужданиям. Постепенно мы понимаем: это случайные люди. Фельдшер, которого вдруг, без какой-либо подготовки, решили направить в партизанский отряд. Повар, готовивший энкавэдэшному генералу (за что получил старшинские погоны) и спавший с его молоденькой женой (за что загремел к партизанам). Штабист, оформлявший наградные списки и напросившийся (нужно ведь и самому орден заиметь) в рискованную командировку -- доставить партизанам те самые ордена-медали. Роковая неопытность, привычная взаимная подозрительность. Старшине (даром, что повар, а все -- чекист) намекают: следи за командиром, в случае чего прими «правильное решение». А сам командир приказывает фельдшеру втихую пристрелить мальчишку-проводника, что почти вывел группу в нужное место (слишком много видел). Фельдшер кричит мальчику: «Беги» -- и слышит в ответ захлебывающееся: «Дяденька, вы не партизаны?!» Ответом на выстрел фельдшера в воздух звучат очереди настоящих партизан, что достанут трех расчеловеченных, но все-таки живых, несчастных и вызывающих странную жалость персонажей. Болото поглотит всех. Очень быковская повесть -- гораздо более определенная в сфере «политических реалий», чем те, что составили славу писателя. Экзистенциальное напряжение, психология, претворяющаяся в этику, ненависть к мертвому миру, лабиринты неоднозначной символики, надрывная боль. Все по-быковски. Но... не «Мертвым не больно», не «Сотников», не «Знак беды». И ведь совсем не плохо написано.

Кроме того, в «ДН» помещены повесть Юрия Петкевича «Беспокойство» (о его «блаженной» прозе мы недавно рассказывали в связи с изданием в «Вагриусе» книги «Явление ангела») и роман армянского писателя Агаси Айвазяна «Американский аджабсандал» (перевод И. Карумян). «Аджабсандал» -- восточное блюдо, овощное рагу. В такое «рагу» и попадает герой, ереванский «тнанк» (бездомный), получивший приглашение на всемирную конференцию хомлесов, клошаров, авара, бомжей... Конференция проходит в Америке, а тамошние приключения ереванца вполне невероятны. Своеобразным комментарием к роману служит беседа автора с Натальей Игруновой, хотя говорит Айвазян не о аджабсандале бездомных, а все больше об Армении, России, Сталине и Гоголе.

С большим интересом читается трезвая и богатая материалом статья Михаила Глобачева «Век расколотой благодати» (национализм, сепаратизм и ирредентизм -- стремление поменять «суверена», например, тяготение Абхазии к России -- в современном мире; двойные стандарты; конфликт «права наций на самоопределение» и «нерушимости границ»). Стоит внимания «Ассириада» Элия Бар-Озара -- рассказ о судьбе ассирийцев в ХХ веке (в частности, автор описывает пережитую им в младенчестве высылку ассирийцев в Сибирь, учиненную Сталиным в 1949 году).

«Звезда» (№7) открывается посмертной публикацией стихов Бориса Рыжего, а закрывается эссе Алексея Пурина, посвященным памяти екатеринбургского поэта.

Журнал радует новой порцией воспоминаний Владимира Рецептера «Эта жизнь неисправима...» Записки театрального отщепенца» («Оказалось, что ... повесть «Прощай, БДТ» и гастрольный роман «Ностальгия по Японии» не исчерпали превратного опыта артиста Р.»; кстати, опубликованная «Знаменем» «Ностальгия...» скоро будет издана «Вагриусом» в «серой серии»). Роман Игоря Ефимова «Суд да дело» имеет смысл обсудить по завершении публикации. Пока сообщим, что в книжном издании (планируется «Захаровым») роман будет называться «Лолита и Холден двадцать лет спустя» (да-да, те самые, из Набокова и Сэлинджера; Лолита, оказывается, не умерла -- в отличие от Гумберта), что «апдайковский» тон первых глав обманчив и что Игорь Ефимов -- тонкий и умный писатель, автор интереснейшего романа «Не мир, но меч» и превосходной эссеистики, что систематично печатается в «Звезде».

Найдут своих читателей исторический очерк Владимира Дегоева «Россия и Бисмарк», фрагменты переписки филолога Ефима Эткинда и востоковеда Игоря Дьяконова (1976; Эткинд против своей воли в эмиграции, Дьяконов -- в Ленинграде; обсуждается вопрос о назначении интеллигенции: должно ли противостоять советской власти активно или заниматься просвещением и наукой?), речь Михаила Эпштейна при получении премии Liberty, учрежденной русскими американцами для русских американцев (содержание соответствующее: «русские американцы» -- соль земли).

Невероятно интересно эссе Омри Ронена «Берберова (1901--2001)», органично сочетающее достоинство мемуара (автор много общался с Ниной Николаевной) и филологического исследования. Публикация предваряла столетие героини, что приходится на завтра, 8 августа, и будет отмечено нашей газетой.

«Новый мир» (№8) опубликовал отточенную, строгую и бесконечно печальную повесть Александра Титова «Жизнь, которой не было». Писатель из Липецкой области был открыт «Волгой» -- теперь его проза добралась до столицы. Одно воскресное утро в разваливающемся колхозе. Выстудившаяся за ночь хата идиота-подростка, все ждущего возвращения недавно умершей бабки. Добродушный отрок Митя и дед-самогонщик Игнат, опекающие несчастного безумца. Трактористы, приходящие сюда распить бутылку-другую-третью. Клубящиеся, как во сне, воспоминания о недавнем и давнем прошлом. Угрюмство Митиного отца, философствования умного и бесшабашного работяги по кличке Профессор. Скулеж члена всех нововозникающих партий, борца за «справедливость», дрожащего перед своей страхолюдной сожительницей-самогонщицей. Тихая печаль, перерастающая в страшную тоску. Митина мать, «бывшая знаменитая доярка», в очередной раз разгоняющая странный клуб. Короткая и большая проза.

Кроме Титова проза представлена рассказами Евгения Шкловского и «Записками беглого кинематографиста» Михаила Кураева.

Лучшие стихи «НМ» (да, пожалуй, и других журналов за последние месяцы) -- подборка Марины Бородицкой. Хочется процитировать все. Но ни места, ни права нет. Поэтому только последнее стихотворение: Говорят, что я -- того,/ В голове, мол, каша./ Это правда, я ТОГО,/ И все больше я -- Его,/ И все меньше ваша.

Спокойно и объективно рассказывает о сути, достоинствах и опасностях возможной «реформы» русского правописания профессор Максим Кронгауз в статье «Жить по «правилам», или Право на старописание». (Напомним, что в №5 «НМ» слово было предоставлено одному из инициаторов исправления орфографии, профессору Владимиру Лопатину.) Спорят о русской революции и судьбе России Григорий Померанц и Андрей Зубов («Переписка из двух кварталов»; Померанц опять о том, что у всех своя правда, и о вреде «пены на губах»; Зубов -- о том, что кощунственно равнять красных, ввергнувших страну в ад, с белыми, защищавшими вековые ценности). Восторженно объясняется в любви к Марселю Прусту Александр Кушнер (повод -- издание книги «Пруст в русской литературе», М., «Рудомино», 2000).