Когда в 1992 году появился филологический журнал «Новое литературное обозрение», многие наблюдатели сулили ему короткий век. Они ошиблись -- проект оказался удачным, журнал занял сильную позицию в российской интеллектуальной среде и привлек внимание на Западе. На днях выходит в свет юбилейная -- пятидесятая -- книжка. Журнал стал колыбелью одноименного издательства, выпускающего ученые сочинения (филология, история, культурология), серию «Россия в мемуарах», книги современных поэтов и прозаиков. Известностью пользуется и «младший брат» «НЛО» -- журнал «Неприкосновенный запас». Наша газета регулярно рассказывает о новых номерах «НЛО» и «НЗ», книжных новинках издательства. О состоянии проекта, его проблемах и перспективах обозреватель газеты «Время новостей» Алена СОЛНЦЕВА беседует с главным редактором «НЛО» и «НЗ» Ириной ПРОХОРОВОЙ.

-- Почему «НЗ» отказался от завлекательного подзаголовка «Очерки нравов культурного сообщества» и теперь зовется «Дебаты о политике и культуре»?

-- Задача самоописания российского культурного сообщества отчасти выполнена. Журнал создавался в 1998 году: общество было аморфнее, теперь контуры нового культурного поля проступают более отчетливо. С другой стороны, о политике и культуре по-настоящему почти никто не говорит. Риторика на ТВ и в прессе несет груз условно постмодернистской культуры, построена на дешевой иронии. Есть зоны умолчания -- своего рода самоцензура, о «самом главном», о болевых точках российского социума говорить не принято.

-- И общество это беспокоит?

-- Думаю, да. Это видно по растерянности людей, когда начинаешь эти темы обсуждать. Общество мучительно пытается выстроить хоть какую-то систему этических координат. Отсутствие дебатов на принципиальные темы означает, что мы барахтаемся в болоте. Важно сформировать хотя бы небольшой круг людей, генерирующих новые либеральные идеи и транслирующих их в общество.

-- От филологии вы перешли к осмыслению общекультурного процесса. Теперь говорите, что необходим инструмент воздействия на общественное мнение. То есть занимаетесь политикой?

-- Это естественное развитие. Я не оставляю «НЛО». Но, делая журнал, я попала из области отвлеченных идей в сферу реального производства. Мне важно, чтобы журнал распространялся, чтобы его читали. Важно издавать спорные, но интересные книги. И мне небезразлично, если начнется ущемление свободы печати. А на повестке дня этот вопрос стоит, на радио идут какие-то странные дискуссии -- нужна нам цензура или нет. Два года назад я не могла себе представить таких «вопросов». Общество же реагирует положительно -- это меня удручает больше всего. Часто ратуют за цензуру молодые люди, не понимая, о чем говорят. Они думают, что порнуха не пройдет, а хорошие книжки будут доходить до народа. За 10 лет поколению не объяснили, что такое цензура и какие формы она приобретает в нашей стране. Вот мы издали книжку Михаила Вайскопфа «Писатель Сталин», в которой говорится о сталинской риторике. «Русское радио» отказалось ее рецензировать. И канал «Культура» не захотел -- политика, дескать, а не культура. У меня был шок. Еще ничего не запрещают, но это симптом. Если общество хочет, чтобы была цензура -- а я слышу от интеллигентных людей разговоры о ее относительной пользе, мол, уровень редактирования был выше, -- оно ее получит. Государству приятно ввести цензуру, не потому что оно изуверское, а потому что это удобный инструмент управления. Но мы-то знаем, как механизмы цензуры начинают работать в неструктурированном обществе.

-- Сейчас у государства нет идеологической структуры, идеи. Но нужны ли попытки ввести позитивную идеологию сверху? В неструктурированном-то обществе?

-- Меня волнует не идеология, спущенная сверху, а развитие в обществе либеральных идей. Я не думаю, что нужно идеологическое давление, плакаты «Вперед в светлое будущее, вот наше страшное прошлое». Механизмы могут быть разными. Мне кажется, культурное сообщество забыло, что смысл и оправдание его существования в умении рефлектировать, продуцировать и отстаивать передовые идеи (простите старомодный лексикон). Мы поразительным образом отказываемся от интеллекта как движущей силы -- словно идеология сама рождается в каких-то массах. Креативный импульс нашими интеллектуалами сдан в утиль. Это главная ошибка.

По моим наблюдениям, по рассказам коллег, интерес к философии сегодня вырос во всем мире. Философия развивается, идет поиск новых идей. Обнаружилась тяга к рационализму. От философов я часто слышу, что постмодернистская эпоха -- пройденный этап, что идет возвращение к рацио как к основе интеллектуальной жизни.

В последнее десятилетие мы были свидетелями дискредитации либеральных ценностей, без какой-либо попытки их даже обсудить. Публика не очень понимает, что отвергает, а что принимает. Возникает интеллектуальный ступор. Поэтому задача «НЗ» -- говорить о системе интеллектуальных ценностей, понять, что лежит в фундаменте той или иной культуры. Реформы сознания быстро не происходят, но если над ними не работать, то их и не будет. Придут другие люди, с другими ценностями.

На телевидении одно время стало модным отмечать день смерти Сталина: приглашают бывшего узника и бывшего вохровца и устраивают между ними дискуссию. Это сбой элементарных нравственных критериев. Никому не придет в голову сводить на равных жертву Третьего рейха и нациста. У нас это возможно, ибо так и не было дано оценки нашему прошлому. Что после такой «полемики» будет в головах у молодых людей?

Я говорю о политике ТВ-канала, газеты, журнала, издательства. Многие СМИ, похоже, сами не понимают, что транслируют. Особенно телевидение -- при его-то силе внушения! И почему одна метафорика попадает в поле общественного внимания, а другая нет? В «НЗ» мы публикуем рецензию на диссертацию, защищенную во Владивостоке, -- работу об официальной прессе ГУЛАГа. На основе этой, с позволения сказать, прессы сделаны выводы о том, какой замечательный процесс перевоспитания был у нас в лагерях. Человеку дали докторскую степень... Без комментариев.

-- Мне кажется, самая большая проблема -- почему мы до сих пор в таком положении.

-- Правильно, и мы о том говорим. Каково состояние общества, умов? В 1991 году не были проартикулированы базовые принципы: мы строим новую страну, произошла революция, есть новая система ценностей, есть новые люди -- предприниматели, интеллектуалы. Но у нас все были «ворюги», а интеллигенция -- «паршивая», «ни на что не способная». Старый идеологический аппарат оказался умнее нового.

Редки попытки отметить, что у нас появилось множество новых культурных институций: галерей, издательств, журналов; есть яркие авторы, идеи; есть, что пропагандировать и поддерживать. Но если нет желания знать, как и что происходит, то законы будут принимать исходя из эмоций. Может, депутат и трех книжек не прочитал, но он должен понимать: это работает на нашу культуру, это надо поддержать. Но откуда ему это знать? Когда хотели отменить рекламу на ТВ, с утра до ночи по всем каналам рассказывали, что этого делать нельзя. Успокоились, не тронули рекламу. Но назовите телепередачи о книгах. Одна шаталовская... Никому не пришло в голову сделать передачу о новой культуре. Идет реанимация отживших структур и фигур. Общим местом стал разговор о крахе культуры, хотя только сейчас мы получили возможность издавать прекрасные книги, которые заполонили Москву и Петербург. Мы пока не можем их распространить по всей стране, но эта проблема решаема. И государство, вместо того чтобы отбирать у издательств последние льготы, которые позволяют нам жить, могло бы ввести нормальные законы. Если все говорят о том, что есть потрясающая книга, новая пресса, маленькие театры, то туда начинают идти деньги. Пока же циркулирует одна идея: у нас кризис и гибель культуры. Ее вбросили в общественное сознание, а теперь все радостно эту глупость повторяют. После десяти лет, которые удались и могли бы удаться больше, у нас царит абсолютное пораженчество.

Как развивать новую культуру, если новые институции, жизнеспособные даже без поддержки -- даже моральной, идущей от общества, не получают права прописки, объявляются маргинальными, хотя только там идеи и рождаются... Коли так, то мы попадем в мир сплошных воспоминаний. Будут ходить старики и рассказывать, как они славно жили. Что им еще рассказывать?

-- Суть в том, что не были обозначены новые идеалы, общество не сделало выбор?

-- Да. Не было согласия в том, чем придется жертвовать. И что мы должны выиграть. На деле есть много приобретений, которые мы не ценим только потому, что этого не хотим. Надо понять, каковы наше место и функции в обществе. И в каком обществе мы хотим жить. Этим мы и занимаемся.

-- В «НЗ» сформировался круг достойных постоянных авторов. Нет ли опасения, что не только ваши авторы, но и вся интеллектуальная часть общества, варясь в собственном соку и не получая ответа от публики, быстро истощится? Возникнет интеллектуальное гетто.

-- Это общая проблема, на Западе приблизительно то же самое. Судьба интеллектуальных журналов там схожа с нашей. Моя задача в «НЗ» -- выйти на более широкий круг. Найти язык для обсуждения общекультурных проблем. В России такого языка нет. Был ли он раньше -- большой вопрос. Сейчас старые принципы публицистики себя исчерпали. Новых концепций пока не видно. Конечно, интеллектуалы имеют право жить и говорить по-своему. Мы знаем, чем обернулась попытка это уничтожить при советской власти. С другой стороны, междусобойчик тоже губителен. Мы ищем людей разных профессий, чтобы обсуждать темы, которые каждый из своего угла видит по-своему. Пытаемся привлечь западных интеллектуалов, которые, говоря о своем, показывают, что есть общие проблемы.

-- Не слишком ли серьезная задача для частного издательства?

-- Интеллектуальный продукт и должен создаваться не под сенью государства, а в независимых структурах.