С поздней весны идет-гудет по русскому Интернету зеленый шум. Издательство Ad Marginem (то самое, что «Голубым салом» торгует), не только вывесило в Сети роман Сергея Болмата «Сам по себе», но и разослало его по «нужным» (газетным) адресам. С восторженными аттестациями. Автора быстренько назначили гением, а роман -- событием года. Тут же последовали опровержения, вполне здравые. (Материалы дискуссии можно найти по адресу: www.russ.ru/krug/2000074.html) Смущала обстоятельность, с коей доказывалось, что дважды два -- это где-то, как-то, по большому счету, не говоря худого слова, в районе четырех; три с половиной примерно, но никак не восемьдесят девять. То есть, что Болмат не Лев Толстой и даже не Пелевин, но что-то в нем есть и почему-то писать про него надо. Желая того или не желая, сетевые коллеги задачу, навязанную издателем, выполнили -- рекламу сделали.

К концу лета вышла книга. Избавившись от нужды ломать глаза у монитора либо переводить бумагу на распечатку, теперь можно и посмотреть, что же притащили наши сети. Пушкин и здесь напророчил -- притащили типичного мертвеца.

Мальчик Тема любит девочку Марину, которая ждет от него ребенка. Милые бранятся -- только тешатся. Марина выгоняет Тему и остается со своей подружкой кореянкой Хо. Не подумайте плохого -- Питер это вам не Лесбос; девушки вместе в морге визажистками служат, кайф ловят и приключений ищут. И находят -- Марина, случайно попав на мочиловку, подбирает мобильник симпатичного киллера, принимает по нему заказ (вкупе с хорошими деньгами) и находит потенциальную жертву, супербандита с духовными запросами. Тот в красавицу влюбляется и делает ей галантнейшее предложение. Вынырнувший неведомо откуда раздолбай Тема получает от Марины временный отлуп (это не продажность -- это психологический изгиб-с, чувства нежные-с), а от бандюганова телохранителя -- по мордасам. Ну и так далее. В конце концов младое племя перекокошит всех старых хрычей, включая священника, что должен был венчать Тему с Мариной. (Он оказался братом незадачливого -- и уже убитого -- лирического супербандита. Тема, исполненный светлых чувств, возжелал ему перед венчанием исповедаться да все и выложил. Тут поп и сменил крест на обрез -- себе на погибель.) Герои вместо церкви отправились в пельменную. Под занавес Тема прочел стихи. Ясное дело -- гениальные. Как и все те, что он сочинил. Ибо Тема -- поэт. И Марина -- вроде того. И сына, успевшего народиться меж дискотеками, перестрелками, планами путешествий в Индию, поеданием мороженого и томительными самокопаниями, они нарекли Иосифом. В честь Бродского.

Чудесные дети -- милые, добрые и трепетные. Окруженные житейской пошлостью и вырывающиеся из нее в поэтическую высь. Стрельба -- это ведь шутки ради. Прием художественный. Типа Тарантино. Живем по-киношному, но чувствуем-то как! Не то что эти взрослые. Сами по себе. Особое поколение.

Господи, ну сколько еще будет этих самых особых поколений! Конечно, при некотором навыке можно отличить «рассерженных молодых людей» от хиппи, тех от панков, этих от «поколения X», оных от «generation П», а означенных от еще кого-нибудь. Только охоты нет: и так знаю, что за внешней грубостью и иронией таится благородная нежность. Как говаривал один продвинутый цыпленок: Отойдите от меня./ Мне исполнилось три дня./ Я теперь наверняка/ Одолею червяка!

Отходим. Но недалеко. И слышим новый голос: «Вы убедились, что книги Б. Акунина о приключениях Эраста Фандорина -- это класс?! (Кто как. -- А.Н.) Теперь я говорю: на смену Пелевину идет Обломов...» Говорит не Заратустра, а издатель Игорь Захаров, а Обломов не Илья Ильич, а Сергей Кладо, сочинивший под этим псевдонимом «сказку-быль для новых взрослых» под названием «Медный кувшин старика Хоттабыча». (Авторство раскрыто в выходных данных -- опасаются что ли, как бы Акунин-Чхартишвили себе лишней славы не оттяпал? Про Болмата тоже говорили, что он на самом деле -- Курицын, громче всех болматову роману славу трубивший.) Написано это сочинение на том же уровне, что и «Сами по себе», хотя ориентировано на несколько иные образцы. Тут не киношные страшилки (хочется написать смешные, да рука не поворачивается, ибо попытки имитировать Тарантино у Болмата редкостно занудны), а всякая постмодернистская премудрость -- «текст в тексте» (писатель, сочиняющий роман, коий мы читаем, общается с героями, рассказывает им о заказе издателя Захарова и своих творческих планах), виртуальная реальность (Хоттабыч из Интернета возник и Интернетом, кажется, в итоге и обернулся), многослойный ремейк («Тысяча и одна ночь», тот англичанин, у которого слямзил сюжет ушлый Лазарь Лагин, родной лагинский «Хоттабыч»), ну а установка на занимательный сюжет дается с пародийным остранением. Писатель (персонаж явно автобиографический) намерен сочинить «настоящую книжку» -- «с действием и сюжетом, заставляющим читателя переворачивать страницы, не обращая внимания на слова». Относительно слов удалось вполне (посредственная имитация молодежного сленга плюс обязательная «феня» в бандитских эпизодах -- какой современный роман без них?). Относительно сюжета -- хуже. Трещит он по швам, наскоро заклеиваемым всякой свежей мудростью. И не то смешно, что в конце начинает тосковать писатель по утраченному великому русскому языку, жаловаться, что на языке этом может он теперь только читать, а писать не может, а то, что жалобы эти -- сущая правда.

В каждой главе у Обломова случается «облом». И это опять-таки правда. Ибо «обломным» был сам замысел -- соединить завлекаловку с модным умствованием. Замысел-то благой, как и стремление стать «новым взрослым», но благими намерениями вымощена дорога известно куда, а взрослеют люди не по книгам и не по установкам. Коли вычесть из Хоттабыча тоскливую мудрость писательских ламентаций, банальные шуточки, бандитов и Билла Гейтса, то останется неряшливо рассказанная история про все то же юное поколение. Гениальный русский юноша-хакер полюбил заочно американскую красавицу, которую чуть не исхитил зловещий супермиллионер. Ну а чудо заморское (тоже компьютерная мастерица) полюбило нашего Гену. И при помощи Интернета Хоттабыча и чуткого к новым веяниям писателя сумела вырвать любимого из цепких лап реальности. И стали они жить-поживать (то ли в Праге, то ли во сне, то ли в Сети) и добра наживать. Сами по себе.

Кто-то из сетевых обозревателей заметил: по прочтении Болмата критики, бранившие Пелевина за мальчишество и безвкусицу, обязаны принести автору «Чапаева и Пустоты» свои извинения. Добавлю: после Обломова и перед Акуниным расшаркнуться можно. Вот и приходит в голову зловредная мысль: а не для того ли и изобрели толковые взрослые новых «властителей дум», чтобы упрочить зыбкий авторитет корифеев прошлогоднего розлива? Не верю я в масонские заговоры, но сойдет как сюжет для небольшого «бестселлера». Дарю Обломову -- вместе с пушкинским названием.