Жан-Клод Болонь, "История безбрачия и холостяков". НЛО, 2010. Представление европейцев о браке менялось постепенно, но к началу нашего века проделало вызывающее сальто-мортале с серьезным пересмотром межполовых отношений. Его итог: уличные граффити вроде «бабе место у плиты -- не продавайся за цветы» с одной стороны, и все настойчивее звучащие призывы отменить целибат католических священнослужителей -- с другой.

Бельгийский историк Жан-Клод Болонь собрал и упорядочил упоминания об отдельных случаях и целых практиках невступления в брак, систематизировав их по ходу европейской и, более узко, французской истории. «Холостяки» -- социологическое сочинение. Болонь работал по материалам переписей населения, церковных книг и тому подобных источников. Разобраться в состоянии дел в Средневековье было явно непросто (отсутствие в переписи жены и детей работника могло объясняться как их реальным отсутствием, так и отсутствием к ним научного или хозяйственного интереса), но в настоящем времени практически невозможно. Жизнь современного европейца плохо описывается в терминах традиционного семейного права. Непонятно, кого именно сегодня можно считать холостяками. Закоренелых затворников или постоянных посетителей сайтов знакомств, Синюю Бороду в короткой передышке между четвертым и пятым браком или едва достигшего допустимого законом брачного возраста старшеклассника? В какую графу записать людей, проживающих в гражданском браке, или пары, снимающие жилье по соседству, не говоря уже о легализованных в полудюжине стран однополых союзах. В обществе, ранее уподобленном бельевому шкафу, люди в котором, словно чулки и носки, хранятся по парам, наступил кавардак.

Кажется, что Болонь занимается изучением и классификацией чего-то, не обладающего самостоятельными признаками: историю брака писать было бы проще. Характеристика холостяка сводится к перечислению того, чего у него нет. Из положительных признаков, остается, пожалуй, лишь наличие личного времени, зато оно имеется в неограниченном количестве. Время и свобода им распоряжаться -- именно то, за что боролись сознательные сторонники безбрачия, такие, как средневековая протофеминистка Габриэль Сюшон, известная своей ученостью и благочестием. Борьба против брака всегда была женским занятием. Женщинам отстаивать право жить вне семьи давалось исключительно сложно -- если верить Болоню, роль незамужних в обществе изменили лишь мировые войны, когда Европа разом утратила несчетное множество потенциальных мужей, и одинокие девушки стали статистической нормой. Долгое время до этого французское слово «писатель», употребленное в женском роде, автоматически означало «синий чулок».

Против свободных женщин работало прежде всего общественное мнение. Судьбой неженатых мужчин вплотную занимались целые государственные системы. Широкое распространение безбрачия Болонь связывает лишь со смягчением европейских государственных нравов, и наоборот. Для того чтобы предоставить гражданам свободу распоряжаться своей личной жизнью, государство должно стать в высшей степени либеральным. Холостяки приносят властям одно беспокойство. В молодости беспарный член общества непредсказуем и плохо управляем; в старости становится обузой для социальных служб. История демографических госпрограмм начинается с античной Греции, где бездетные граждане выслушивали публичные выговоры и подвергались налоговым угнетениям; суровые спартанские законы позволяли наказывать бессемейных кнутом. Чем жестче правит режим, тем категоричней требует он от населения размножения и плодовитости в любое время, кроме военного. В военное время неудобными государству, напротив, становились мужчины женатые: французам времен Второй империи женится до окончания службы было попросту запрещено. Возможно, потому, что отяжелевшего и погрязшего в быту семьянина сложнее поднять на убийство себе подобных (исключение составляла лишь Германия времен Гитлера, где служба не снимала с мужчины обязанности умножать чистокровных арийцев).

Схожее с военным положение у так называемых творческих работников. Уверенность в том, что интеллектуальная деятельность заменяет семейную жизнь, более того, исключает ее, происходит из сочинений Платона (два типа плодовитости, телесный и духовный из «Пира») и речей холостого полководца Эпаминонда, меткой фразой удочерившего собственную победу при Левктрах («У меня не может быть недостатка в потомстве, ибо вместо дочери я оставлю после себя победу при Левктре, не только более долговечную, чем я, но, несомненно, бессмертную»). «Либо дети, либо книги», -- заострит проблему донельзя холостяк Фридрих Ницше. В конце двадцатого века чаша весов уверенно качнулась в сторону книг. Как пишет Болонь, личность в современном обществе характеризует род ее профессиональной деятельности, а не родовые отношения.

Девальвация ценности брачных уз не добралась лишь до сказок и их современных модификаций, вроде сериала «Секс в большом городе» или книги «Дневник Бриджит Джонс». Даже в ироничных романах о жизни самостоятельных женщин занавес все еще опускается строго на пороге загса. Если задуматься, своей главной задачей идеологи безбрачия должны выбрать изобретение и повсеместное внедрение альтернативного хеппи-энда, в котором свежая запись в трудовой книжке оказывается предпочтительнее флердоранжа. И еще научиться убедительно рассказывать эти истории на ночь своим маленьким дочкам.