Несмотря на то что ансамбль «Кинуа» выступал между майскими праздниками, зал «Манеж» на Сретенке был переполнен -- инициатор проекта саксофонист и композитор Лэрри Окс известен у нас с 1983 года. Тогда один из двух в мире квартетов саксофонистов (РОВА) каким-то чудом выступил в Москве и Ленинграде, присоединившись к группе то ли миротворцев, то ли просто интуристов. В середине 1980-х квартет РОВА принимал у себя в Калифорнии наше трио Ганелин -- Тарасов -- Чекасин и уже с официальными гастролями приезжал в 1989-м. В начале этого сезона трио Окса Jones, Jones (с тем же Тарасовым и Марком Дрессером) приурочило презентацию своего дебютного диска на московском лейбле SoLyd Records к 3-й Московской биеннале современного искусства.

И вот еще один, совсем новый проект Окса Kihnoua гастролирует в Старом Свете в поддержку альбома Unauthorized Caprices («Неавторизованные каприччио», или «Недозволенные капризы»). Причем выпущенного не где-нибудь, а опять же в Восточной Европе польским авангардно-джазовым лейблом NotTwo, как наш SoLyd, не прогибающимся ни под какие трудности. Так что повышенный интерес к тому, что делает Лэрри Окс, у нашей новоджазовой публики, можно сказать, взаимный.

Проект Kihnoua изначально международный. В пресс-релизе Окс утверждает, что Kihnoua -- древнегреческое понятие, означающее «различие». Вернее, что-то вроде диалектического «единства противоположностей». И соответственно эти противоположности должны притягиваться. А именно: с одной стороны, устная традиционная этника, с другой -- новоджазовая спонтанность. Или шире -- объективное авторское начало и личностная природа импровизации. Этника в Kihnoua -- это пхансори, уличная корейская моноопера (традиционно дуэт двух бродячих артистов -- певицы и барабанщика), известная киноманам по фильму "Сопхенчже" патриарха южнокорейского кинематографа Им Квон Тэка.

На роль певицы пхансори в Калифорнии имелась настоящая кореянка Дохи Ли, функцию барабанщика (и по совместительству электронщика) исполнял вездесущий калифорниец Скотт Амендола. Сам саксофонист как бы резонер, но вещающий от имени некоего демиурга. И по замыслу Окса изначально к трио должен присоединяться по крайней мере один местный музыкант широкого профиля, в том числе и импровизатор. Задолго до турне он разослал просьбы подыскать ему на месте виолончелиста-импровизатора, «желательно не ограниченного опытом традиционного джаза». Диск Kihnoua записывала Джоан Жанренно -- бывшая виолончелистка легендарного Кронос-квартета, но, похоже, достойной замены ей Окс-композитор так и не нашел, так что пришлось довольствоваться новоджазовыми контрабасистами. По Европе с Kihnoua ездил голландец Вильберт де Йоде, в России его место занял единственный и неповторимый Владимир Волков.

Получившийся квартет показал в «Школе драматического искусства» шесть номеров (по три в каждом отделении) -- и из «Недозволенных капризов», и совсем новые, еще даже неназванные. А названия у Окса явно программные, традиционно этнические: «Невесомое», «Меньше, чем ветер», «Внезапный порыв ветра» (по-английски -- один слог Slat) и «Порхание».

Надо сказать, что Дохи Ли особенно яркими вокальными данными не отличается, но достаточно профессионально владеет по крайней мере тремя исполнительскими приемами -- речитативом-скороговоркой из той самой корейской оперы (для не понимающих язык этот звучит как джазовый скэт или хип-хоповый рэп) с быстрыми переходами к лирическому мелодизму и шаманскими заклинаниями-страшилками из криков и рычаний. Сравнивать Дохи Ли с нашей авангардной тувинкой Саинхо или ее молодой канадской конкуренткой Таньей Тагак (которая, между прочим, успела поработать не только с Бьорк, но и со Скоттом Амендолой) нет смысла. Разве что в сценической пластике Ли явно выигрывает.

И еще: в отличие от той же Саинхо, которая одним своим присутствием на сцене буквально подавляет все и вся, Дохи Ли все же четко соблюдает ансамблевую «круговую поруку». Что принципиально для метода Окса: композиции с детально выписанным тематическим материалом для импровизации и точными указаниями, кому, как и когда его разрабатывать. Впрочем, первое отделение создало впечатление почти спонтанной коллективной импровизации, несмотря на то, что в нем были и аллюзии к классическому фри-джазу 1960-х Джона Колтрейна и Фароа Сандерса (во «Внезапном порыве ветра»). И прозвучало как развернутая прелюдия ко второму отделению, в котором Дохи Ли двигалась и жестикулировала как бы контрапунктом к собственному пению, которое в свою очередь выразительно оттеняла электроника Скотта Амендолы -- та самая противоположность, что притягивала и голос певицы, и контрабас Волкова, и сопранино-саксофон Окса. При этом звуковые ландшафты, особенно во втором отделении, тоже представляли собой единство противоположностей: соответствовали «природным» названиям композиций и одновременно создавали «потусторонний» эффект, но не избитый «космический», а такой, как если бы, скажем, на театре доэлектрических времен озвучивали бы Тень отца Гамлета. В нашей новоджазовой практике такого сочетания технологии, традиции и этники практически нет. Поэтому понятно, почему второе отделение было встречено бурной овацией.