Две осенние премьеры в «Практике» стоят рассказа хотя бы потому, что демонстрируют, как разнообразны сегодняшние представления об актуальном и провокационном театре. А быть в авангарде современности -- главная претензия маленького, но очень амбициозного театра.

Первая премьера -- «Коммуниканты» Дениса Ретрова в постановке Владимира Агеева. Сама пьеса демонстративно постсорокинская. Начинается она вполне реалистически, как болтовня некоего депутата на отдыхе в бане с девушками. Эдакое узнаваемое казенное косноязычие с матерком. Потом герой появится на экране телевизора и тоже будет нести что-то пафосно-знакомое про Россию. Третья, наиболее претенциозная и апеллирующая к Сорокину часть -- та, где герой, шлюхи, милиционер и среднеазиатский гастарбайтер начинают нести какую-то псевдосимеотическую ахинею про язык. Ну а потом начнется задушевная часть в духе колхозного кино 50-х, типа «встреча секретаря райкома с молодыми доярками». Режиссер, рассуждая о пьесе, говорит, что она провокативна, что в ней задается вопрос, «как язык влияет на нашу действительность», и что пьеса «зацепила его своей игровой структурой». Тем не менее публика никаких вопросов не замечает, а видит только, что коротенькая пьеса с середины буксует, переходя с одного речевого регистра в другой, перебирая многочисленные ложные финалы и никак не решаясь, чем бы завершиться. Впрочем, провокативность в спектакле действительно есть, но она связана не с «вопросами» и «структурами», а с тем, что всю первую половину спектакля герои -- депутат и девушка -- разгуливают по сцене совершенно голые, что не слишком привычно для целомудренного русского театра. А когда к ним присоединяется вторая девушка, она буквально на расстоянии вытянутой руки от первого зрительского ряда отыгрывает полноценный номер стриптиза вокруг шеста. Разумеется, красивые голые девушки, нанизывающиеся на шест или танцующие в луче света, распевая караоке «Сто шагов назад», волнуют публику иначе, чем очень похожий на Зюганова пузатый герой, которого, бесстрашно сняв трусы, играет действительно смешной артист Борис Каморзин. Но есть некоторые основания предполагать, что зрители будут приходить на «Коммуникантов» в первую очередь, чтобы под интеллектуальным прикрытием учреждения культуры увидеть то, что безо всякой провокативности каждый день идет в стрип-клубах.

Вторая премьера этой осени -- «Комедия» Ивана Вырыпаева. И этот спектакль, успех которого я не берусь прогнозировать, действительно по-своему радикальное произведение. На пустую сцену «Практики» выходят два актера -- Валерий Караваев и Инна Сухорецкая, выглядящие как очкастые ботаники, и объявляют, что нам предстоит вечер несмешных анекдотов. И действительно начинают по очереди рассказывать анекдоты. Совершенно несмешные. Истории, написанные Вырыпаевым, строятся по всем правилам анекдотов, рассказанных занудами, то есть со множеством подробностей и длинными периодами повторов, которые требуются, когда, например, Бог задает один и тот же вопрос американцу, немцу, французу и русскому. Все очень грамотно подводится к тому моменту, когда уже наконец должна прозвучать главная шутка, ради которой мы столько терпели, но вместо нее оказывается нелепый пшик -- так бывает, когда ребенок пересказывает услышанный во взрослой компании анекдот, не понимая в чем соль и путая или забывая финал. Отыграв один анекдотический сет, актеры пускаются в дурацкие танцы, а на следующий выходят, нацепив еще какую-нибудь нелепую деталь туалета -- крылья или маску инопланетянина.

Через некоторое время публика, замершая было в недоумении, начинает смеяться -- сначала над абсурдностью ситуации, а затем и впрямь над историями, которые, сохраняя архетипические свойства анекдота и даже классические зачины вроде «уехал муж в командировку», становятся все более абсурдными. А иногда и просто смешными, как сюжет про русского президента, который собрал на совещание представителей всех религий, а у самого живот прослабило. И представители всех религий из человеколюбия в поддержку президента тоже наложили в штаны, только кришнаит не захотел поддержать главу государства. Большинство из этих историй пересказывать не имеет смысла, ничего особенно интересного в них нет, но к концу часа странным образом зрителей это представление уже забирает. И к финалу, когда рассказчики переходят от длинных несмешных историй к их конспектам (типа одна бабушка потеряла кошелек, его нашел хороший человек и ей отдал), публика доходит почти до катарсиса.

Автор говорит, что эта пьеса -- вторая часть из драматической трилогии "Исчезновение", началом которой был страшный «Июль». Но если Вырыпаев будет меняться так кардинально и стремительно, то хотелось бы знать, что будет на сцене при постановке его третьего текста, который и будет называться "Исчезновение". Может быть, исчезновение самого Ивана.