Андрейса Жагарса в российских столицах представлять давно не надо. В 1996-м он в качестве директора возглавил Латвийскую национальную оперу -- и вскорости вывел ее в лидеры восточноевропейского оперного процесса. В последние десять лет ЛНО одна из самых успешных, интересно и динамично развивающихся компаний. В чем российская критика многократно убеждалась на премьерах и фестивалях в Риге, а наша публика -- на неоднократных гастролях оперы и балета ЛНО в Москве.

Сам Жагарс уже довольно давно дебютировал в оперной режиссуре дома, поставил у себя несколько спектаклей, заставивших говорить о рождении нового яркого режиссерского имени. Что естественным образом привело к приглашениям в другие труппы -- в последние годы Андрейс много ставит в Европе, три года назад выпустил «Набукко» в «Новой опере» в Москве, а сейчас выпускает «Бал-маскарад» в петербургском Михайловском театре. С Андрейсом ЖАГАРСОМ побеседовал Дмитрий ЦИЛИКИН.

-- Как возник этот проект?

-- Генеральный консул Латвии в Петербурге Ивета Серс -- очень культурный, образованный человек, все время старается наводить мосты между латвийскими и российскими художниками, музыкантами, деятелями прочих искусств. Она давно мне говорила, что в Михайловском театре уже два сезона работает новый энергичный менеджмент во главе с генеральным директором Владимиром Кехманом. Госпожа Серс стала инициатором нашей встречи, я посмотрел театр, потом Владимир Абрамович приехал в Ригу на мой спектакль «Дон Жуан» -- и просто загорелся, назвал нас лучшим оперным театром на всем постсоветском пространстве, и мы стали обсуждать всевозможные варианты сотрудничества. Предполагается заключить договор на три-пять лет, который предусматривал бы совместную продукцию, регулярный обмен солистами, наконец, взаимные гастроли. Мы привезем в Михайловский театр «Дон Жуана» и «Кармен» в моей постановке, Михайловский театр мог бы показать в Риге «Иудейку», «Паяцев» и «Сельскую честь» или, возможно, наш «Бал-маскарад» (Жагарс ставит спектакль вместе с латвийской командой: сценографом Андрисом Фрейбергсом, художником по костюмам Кристине Пастернака, хореографом Элитой Буковской. -- Ред.), или, может быть, здесь через год появится еще какой-нибудь интересный новый спектакль. Кроме того -- об этом, наверное, еще рано говорить -- но я в начале декабря выпускаю в ЛНО «Евгения Онегина», и г-н Кехман предложил скооперироваться: я мог бы в Риге репетировать с нашим и с петербургским составом солистов, а потом где-то через полгода повторить этот спектакль в Петербурге.

-- То есть вы нашли общий язык прежде всего как менеджеры?

-- Быть может, у нас разные представления о том, как руководить театром, разный опыт -- я 14 лет директор оперы, у Владимира Абрамовича опыт все-таки прежде всего в бизнесе. Но мне нравятся люди с полетом, с размахом, искренне увлеченные своим делом. И нас объединяет стремление к качеству: чтобы были лучшие солисты, лучший оркестр, лучшая техника. В этом Кехмана поддерживает его команда: директор оперной труппы Ольга Капанина, заместитель гендиректора Татьяна Архипова. Прекрасно, что он пользуется советами Йоана Холландера -- одного из самых опытных директоров, 19 лет возглавлявшего венскую Staatsoper. Верю, что все вместе -- еще и с музыкальным руководителем и главным дирижером Петером Феранецем -- они реализуют амбиции сделать свой театр по-настоящему прогрессивным.

-- Это в будущем. А как вы оцените сегодняшнее состояние Михайловского театра?

-- Когда я пришел в ЛНО, стало очевидно, что надо менять саму структуру театра, и я сразу начал реформы. Спектакли могут получиться более или менее удачно у всех -- и в «Метрополитен», и в «Ковент-Гарден», и в Венской опере, -- важно, чтобы театр дышал. Владимир Кехман тоже встал на путь принципиальных реформ, но многое еще предстоит сделать в сфере организации работы, формирования труппы, в построении всей художественной программы.

А как режиссера меня сильно удивило, что здесь, в России, колыбели психологической актерской школы, и в театре, где когда-то шла «Пиковая дама» Мейерхольда, артисты оказались не очень готовы играть, а не только петь. Я говорю: «А как же образ?» -- а мне отвечают: «Так ведь это опера». Но надеюсь, некоторым я помог освоиться, сделать не только партию, но и роль. Притом вижу в труппе как минимум двух солистов, у которых есть все основания для международной карьеры.

-- Латвийская национальная опера стала настоящей кузницей кадров для всех главных театров мира. Глядя на нынешние успехи своих питомцев, вы испытываете только гордость или еще и отчасти ревность?

-- Действительно, первыми были Элина Гаранча и Эгилс Силиньш, которые давно уже входят в мировую оперную элиту. Наш тенор Александр Антоненко пел премьеру «Отелло» в Зальцбурге с Мути, у него сейчас большие контракты с «Мет», с другими первыми театрами. Сопрано Кристина Ополайс только что спела в «Дон Жуане» Дмитрия Чернякова в Экс-а-Провансе, пела у Баренбойма в Берлине и т.д. Андрис Нельсонс, которому я предложил быть главным дирижером ЛНО, когда ему было 25 лет, сейчас делает блестящую мировую карьеру. Но у нас по-прежнему работает педагог Анита Гаранча, мать Элины, которая воспитала многих певцов, и Маргарита Груздева, педагог Антоненко и Ополайс, и сейчас уже подрастает новое поколение, которое стоит на старте и готово взлететь.

А что касается ревности -- все солисты регулярно к нам возвращаются. Все-таки это их родной дом.

-- И поют бесплатно?

-- Бесплатно, конечно, никто не работает, но в вопросах гонорара всегда можно найти компромисс. Для настоящего артиста имеет значение не только сумма, но и какие это город, театр, спектакль, партнеры.

-- Опера -- самое дорогое из сценических искусств, по которому кризис должен был ударить сильнее всего. Это так?

-- Да, к сожалению. Наш бюджет в значительной степени состоит из государственной дотации, которая была урезана. Нам пришлось сократить сто человек, вдвое сократить число премьер, и только сейчас мы начинаем постепенно увеличивать количество запускаемых новых постановок.

Репертуарный театр -- это очень дорого. Надо не только выпускать новые спектакли, но и поддерживать в хорошем состоянии старые. Если спектакль долго не шел, его нужно репетировать. Система stagione, когда можно отыграть спектакль блоком и ставить следующий, конечно, дешевле, но наша публика к ней не очень готова. Часто люди собираются в театр спонтанно, на то, что идет в этот вечер, все равно, опера или балет, они не привыкли заранее планировать: успеть посмотреть спектакль, потому что через неделю его уже не будет.

-- Но, может быть, в кризисе есть и польза: когда нет денег на дорогущие спецэффекты, это, наоборот, должно стимулировать режиссерскую изобретательность и фантазию?

-- Зависит от почерка режиссера. Я, например, в этом смысле очень эластичен, могу работать и в минималистской манере, и с большими роскошными декорациями.

-- Только что вы получили российский орден Дружбы (вместе с ректором Даугавпилсского университета Арвидом Баршевским; тем же указом президента Медведева Раймонд Паулс награжден орденом Почета). В чем состоит ваш «большой вклад в укрепление российско-латвийских культурных связей»?

-- Я очень люблю Россию, русскую культуру. Когда учился на актерском факультете Рижской консерватории, к нам приезжали Наталья Крымова, знаменитый ленинградский педагог Аркадий Кацман, мы росли на спектаклях Эфроса, Любимова, Товстоногова, потом Додина. Я снимался в советских фильмах. Поэтому естественно, что я стремлюсь к сотрудничеству и сейчас. В 2003-м и 2007-м мы организовали гастроли Большого театра в Риге. И Театр Станиславского и Немировича-Данченко гостил у нас. Наши спектакли, и оперные, и балетные, за эти годы много раз показывали в Москве. Все это происходило в непростой политической обстановке, однако удавалось найти деньги не только в России, но и в Латвии, и не только государственные, но и частные. Когда я стараюсь убедить людей, порой далеких от музыкального театра, в необходимости финансировать такие проекты, я говорю: в любой стране опера, балет и симфоническая музыка -- это площадки, на которых встречаются политическая и бизнес-элита. Это наилучшее место встречи для них.

-- То есть опера продолжает оставаться лицом государства?

-- Конечно! Так всегда было: императорский театр служил витриной империи, остается он витриной и демократического государства. Оперу надо содержать так, чтобы она блестела.