Самая представительная презентация украинского искусства последних лет не только за границей, но и в родных пределах случилась не в рамках каких-то официальных событий. И потому, видимо, никого, кроме художников, не заинтересовала -- не было не то что официальных лиц суверенного государства, но и коллекционеров. Зато сделана выставка так, как не снилось московским музеям, -- куратор Екатерина Деготь долго и тщательно исследовала сюжет, который кажется многим таким знакомым и ясным, что и думать не нужно. В результате вместо предсказуемого набора имен вниманию зрителя предлагается сложная и весьма субъективная история с приложениями и отступлениями.

Классика -- известный, не раз показанный в Москве проект Арсена Савадова «Донбасс-Шоколад» о потрясенных временем главных советских рабоче-балетных брендах, последние метафизические произведения недавно ушедшего художника Александра Гнилицкого, бредовые урбанистические сказки Василия Цаголова -- прячется в середине экспозиции. Бескомпромиссно жизнерадостный, недавно премированный российской государственной «Инновацией» «Балаклавский кураж» Сергея Браткова деликатно скрыт за шторкой. Экспозиция начинается и заканчивается работами молодых -- поколения, сплотившегося на «оранжевом» Майдане, и еще более юных «мечтателей». Украинская молодежь выглядит искреннее нашей отечественной. И окружающим ее пространством, его политическим и социальным наполнением интересуется активнее. Аккуратно нарисованные на тарелочках Никитой Каданом милицейские пытки, наивные, использующие традиции житийных икон и городских стенных росписей «Шахтерские истории» Романа Минина, изображение бандеровки радостно наступающего на больные мозоли отношений с «московской» властью Игоря Переклиты, фотографии «новоукраинских» кладбищенских памятников Максима Мамсикова описывают украинскую реальность в самых разных, и не самых привлекательных, проявлениях. В Пермском музее показывают то, что уже было со скандалом снято с выставки на Украине, то, что вряд ли показал бы сейчас какой-нибудь московский музей. Кажется, что постоянное, хоть невнятное идеологическое давление неведомо работающим в Перми кураторам. Самоцензуры здесь нет, есть демонстративное желание избежать страстно чаемой большинством отечественных музейных работников объективности, а заодно и общих мест.

Основная часть выглядит плоской: инсталляций, объектов почти нет -- не потому, что на Украине их совсем не делают. Просто куратора трехмерное искусство разочаровало. Деготь считает, что оно слишком коррумпировано, изо всех сил старается понравиться зрителю. Идея парадоксальная -- коммерческим искусством принято считать живописное: именно его в основном производят украинские художники и собирают украинские коллекционеры. В результате самая яркая молодая звезда украинского искусства Жанна Кадырова убирается в общий ряд с фотопроектом «Памятника новому памятнику». Впрочем, насколько возможно живопись тоже поражена в правах: самые славные имена частью отсутствуют, частью представлены видео и фотографиями, и жест этот кажется вполне оправданным -- особенно когда видишь идиотический видеоопус «Гимн или мыльная опера» пускающего пузыри Ильи Чичкана.

Медленнее осваивающее международные тренды украинское искусство в значительной степени ориентировано на традиционный орнамент и на общую, не только для наших народов, но и обширного восточноевропейского региона, соцреалистическую фигуративность. Подтверждение -- работы недавнего лауреата премии PinchukArtCentre Артема Волокитина, напоминающие одновременно произведения московских гиперреалистов конца 1970-х и их более успешных коллег из ГДР. Мотивы народного искусства -- у Мыколы Маценко, поднабравшегося конструктивистского опыта. Доведенные до абсурда индийских фильмов картинки и видео Стаса Волязловского выглядят бодрее, чем выморочные, хоть и уместные на выставке большеформатные полотна «Дивокрай» Олеси Хоменко, повествующие о поруганной природе Карпат методами «плохой живописи».

Кроме основной истории на первом этаже в трех небольших пространствах наверху рассказывают о прошлом -- живописном, фотографическом, о постоянно актуальной тяге профессионального искусства к примитиву, народной картинке и безбашенному веселью. В оклеенной обоями в цветочек комнате несколько картин из собрания директора пермского музея. Марат Гельман начинал свой путь в искусство вместе с красочной и эмоциональной южнорусской волной -- собирал, выставлял, продвигал. В этом отделе появляется едва ли не самый известный и дорогой украинский живописец -- Александр Ройтбурд. Рядом -- экспозиция фотографий харьковской школы: из нее вышли самый известный украинский художник Борис Михайлов и давно живущий в Москве Сергей Братков. Их чудный ностальгический снимок с ящичком, где покоятся три буквы, присутствующие в украинском и отсутствующие в русском языке, настраивает на размышления о превратностях судьбы: имена их коллег и друзей так и остались в истории. Не в последнюю очередь потому, что подобных выставок не было -- ни в 1970-х, ни даже в 1990-х.

Яркая и убедительная выставка сделана без видимых компромиссов, уступки провинциальному вкусу, но достаточно зрелищно, ритмично и ясно, чтобы увлечь и зрителя не слишком искушенного, но требовательного -- значительную часть посетителей Пермского музея современного искусства составляет молодежь, причем в количествах, о которых коллеги только мечтают. Ориентированная на международные стандарты, постоянно отбивающаяся от критики местной патриотически настроенной общественности деятельность Гельмана выходит за рамки музея -- выставка становится частью большой программы, художники осваивают городские пространства: в ближайшее время Жанна Кадырова начнет строить из плитки яблоко на пермской площади.