Кажется, что Россини в Москве входит в моду. Не то чтобы забытый композитор, наоборот, один из главных персонажей оперной истории, тем не менее был до сих пор где-то на периферии сознания театров и публики. Не величественный строй его музыкальных мыслей как будто представлял композитора слишком расхожим и чересчур очевидным для интеллектуальных трендов, а техническая сложность языка делала обреченными всякие популистские попытки обращаться с россиниевскими сюжетами без затей. Россини выпал из сферы актуального. Как будто открывать в нем нечего, а все, что открыто, в свою очередь откровенно некому петь. И стилистической точности все равно не добиться.

Но в последнее время Россини вдруг зазвучал чаще. В прошлом сезоне на сцене БЗК сыграли «Итальянку в Алжире» под управлением седого россиниевского специалиста Альберто Дзедда, и событие оказалось принципиальным: как будто что-то сдвинуло. Освежило представления о стиле, поманило возможностями. Сразу после был «Севильский цирюльник» в Музыкальном театре имени Станиславского, совершенно в старой манере -- «щас спою». Показалось невесело, но на том дело не закончилось. Потом было вполне амбициозное концертное исполнение "Золушки" на плетневском фестивале.

Большой теперь решил попробовать Россини на зуб и начал не с оперной партитуры, а с «Маленькой торжественной мессы». Это диковинное сочинение -- последняя россиниевская шутка, реквием в кавычках и деловая записка с точным адресом: «Боже, вот и закончена эта бедная маленькая месса... Немного учености, немного сердца, вот все, что в ней есть. Будь же благословен и уготовь мне рай».

Сегодня четырнадцать номеров на канонический латинский текст, в которых смешно перемешиваются оперная лирика, торжественная полифония и буффонный «пумс-пумс» без единой скороговорки, слушаются едва ли не как музыка ХХ века (та, которая сочинялась из разных традиционалистских соображений). В первом варианте Мессы Россини «соображал на двенадцать», делая в самом составе параллель с Тайной вечерей. Этот вариант был основным и очень камерным -- двенадцать певцов (четыре солиста и восемь хористов) и нечто вроде старинного «бассо континуо» (два фортепиано и фисгармония). Позднее композитор обеспокоился оркестровым вариантом, разумно предположив, что после его смерти «явится господин Сакс со своим саксофоном, господин Берлиоз с другими великанами оркестра» и переделают эту музыку, убив таким образом «несколько вокальных голосов» и общий «несовременный» на тот момент камерный тон.

Полузабытая камерная версия Мессы -- один из любимых репертуарных ходов в «аутентистских» кругах.

Но для Большого это было бы слишком, и он выбрал объемную по составу, «берлиозоподобную», старомодную версию -- с развернутым оркестром и полновесным хором. Тем не менее с помощью дирижера Даниэле Каллегари, не то чтобы с совершенным блеском, но с очевидной сдержанностью и добрыми намерениями, исполнение стремилось к скромной стилистической верности, с патетикой в границах россиниевских кавычек. Когда на нежный мотивчик, которому больше подошел бы текст «Где мой любимый, он меня покинул», поется «Боже, помилуй нас», и эта маленькая подмена ясно осознается исполнителями. Оркестр у Каллегари звучал немного робко, но зато не жирно. Хор ни разу не давил (что этому коллективу вообще не свойственно, и оставалось только грамотно его возможности использовать). Ансамбль солистов оказался стройным и выверенным. При том, что россиниевских певцов у нас большой дефицит, четверка звучала очень достойно. Совсем хороша была Вероника Джиоева (теперь постоянное приглашенное сопрано в Большом) -- абсолютно на своем месте. В дуэте с меццо Светланой Шиловой (Qui Tollis) их голоса аккуратно составлялись в элегантную пару. И сольную кульминацию Шилова (Agnus Dei) сделала хотя и с небольшим нажимом, но скорее хорошо. Не портил борозды и тенор -- случай на удивление редкий; как всем известно, теноров у нас нет. Сергей Романовский -- родом из колобовской «Новой оперы», в 2009 дебютировал в Ла Скала и Норвежской опере. И здесь в Россини был удивительно уместен и строг. Последний -- немного бравирующий своими возможностями бас Дмитрий Белосельский -- свежий солист оперной труппы Большого. Все вместе делали свою работу таким образом, что исполнение как будто говорило: Большой в теории и с оговорками, но может ставить Россини; почему бы нет?

Что до концертной практики и стилевых экспериментов, понятно, что ответные жесты на россиниевскую тему должны последовать от местных просвещенных аутентистов. Наверняка они не заставят себя долго ждать.