О кризисе современного авторского кино говорят на протяжении последних двух лет. Говорят после каждого крупного международного фестиваля, оправдывая «с оговорками» розданные призы и упреждая недовольство критики. И дело не только в экономическом кризисе, ранившем в первую очередь маленькие независимые студии. В западном кинематографе налицо дефицит сюжетов и идей. Поколение классиков, с именами которых связан расцвет авторского кино, потихоньку вымирает и впадает в маразм. Джармуш, Вендерс, Годар, Рене -- лишь прозрачные тени прежних себя. Это была мощная генерация, впитавшая в себя энергию бэби-бума и молодежной революции 1960-х годов. Режиссеры, первыми взявшие на себя смелость делать кинематограф от первого лица. С их закадровым и внутрикадровым «я» отождествляли себя тысячи молодых людей, зараженных шестидесятничеством.

Это влияние продолжалось вплоть до середины 90-х, когда одновременно опустели залы синематек и повсеместно прекратилось финансирование тех проектов, что были направлены на поддержку независимых студий и режиссеров. В недавнем интервью программе «Документальная камера» директор Венецианского фестиваля Марко Мюллер рассказал, что все поощрительные премии продюсерам и прокатчикам, которые занимались короткометражным и авторским кино, умерли лет пятнадцать назад. Наступила эпоха продюсерских проектов, которые требовали от режиссера не только отказ от местоимения первого лица, но и иной логики выбора сюжетов.

В наше время все реже говорят "авторское" кино, чаще употребляют расплывчатый термин «фестивальное». Но даже это имиджевое фестивальное кино нынче ориентировано на так называемого простого зрителя. Кто этот зритель, не совсем понятно. Зато понятен круг тем, которые могут этого зрителя задеть за живое или хотя бы заинтересовать. Если мы не имеем в виду голливудскую схему построения сюжета, то остается социальная и историческая проблематика. По большому счету это та же самая публицистика, только обосновавшаяся на базе кинематографа. Список острых общественно значимых тем не намного богаче, чем заготовленное количество голливудских болванок.

В итоге получаем такую картину: на 32-м Московском кинофестивале, проходящем в 2010 году, почти все конкурсные ленты, приехавшие из стран Восточной Европы, так или иначе обыгрывают тему советской оккупации и героического противостояния режиму. В лучшем случае это гротескный «нуар» на советском материале, талантливо исполненный польским режиссером Борысом Ланкошем («Реверс»). Ирония подразумевает необходимую дистанцию по отношению к материалу. Хотя и здесь набор действующих лиц стереотипен: аполитичная девушка из интеллигентной семьи, опереточный злодей из «органов», умеренный диссидент-начальник, бабуля из «бывших». Примерно с таким же кругом персонажей встречаемся в другой польской картине «Розочка» режиссера Яна Кидава-Блоньского. Действие разворачивается несколько позже -- в конце 60-х. Главная героиня -- умница и красавица -- работает в университете секретаршей ректора. Ее жених, чиновник важной государственной компании, на деле оказывается примитивным стукачом, подталкивающим невесту к флирту с известным писателем, которого подозревают в связях с Западом. Сюжет практически на сто процентов дублирует «Реверс» (тот же злодей, склоняющий любовницу к стукачеству), отличается лишь режиссерский подход. В одном случае встречаем гротеск, в другом -- упор делается на мелодраматической интриге и образовавшемся в результате политических раскладов любовном треугольнике.

По части любовных треугольников и секса на фоне политики преуспели чехи. Представленные в конкурсе ММКФ симпатичной картиной Ирены Павлазковой «Как рай земной». Действие разворачивается накануне пражской весны, а главная героиня (снова аполитичная и легкомысленная), закрутив роман с диссидентом-литератором, случайно оказывается в эпицентре политической борьбы.

Куда более изобретательную любовную интригу выстраивает немецкий режиссер Матти Гешоннек в конкурсном фильме «Берлин, Боксхагенер платц». В кадре -- все тот 68-й год, за кадром -- Пражская весна. И на фоне всех этих исторических событий жители Восточного Берлина устраивают свою личную жизнь. Влюбчивая бабуля крутит шашни с двумя игривыми старикашками: один -- бывший нацист, другой -- кладбищенский служитель. За ее неблагонадежными женихами приглядывают внук-пионер и зять-полицейский.

В венгерской ленте «Последний донос на Анну» (режиссер Марта Мессарош) снова встречаем героя-литератора, который на этот раз оказывается не диссидентом, а провокатором, откомандированным в Лондон с целью вернуть на родину известную оппозиционерку, входившую в опальное правительство Имре Надя.

Итого на пять конкурсных лент приходится четыре героя-литератора, три аполитичные девицы, пять провокаторов и четыре мелодраматичные фабулы, разыгранные в различных жанрах на фоне политических событий 50--60-х годов. На вопрос, почему в конце первого десятилетия ХХI века молодых режиссеров все еще волнуют события полувековой давности, режиссер польской картины ясно ответил: «Этот исторический материал все еще вызывает отклик у большинства наших зрителей. А мы ориентируемся прежде всего на зрительский интерес». Возможно, эти пять конкурсных лент заденут и русского зрителя -- это наша общая судьба и биография. Но вот председатель жюри француз Люк Бессон через неделю фестивальных просмотров уже едва ли сможет найти в этих лентах хотя бы пять сюжетных различий. Скорее всего, они у него сольются в один нескончаемый кинематографический след от советских танков. А у них, у французов, в 68-м своих проблем хватало.

ФОТО: Восточноевропейские фильмы на ММКФ эксплуатируют тему тоталитарного прошлого (польская картина "Реверс")