Вербальное и невербальное

Классик современного минимализма композитор Владимир Мартынов представил свою очередную книгу «Время Алисы». В его предыдущей книге «Конец времени композиторов» речь шла о завершении эпохи традиционной классической музыки (в ее привычных академических форматах), а в этой (пока не вышедшей и существующей только в электронной версии) -- о конце вербальной цивилизации в целом. Презентация началась с сольной композиции автора, который, сидя за роялем, за неполный час ввел аудиторию в состояние глубокого медитативного транса. Я предположил, что, завершив играть, Мартынов встанет, раскланяется и молча уйдет, что могло бы стать безупречным концептуальным ходом. Если вербальная цивилизация завершается, то сообщение об этом логически естественно облечь в сугубо невербальную форму. И действительно, по мере медленного разворачивания бесконечно, казалось бы, повторяющихся лаконичных и минимально варьируемых комбинаций звуков я все больше и больше приближался к пониманию авторского высказывания. Это была вполне адекватная иллюстрация к известному высказыванию Витгенштейна «О чем нельзя говорить, о том следует молчать». Однако такой жест (ограничиться музыкой), видимо, показался все-таки чересчур экстремальным, и автор произнес еще достаточно много слов, что, как это ни удивительно, сделало его высказывание менее внятным и последовательным.

В качестве метафоры противопоставления вербального и невербального была выбрана поверхность зеркала. Как я понял (на слух, не читая книгу), зеркало -- это те вербальные механизмы, которыми пользуются для трансляции смыслов, но которые на самом деле являются для понимания непреодолимой стеной. Соответственно, для постижения истинных смыслов необходимо, подобно кэрролловской Алисе, преодолеть эту стену и пройти сквозь зеркало. Хотя я вообще-то всегда считал, что в Зазеркалье как раз находится вовсе не «невербальная», а «гипервербальная» цивилизация -- пространство, где коренными обитателями являются именно слова, вступающие между собой в разнообразные языковые игры. Кроме того, так и не удалось отделаться от навязчивого вопроса: а что же в новой цивилизации должно стать инструментом коммуникации? Музыка -- это, безусловно, идеальный способ общения со своим внутренним миром, но как при этом (без вербальных средств) быть с внешними контактами? Впрочем, тем интереснее будет читать книгу, в которой можно надеяться найти ответ на эти (наверное, для автора банальные и наивные) вопросы.

Публичное и приватное

Профессор лингвистики Максим Кронгауз в своей лекции остановился на некоторых, прежде всего этических проблемах, которые возникают по мере развития интернет-пространства. Что такое ЖЖ: личный дневник или средство массовой коммуникации? С одной стороны (как это и было изначально), каждый ведет свой блог прежде всего для себя самого узкого круга друзей, с другой же -- у популярных блогов насчитываются сейчас десятки тысяч читателей (то есть больше, чем у традиционных СМИ), а поисковые системы позволяют найти в блогосфере любое высказывание на искомую тему или об искомом человеке. В качестве примера Кронгауз привел пример, когда одна студентка не очень хорошо (мягко говоря) высказалась в блоге о своем декане, после чего ее вычислили и исключили. Если считать блог личным дневником, то такое наказание следует расценивать как этически недопустимое; если же считать его публичным пространством, то недопустимым становится отсутствие наказания. Поскольку подобная ситуация пока не прописана юридически, то судить об этом приходится, что называется, по понятиям.

Аналогичный, по сути, случай произошел осенью прошлого года перед присуждением национальной литературной премии «Большая книга». Один из членов жюри (Литературной академии) обратился в блоге к своим друзьям с такой примерно просьбой: «Мне тут нужно расставить оценки дюжине книжек, а книжки эти я читать не собираюсь, поэтому подскажите, за кого из авторов голосовать». Организаторы премии, отслеживающие все сетевые высказывания о премии, наткнулись на этот «пост» и, оказавшись в замешательстве, сочли необходимым вынести «персональное дело» на суд академии. Мнения разделились: с одной стороны, подобное высказывание свидетельствует о профессиональной недобросовестности (предполагается, что оценки выставляют, исходя из личного мнения); с другой же -- с точки зрения процедуры все чисто, ведь каждый член жюри может распоряжаться данным ему правом оценки по своему усмотрению: если бы не факт перевода приватного высказывания в публичное пространство, никаких претензий к нему возникнуть не могло.

Писатели и читатели

Одна из многих парадоксальных идей, выдвинутых философом и культурологом Михаилом Эпштейном, -- это своего рода инверсия, корректировка статусов писателя и читателя. Чтение -- это процесс, в котором писатель и читатель выступают на равных, как два партнера: ведь сказать, что книга на самом деле состоялась, можно лишь тогда, когда она прочитана. Однако ценность чтения -- как процесса творческого и сопоставимого с писательским -- официально и всерьез никем не признается: чтение принято считать чистым потреблением. Протестуя против такого положения вещей и апеллируя к тому, что писателей становится все больше и больше, а читателей -- все меньше и меньше, Эпштейн выступил с предложением присуждать наряду с писательскими премии для читателей (вплоть до Нобелевской).

Возникают, однако, естественные вопросы. Например, кто должен входить в состав жюри такой премии: писатели или читатели? И по каким критериям следует оценивать читательский труд? По мнению Эпштейна, никаких проблем тут нет: можно придумать систему тестов, при помощи которых определялось бы... что? Адекватное понимание заложенных авторами смыслов? Эмоциональное переживание, эмпатия по отношению к героям? Опознание литературных и общекультурных аллюзий? Восприятие деталей структурной организации текста? Или запоминание упомянутых в тексте реалий?

Иными словами, попытка конкретно реализовать эту оригинальную идею неизбежно приводит к тем же проблемам, что и при оценке усвоенного в школе курса литературы. То есть к варианту ЕГЭ. Или же к ситуации обратной инверсии: когда читатель для того, чтобы продемонстрировать свои достоинства, должен сочинить достойный текст, автоматически переходя при этом в статус писателя. Еще один красивый парадокс -- подобный вербальному сообщению о конце вербальной эпохи.