38 лет назад, 2 июня 1971 года, в истории русского православия произошло необыкновенное событие -- деянием Поместного собора Русской православной церкви были отменены анафемы на старообрядцев, наложенные на них еще в 1667 году. Но сенсации не было -- никто в атеистическом СССР просто не заметил случившегося...

Это естественно, если вспомнить, что новости церковной жизни крайне редко становились достоянием «прогрессивной» общественности Советского Союза. Но, с другой стороны, кажется несправедливым, что целых три столетия вражды и унижений, бесчеловечных казней, ссылок и прочих жестоких притеснений, которым подвергались последователи древлеправославия, закончились казенным постановлением собора новообрядческой церкви, причем немедленно сданным в архив.

С тех пор прошло еще около 40 лет. Почти половина века. И сегодня тем более мало кто не только помнит о том давнем уже соборном деянии, но и вообще знает хотя бы что-нибудь о самом старообрядчестве, которое было и остается важной и неотторжимой частью не только отечественной истории, но и вселенского православия.

Трагедия раскола в Русской православной церкви началась с нововведений патриарха Никона и царя Алексея (Михайловича) Романова. Неканоничность и разрушительный характер их «реформ» вполне и убедительно доказаны исследователями церковной истории уже более ста лет тому назад. Безумные мечты царя Алексея об овладении Царьградом-Константинополем и столь же необузданные грезы его «собинного друга» Никона о вселенском патриаршестве чем-то напоминают фантазии глупой старухи из пушкинской сказки «О золотой рыбке». По крайней мере, итог оказался еще более страшным -- Никон, изверженный из патриаршества, умер в безвестности и ссылке; Алексей Михайлович кончил свои дни в лютых мучениях плоти. Не суждено им было утешиться даже «разбитым корытом» -- поворотить реформу вспять.

Итогом деятельности державной «двоицы» -- царя и бывшего патриарха -- стал церковный раскол России. С тех пор сменялись патриархи и цари, но все они неуклонно и жестоко преследовали народную оппозицию новообрядческим реформам. И здесь начинается удивительное. Несмотря на жесточайшее давление со стороны властей, царской и церковной, миллионы простых людей готовы были пожертвовать жизнью ради благочестивых заветов предков. Чем лютее становилось правительство (а оно бывало весьма люто!), тем тверже были старообрядцы в защите древлеправославной веры.

Ни костры, ни плаха, ни дыба не могли остановить их жертвенного подвига во имя православия.

Василий Розанов писал о расколе: «Это -- явление грозное, удивительное явление нашей истории. Если на всемирном суде русские будут когда-нибудь спрошены: "Во что же вы верили, от чего вы никогда не отреклись, чему всем пожертвовали?" -- быть может, очень смутясь, попробовав указать на реформу Петра, на "просвещение", то и другое еще, они найдутся в конце концов вынужденными указать на раскол: "Вот некоторая часть нас верила, не предала, пожертвовала"...

Впрочем, за восхищением стойкостью старообрядцев в вере часто упускают из вида главное, а именно то, что старообрядчество есть зримое и явное опровержение устоявшегося взгляда на народ как пассивную, ленивую массу, почти стадо. В течение столетий старообрядцы, не только лишенные поддержки «высших» образованных и имущих слоев, но прямо преследуемые властью, предоставленные сами себе, -- не просто выжили, но сумели отстоять и сохранить всю древлеправославную обрядность вплоть до «единаго аза»!

В том, что старообрядцы действительно сберегли в неприкосновенности дореформенные обряды православной церкви -- те самые, которые исповедовали и Отцы первых семи Вселенских соборов, и Владимир Святой, и Александр Невский, и Сергий Радонежский, -- убеждают нас не проповедники староверия, а свидетельство государственного чиновника по делам «раскола» и по совместительству известного писателя Мельникова (Печерского). Вот что писал он в своей докладной записке, представленной императору Александру Второму: «Последователи староверия отправляют службу строго по уставам, содержимым Церковью, но так как уставная служба продолжительна, то новообрядческая церковь дозволила некоторые сокращения в ней... По православным преданиям святые иконы должны быть писаны по так называемым подлинникам, составленным еще в Византии; изображаемые на них угодники представлены чертами строгими, без малейшего на лицах выражения земных страстей, а в новообрядческой церкви почитают иконы италианской школы...» Комментарии явно излишни к этому официальному свидетельству императорского чиновника.

К началу ХХ века общее число последователей старой веры насчитывало едва ли не четверть всего населения Российской империи. Четверть населения, в рядах которой было сосредоточено все крепкое крестьянство, казачество и купечество! Это был непьющий, некурящий, многодетный, самодостаточный -- тот самый «средний класс», который мы сегодня пока тщетно пытаемся вырастить на выжженном поле постсоветизма.

Старообрядцы раздражали власти светскую и церковную своей независимостью. Фактически угрожали их безраздельному господству в стране. Почти сто лет с начала церковного раскола отмечены попытками правительства утопить «раскол» в крови или удушить невыносимым налоговым бременем. Отчаянные усилия принесли обратный результат -- в «раскол» переходили целыми селами, городами и станицами. Оказавшись бессильной победить народное движение, власть делает попытку возглавить его.

Московский митрополит Платон в 1800 году учреждает так называемое единоверие -- старообрядные приходы в составе официальной новообрядческой церкви. Единоверцам позволено служить «по старым книгам» при условии признания над собой власти Синода и главы Синода -- российского императора. Явившись очевидной вынужденной мерой, обставленное множеством унизительных для древлеправославных христиан условий, единоверие не добилось поставленных целей, так и осталось религиозным компромиссом, к которому с недоверием отнеслись как «нововеры» так и старообрядцы.

ХХ век строго рассудил и тех, и других!

Чувствуя свою силу и веря в будущее могущество своего новообрядческого исповедания, архиепископ Антоний (Храповицкий) в знаменитом от 1912 года «Послании ко всем отделяющимся от церкви старообрядцам» еще миссионерствует и поучает «раскольников», не ведая, что через несколько лет сам окажется в расколе с восторжествовавшей на покинутой Родине «красной» сергианской церковью...

Революции, Гражданская война, коллективизация, индустриализация, миллионы жертв -- достойно удивления, что на фоне этого всенационального апокалипсиса вдруг, в 1929 году, спустя всего два года после своей, так называемой «декларации о лояльности», митрополит Нижегородский Сергий (Страгородский) находит время для рассмотрения такого на первый взгляд неактуального вопроса, как снятие клятв и анафем со старообрядцев! Тем не менее вопрос был представлен для решения Синода в положительном смысле. Но результат того рассмотрения неизвестен...

Однако в 1971 году на Поместном соборе он был поднят вновь митрополитом Ленинградским и Новгородским Никодимом (Ротовым). Соответственно 2 июня 1971 года соборяне единодушно поддержали инициативу «сверху» -- проклятия давнего собора 1667 года на «придерживающихся старых обрядов» были отменены.

С тех пор последовало немало постановлений и решений всевозможных соборов и Синода РПЦ, направленных на примирение с последователями древлеправославия. Особенно активен на этом поприще оказался митрополит Смоленский, а ныне патриарх Московский и всея Руси Кирилл (Гундяев). Некоторые склонны видеть в этом процессе естественное желание архипастырей к уврачеванию трагического церковного раскола. Другие убеждены в том, что за всеми великодушными жестами патриархии скрывается все то же давнее намерение новообрядческой церкви поглотить старообрядцев.

По крайней мере, не может не беспокоить искаженный взгляд на старую веру, который в последнее время настойчиво внедряется в общественное сознание. Старообрядчество пытаются представить этнографической резервацией, едва ли не обществом любителей исторической реконструкции. Придается слишком большое значение сохранению у староверов национальных традиций и особенностей народного быта -- и при этом часто умалчивается истинное значение старообрядчества как хранителя неповрежденного православия.

Все это тем опаснее, что нередко и некоторые из старообрядческих пастырей словно соглашаются с ложными взглядами на древлеправославие, не противостоят им открыто и публично.

По канонам церкви неправедно наложенные проклятия не имеют силы. Старообрядцы никогда и не считали себя анафематствованными, уверенные в правоте своих верований. Собор новообрядческой церкви подтвердил эту правоту, отменив неразумные анафемы «яко не бывшие» и раскрыв объятия преследуемым прежде «братьям». Но не станет ли дружба с патриархией более тяжким испытанием для старообрядцев, чем прежние гонения и вражда? Выдержит ли древлеправославие крепкие «братские» объятия и не исчезнет ли само в недрах РПЦ «яко не бывшее»?!.