Театр.doc отмечает седьмую годовщину. Говорят, что за семь лет кровь в человеке полностью обновляется и жизненный цикл можно считать завершенным. У Театра.doc за этот период кровь обновлялась уже не раз, этот маленький подвальчик можно считать едва ли не главным донором современной театральной и даже киножизни столицы.

К нынешнему празднику Театр.doc совместно с ЦДР Казанцева и Рощина и Театром имени Бойса подготовил программу фестиваля молодой драматургии «Любимовка» -- «Новая пьеса на новой сцене». Если есть ложбинка, вода течет туда сама, важно правильно выбрать направление, и фестиваль «Любимовка» каждый год открывает все новых драматургов, чьи таланты немедленно начинает эксплуатировать ТВ и кинематограф, но сами пьесы после успешных читок, обсуждений, споров остаются невостребованными театром. Организаторы «Любимовки», они же руководители Театра.doc, решили все же попробовать довести пьесы до постановки своими силами. Еще на стадии замысла к драматургам «прикрепляют» режиссеров и ждут, что получится. В этом году проросло три проекта: «Соколы» Валерия Печейкина поставила Елена Рейс, «Экспонаты» Вячеслава Дурненкова -- Алексей Жиряков, «Жизнь удалась» Павла Пряжко -- Михаил Угаров и Марат Гацалов. Все три спектакля идут на сцене Театра.doc.

В пьесе Павла Пряжко «Жизнь удалась» кажется, что все очень просто. Четверо героев -- очень обычных молодых людей, без всяких там идеологий и даже без мыслей и чувств, с одними рефлексами. Им чего-то смутно хочется, кроме как выпить и заняться сексом, но чего, они не знают. Словарный запас у них как у людоедки Эллочки, только почти все слова матерные. Но они ухитряются выразить при их помощи все свои примитивные ощущения. И даже то, чего сами ни в коем случае не сознают, -- ужас перед жизнью, страх, который их не оставляет, несмотря на то, что из всех эмоций им известны только коротенькие, судорогой пробегающие в их головах рефлексы. И они несчастливы, хотя вроде бы все в их жизни так просто...

На самом деле Пряжко написал современную трагедию... Пьесу про то, как люди привычно дергаются в убогом мирке собственных представлений о том, что им нужно, но человеческая их природа вопит, безъязыкая.

Михаил Угаров долго думал, как эту пьесу поставить. Потому что сыграть это состояние практически невозможно -- оно невыносимо. Тогда он решил, что актеры будут пьесу читать -- всю как есть, с ремарками -- и только слегка, намеком, показывать персонажей, в них не перевоплощаясь (а тут и не перевоплотишься, как ни старайся, плоти-то нет, морок один). Но актеры и не отстраняются от героев, не стилизуют их и не шаржируют. Подчиняются тексту, и он сам выводит их в нужное русло -- к концу короткого спектакля герои вполне явлены. С ними все понятно. Алексей, самый старший, и самый развитый, имеющий некое представление о счастье, о любви, представление самое общее, поверхностное, безнадежно пытается воплотить его в жизнь в доступных ему формах. Его младший брат Вадим плывет без руля и ветрил, ведомый инстинктом, и тревога его только слегка напрягает, заставляя морщить не привыкший к усилиям лобик. Елена -- роскошная девушка -- смутно предчувствует, что происходит что-то не то, не так, неправильно, но не умеет своих чувств ни выразить, ни осознать. Ну и ее подруга Анжела -- существо самое беспомощное, несамостоятельное, готова прислониться к чему угодно, заткнуть пустоту своей жизни хоть мешком с закусками, лишь бы быть при деле. Все они очень смешны, и молодые актеры показывают их с иронией и пониманием, но все равно страшно -- эти персонажи совершенно беззащитны, они тоскуют по утерянной человеческой природе, по осмысленному поведению, пустые ритуалы которого стараются воспроизвести. При всей ограниченности они чувствуют: что все идет не так, неправильно... Не бывает таких свадеб! Но не знают, что делать, и в конце концов покорно повторяют все те же привычные движения: выпить, закусить, спариться, обругать...

Новая драма в этом проекте, на мой взгляд, описывает самую суть современного существования в его крайних и потому почти шокирующих формах. Это жизнь, лишенная традиции, содержания, цели, целиком растворившаяся в бытовых движениях, за которые герои цепляются, как за спасательный круг.

В спектакле Елены Рейс «Соколы» герои все время пьют чай, едят, размешивают ложками что-то в стакане, сидят либо за столом, либо на унитазе. А если разговаривают, то про физиологию: мальчишки -- про сперму, старшие -- про болезни. Мир семьи Соколовых, где младший сын -- затюканный неврастеник, отец -- псих, мать -- жертва, а сестра -- садистка, ужасен прежде всего своей заурядностью, погруженностью в мелкие бытовые проблемы. Кто пострижет ногти бабушке? Кто уберет за котом? Кто полезет на антресоли?

Елена Рейс отлично придумала форму для этого кошмара -- соединение бытового натурализма с ярким гротеском. Роли детей и бабушек играют юноши, очень условно, почти капустнически, тем самым выстраивая заслон перед жестокостью общей ненависти, ставшей бы непереносимой для зрителя в варианте психологического театра.

Распад человечности -- вот, собственно, то, что фиксирует новая драма. Распад связей -- семьи, любви, дружбы, партнерства. Эти понятия по привычке эксплуатируется героями, но на самом деле за словами ничего нет. Есть страшное, угнетающее, повергающее в ужас одиночество, есть бессмысленность и безнадежность...

Как сыграть и поставить спектакль про пустоту? Угаров и Рейс предлагают разные варианты воплощения сознательной бесформенности пьес Пряжко и Печейкина, сходство которых очевидно -- обе они построены из пустых оболочек слов, из реплик, в которых при абсолютной узнаваемости нет никакого осмысленного содержания, их нельзя сыграть впрямую... Режиссеры каждый по-своему создают на их основе некий аттракцион, позволяющий пусть обходным путем, но максимально приблизиться к сути высказывания.

Самое сложное в новой драме -- отсутствие привычной литературной формы. В ней нет сюжета, поскольку ее герои не действующие лица. В этих пьесах ничего не происходит, в них нет движения, нет интриги, нет антагонистов, нет и финала. С финалом сложнее всего -- картинки жизни сменяют друг друга, создавая иллюзию движения сюжета, но действие непременно должно чем то завершиться... В отличие от недействия, которое все длится и длится, ничем не разрешаясь. Поэтому обычно у произведений новой драмы насильственные финалы -- случается катастрофа, что-то извне нарушает течение быта, он искусственно прерывается, как аборт прерывает беременность. Аналогия тем более уместна, что состояние человека в новой драме примерно то же, что и у эмбриона: есть все признаки живого существа, но нет главного -- самостоятельной жизни.

Павел Пряжко свою пьесу просто ничем не заканчивает -- у подружки невесты Анжелы есть монолог про дальнейшую жизнь героев, но потом вдруг снова идут сцены из их прошлого, как будто срезки пленки, не понадобившиеся при монтаже. Угаров сохранил это строение, решившись пренебречь возможным недоумением зрителей. Подумав, я решила объяснить такой финал спектакля чутьем авторов к фальши любого завершенного действия, невозможного в этом аморфном состоянии.

В финале «Соколов» некая кульминация все же происходит, и в пьесе Печейкина есть к ней движение, органичное только потому, что главный герой -- ребенок, существо развивающееся, не застывшее еще в своей растерянности.

Третий спектакль проекта по пьесе Вячеслава Дурненкова «Экспонаты» поставил режиссер Алексей Жиряков, смотреть его интересно, но, на мой взгляд, сценическое воплощение не слишком удалось.

В этой пьесе на первый взгляд куда больше традиционного, чем в первых двух. В ней есть сюжет: в маленький городок приезжают два предпринимателя с целью превратить его в туристический центр. Для чего всех жителей ставят перед выбором -- стать живыми экспонатами для туристов и заработать денег или отказаться, сохранив свой стиль жизни. Мы видим две семьи, Морозовых и Зуевых, связанные между собой давними, тесными и запутанными отношениями. Их устоявшийся быт подвергается сразу трем испытаниям: приезжими -- раз, возращением из Москвы старшего брата Зуевых -- два, и вспыхнувшим чувством между детьми из этих семейств -- три. В сущности, и одного фитиля достаточно, чтобы запалить утлый быт, но с тремя он заполыхает скорее и эффектнее.

Режиссер не стал мудрить, вытаскивая из текста его вероятное новаторство, а, напротив, активно загасил все абсолютно традиционной постановкой, в которой, несмотря на тесноту и неприспособленность сцены Театра.doc, развернул по-мхатовски подробные мизансцены, с разными входами, несколькими площадками и психологическими мотивировками. В результате получился спектакль не столько экспериментальный, сколько самодеятельный, в котором молодые актеры, слегка ломаясь, изображают людей в возрасте, есть пара лирических героев, но в общем история про дремучий город и новую буржуазию кажется довольно заурядной. Могу ошибаться, но мне кажется, что в пьесе все не так однозначно, что в ней тоже есть тема пустоты, прикрытой энергией и ненавистью, что она не про новое и старое, не про конфликт угрюмой провинции с соблазнами глобализации, а скорее о том, что шелуха еще долго шевелится как живая, когда содержание давно иссякло... Бывший солдат Клим Зыков все пытается восстановить жизнь «как при бате», а хозяйственный владелец магазина Юра Морозов вроде бы начинает новую, однако эти усилия неплодотворны, они обречены на разрушение, как строительство песчаных башен на пляже. Но в спектакле, разыгранном с ученической тщательностью по нотам эпизодов, ничего подобного нет.

От новой драмы часто требуют, совершенно по-треплевски, новых форм и новых смыслов, предполагая при этом, что новое явится в формах старого, но иного. Обновленного, энергичного, позитивного. Но в мире давно проблемы с новыми смыслами. Их ищет не только драма, кино, искусство, но и экономика, политика, этика. Ищет и все никак не может найти. Новая драма фиксирует состояние человека в отсутствие новых смыслов при иссякших старых... И в данном случае в ее фокусе -- человек толпы, что значит на самом деле -- человек, не генерирующий своего собственного содержания, не способный на личное усилие, но растворенный в общем, в том, что транслируется современным обществом, где живое испаряется уже в процессе перегонки индивидуального открытия в товары массового спроса.

В старинной притче хан спрашивал у своих слуг о поведении жителей побежденного и обложенного данью города, когда у них требуют еще дани: плачут они или смеются? Пока жители плакали, хан требовал дань, но когда они стали смеяться, он понял, что взять у них больше нечего. Это я к тому, что новая драма в хорошем исполнении -- это еще и очень смешно.