Власть в Дагестане олицетворяют три здания на главной площади Махачкалы: Белый дом, где заседает Народное собрание и работает президент, МВД Дагестана и махачкалинская мэрия. Конфигурация взаимоотношений иногда меняется -- когда республику возглавлял даргинец Магомедали Магомедов, невидимый мост был переброшен в мэрию, где также сидел даргинец Саид Амиров. Когда в 1998 году Белый дом взяли мятежники и когда в 1999-м на республику напали боевики, мэрия превращалась в штаб, чтобы поддержать власть. Но она всегда оставалась (и остается) самостоятельным политическим центром, что не может не раздражать соседей по площади. Нынешний президент республики Муху Алиев -- аварец, его отношения с мэрией уже не греет этническая солидарность. Поговаривают о довольно холодных взаимоотношениях столицы с республикой. Другая легенда дагестанской политики -- война мэрии и милиции, якобы даже не всегда аппаратная. Но нынешний мэр и нынешний министр внутренних дел заняли свои посты практически одновременно -- больше десяти лет назад. И что бы ни говорили, работают с тех пор в рамках одной системы. Есть разные мнения, как в Москве о Лужкове: одни говорят, что городское хозяйство -- единственное, в котором наведен хоть какой-то порядок, другие жалуются, что мэр рассматривает город как свою собственность, включая жителей вместе с квартирами. Мэр Махачкалы Саид АМИРОВ, чье имя до сих пор наводит страх на многих в Дагестане, один из мировых рекордсменов по количеству совершенных на него покушений, поделился с обозревателем «Времени новостей» Иваном СУХОВЫМ своими соображениями о кризисе, безопасности и перспективах региона.

-- Саид Джапарович, как бы вы охарактеризовали ситуацию в городе?

-- На вид спокойно, но проблемы есть. Погибло много сотрудников правоохранительных органов, много политиков, глав администраций, депутатов. Идет охота на них.

-- А почему это происходит, как-то вы можете оценить?

-- Потому что плохо работаем мы все, и милиция, и политики. Нет контактной работы с людьми. Есть «лесные братья», бандиты. Правоохранительные органы хором уничтожают одного-двух. А те начинают стрелять в безвинных, первых попавшихся милиционеров. За январские каникулы, за десять дней, убили семь милиционеров: от рядового работника до генерала. (По данным МВД, с начала года погибли четыре милиционера и 13 ранено. Генерал-майор внутренних войск Валерий Липинский был убит в Махачкале 29 декабря 2008 года, во время частного визита в Дагестан. -- Ред.) По республике с начала года, наверное, человек 20 уже погибло: все главы администрации, депутаты, а в основном сотрудники правоохранительных органов.

-- А экономический кризис может ухудшить эту ситуацию?

-- Если меры, принимаемые руководством России, дадут эффект, все будет нормально. Если нет, все будет с каждым днем хуже и хуже. Я на днях провел совещание с центром занятости. 200 человек уже пришли регистрироваться, получать пособие по безработице. Раньше у нас за два-три месяца столько не было. Я принял решение у себя в муниципалитетах никого не сокращать, кроме пенсионеров. Молодые люди, которые не могут рассчитывать сразу куда-то устроиться, завтра пойдут в центр занятости, а послезавтра будут шляться по городу и по республике. Так лучше пусть он получит 5 тыс. руб., но будет занят. У нас на Кавказе самое страшное -- это безработица. Человек без работы не знает, куда себя деть. Уходит, вечером возвращается, где он был, никто не знает, жена его спрашивает: «Ты где был, мой милый муж? Что ты принес домой? Дети голодные». У него сразу кавказская кровь заиграет, и волей- неволей он оказывается у «лесных братьев»: ему некуда деваться. Мы должны их сохранить, чтобы они там не оказались.

-- В Махачкале самое большое количество рабочих мест в республике, ей проще устоять в кризис?

-- Да, в основном в Махачкале работают. Здесь и предприниматели, и торговля, и малый бизнес. Но в то же время малый бизнес надо подкрепить материально. В этом году всего в Дагестане выделено 126 млн руб. на поддержку малого бизнеса. Это мизер. В одной Махачкале 30 тыс. человек занимается малым предпринимательством. Сейчас все дорого, каждый сомневается: сможет ли что-то купить, начать бизнес, получить прибыль, потянет ли он? Сможет ли в конце концов продукцию реализовать?

-- Эти 126 млн -- федеральные или республиканские деньги?

-- Там есть и федеральные, и республиканские. Но для большой республики 126 млн -- очень мало. Может, без кризиса это и было бы достаточно. А вообще сами предприниматели говорят: «Слушайте, оставьте нас в покое! Не нужны нам ваши 120 млн, лучше избавьте нас от проверок, и мы выживем сами». Проверяет МВД, прокуратура, контрольно-ревизионное управление, Счетная палата, налоговики -- все, начиная с участковых. Это же кошмар!

-- Но ведь и городские службы тоже наверняка проверяют?

-- Нет, в городе проверяющих органов нет. Счетная палата -- республиканская. Налоговая, МВД, прокуратура и КРУ -- федеральные органы. Им всем президент России, Дмитрий Анатольевич, говорит: «Оставьте людей в покое!» Но все продолжается. Что проверять, если они нормально работают? Вот у меня есть предложение, потому что они ведь и муниципальные организации проверяют: пусть проводят комплексную проверку один раз в год. Сейчас налоговая ушла, МВД пришло. МВД ушло -- КРУ пришло. И так до бесконечности. Круговое издевательство.

-- Это, по-вашему, чья вина, республиканская или федеральная?

-- Вообще-то республика тоже заинтересована, чтобы этого не было, чтобы развивалось предпринимательство, малый бизнес, промышленность, чтобы любая отрасль давала экономический эффект, чтобы платили налоги, доходы показывали, а не скрывали. И президент республики, и председатель правительства заинтересованы, ведь если предприниматели получат доходы, мы получим налоги. И сможем решать проблемы республики и города: и дороги, и вода, и газ, и ремонт, и асфальт, и социальная помощь, и строительство социальных объектов -- детский сад, или реабилитационный центр, или спортшколу. Нет доходов -- нет поступлений в бюджет. А так проверяющие не дают предпринимателям работать. Предприятия не могут показать прибыль, работают чисто на проверяющих. Причем чтобы по результатам этих проверок нашли какие-то нарушения и довели дело до суда -- таких случаев единицы.

-- Год назад было много строек, а сейчас многие из них приостановлены и брошены. Вы уже чувствуете депрессивные тенденции?

-- Да, сегодня кроме продовольствия люди почти ничего не покупают. Одежду даже не покупают: у него старая рубашка, он ее стирает, гладит и носит. Потребление промышленных товаров сократилось на 70--80%. Также и квартиры, и жилье, и дома. Из всех объектов, которые сейчас строятся, можно сказать, строительство идет на 20--30%, остальные потихоньку замораживаются. Нет покупателей. И чтобы купить материалы, надо тоже иметь свободные деньги. Банки сейчас не кредитуют. Предприниматели оглядываются, смотрят, что будет с долларом, будет ли он расти или остановится, или станет опять 25? Никто этого не знает. Сначала Жуков (вице-премьер РФ Александр Жуков. -- Ред.) говорил, что выше 32 руб. за доллар не будет, потом Кудрин сказал, что будет 36. Потом еще разные идеологи, финансисты и экономисты называли другие цифры, и люди запутались. Запутали мужики! Лучше бы уж не выступали.

-- А у мэрии есть какая-то системная антикризисная программа?

-- Мы уже подготовили и программу, и готовим дополнения. Но составить программу на бумаге нетрудно, можно за один день переписать у других регионов, у Москвы, например. Программа не имеет смысла, если она не подкреплена материально, если не созданы рабочие места. Вот председатель правительства России Владимир Владимирович Путин создал федеральный фонд реформирования жилищно-коммунального хозяйства. Из этого фонда нам выделены средства на ремонт старых девятиэтажек. В них комары в подвале зимой и летом, крыша течет, стояки забиты. Если я даю им тепло, они тепло не могут принять. Если даю электричество -- все эти щиты у них давно проржавели. Теперь 70% средств выделило правительство России, 10% муниципалитет, 10% правительство региона и 5% дают сами жильцы. В прошлом году в программу вошел наш 181 дом, в этом я представил 250. Это реальная программа, реальная работа и реальные рабочие места. Если в каждом доме 15--20 человек будет работать, пусть даже в 50 домах, это уже 1000 человек. 1000 мест для нашего города -- очень хорошее подспорье. Работы много -- мы ремонтируем и расширяем улицы, меняем сети. Все коммунальные сети были рассчитаны на 200--250 тыс. населения, строились лет 30--40 назад. А сегодня у нас уже 700 тыс. населения. Мы приняли программу подготовки города к миллионному населению до 2020 года, чтобы один раз все построить и уже лет 30--40 не переделывать. Да, проблем много, они возникают по ходу работы. Но раз уж мы создали муниципалитеты, муниципалитеты должны от рождения ребенка до смерти человека все его заботы регулировать, контролировать, помогать человеку жить.

-- Программы развития принимались не только в Дагестане, но и в других регионах России, но сейчас скорее всего их будут корректировать: доходы сокращаются, иной социальный фон. Как вы считаете, Дагестану по сравнению с другими регионами будет проще или сложнее преодолеть кризис?

-- Если мы будем работать, ничего сложного нет. У нас есть ресурсы, территория, есть агропромышленный комплекс, виноградарство -- можно было бы производить спирт и все что хочешь. Консервные заводы, фабрики в горных районах, они заброшены, ими не занимаются. Можно было бы их переоборудовать. Мы должны работать с землей. Животноводство есть в конце концов. Есть строительный материал, этим занимаются многие малые предприятия, а можно было бы построить большой строительный комбинат. Нас разбаловали, научили жить на дотации центра, иждивенческую позицию держать и не работать. Я этот город принимал в 1998 году. Собираемость налогов была 12%. Сегодня мы собираем 100% налогов, живем без всяких дотаций, наоборот, 3,6 млрд руб. город платит ежегодно в центр и 4 млрд перечисляет правительству республики. Если Дагестан в целом собирает 15 млрд руб. налогов, из них 11 млрд собирает Махачкала. А можно было бы это и удвоить, и утроить, если бы все города и районы Дагестана работали, развивали то, что у нас было, и то, что есть. В Махачкале все заводы были военные, а потом заказы давать перестали. Но конверсия не пошла. Теперь надо или возобновить военные заказы, или переоборудовать заводы под гражданскую продукцию. Есть хорошо подготовленные специалисты, которые всю жизнь работали на оборонку, а сейчас остались без работы, переквалифицировались, торгуют разными финтифлюшками или выпускают какую-нибудь мелочь, которая не может конкурировать с зарубежной продукцией. Рынок забит импортными товарами, а мы теряем специалистов. На заводе имени Гаджиева работало около 10 тыс. человек, а сейчас всего 500. Остальные по рынкам, по вокзалам, кто чем занимается. А это образованные люди с огромным опытом работы. Они не использованы. Но возврата, наверное, уже не будет, и нам надо сейчас добиваться выпуска гражданской продукции, способной конкурировать на международном уровне.

-- Есть ощущение, что об этом говорилось последние 15 лет, но в итоге ничего не изменилось. В Дагестане с 2006 года новая команда, новый президент. Как вы считаете, эта команда что-то сделала за три года своего существования с этими проблемами? Или они только усилились?

-- Нельзя сказать, что они ничего не сделали, определенные сдвиги есть, но это неощутимо по большому счету. О какой социально-экономической ситуации можно говорить, когда общественно-политическая ситуация ненормальная? Когда за десять дней могут убить семь милиционеров, от постового до генерала, только лунатик может говорить о больших успехах.

-- А делать что со всем этим?

-- В первую очередь добиться стабильности. Работать через общины. Там есть уважаемые люди, родственники, земляки. Их надо собирать, обсуждать ситуацию, чтобы вытащить этого бандита или будущего бандита из леса, обеспечить его работой, чтобы он на работу ходил, а не за иностранную валюту воевал против своего же народа. Слишком глубоко это все зашло. Допустим, убили бандита, его называют ваххабитом. Но не всегда понятно, бандит он, не бандит, или примкнувший к ним, или просто рядом оказавшийся человек -- всех гребут под одну гребенку, и начинается месть. На Кавказе месть испокон веков развита. В Саратовской области если кого-то убили, суд кого-то осудил, и все кончилось. Я учился в Саратовской области, я знаю. А здесь на этом не заканчивается. Конечно, с бандитами находить общий язык невозможно. Но уничтожать всех подряд, не разобравшись, тоже опасно.

-- Ведь это все тоже происходит не первый год. И люди, которые работают во властных структурах Дагестана, это понимают. Но ничего не меняется. Как же быть? Надо заменить полностью всю властную команду?

-- От того, что мы заменим одного на другого, ничего не поменяется.

-- Но если не меняем, тоже ничего не меняется.

-- Надо подобрать человека, который имеет уважение и авторитет среди своего народа. Можно и назначить, дело не в процедуре. Решение, принятое центром, выдвигать руководителей через политические партии абсолютно правильно: сегодня, если выборы здесь проводить, мы друг друга постреляем. И Медведев, и Путин знают ситуацию Кавказа, знают ситуацию в общем России, знают, что мы еще не созрели для большой демократии. Это правильно, что центр может повлиять, иначе здесь никто ни Аллаха, ни руководства не признает. А вообще центр должен внимательнее изучать ситуацию на местах. Региональный руководитель может и не быть карманным политиком, его задача добиться в первую очередь общественно-политической стабильности, и дальше заниматься уже социально-экономическими вопросами.

-- В Дагестане третий год работает новое Народное собрание, впервые избранное исключительно по партийным спискам. По-вашему, эта модель себя оправдала?

-- От депутатов ничего не зависит. Наш парламент что может сделать? Мы просто дублируем законы, принятые Госдумой. Мы же не самостоятельное государство, мы в составе Российской Федерации и работаем по ее законам. Наш парламент никаких глобальных законов принимать не уполномочен.

-- А то, что Махачкала теперь имеет гораздо меньше мандатов в Народном собрании, чем раньше, как-нибудь изменило ваше сотрудничество с республиканскими властями?

-- Мы не конфликтуем, мы работаем с руководством республики. У нас один президент, одна команда. Разногласий как таковых нет. В любом случае каждый должен, занимая определенную высокую должность, выполнять соответствующую ей работу. Хуже, лучше -- народ оценит, да и неудобно старших товарищей обсуждать. Эти вещи уводят нас в сторону.

-- В Махачкале муниципальные выборы через два года. Вы будете в них участвовать?

-- Если потребуется. К этому времени и посмотрим. У нас большие планы, большие заботы, программа развития. Их надо исполнить. Если все нормально будет, буду выдвигаться.

-- Всех в республике очень возбудила история с попыткой назначения главой дагестанского УФНС Владимира Радченко. Как бы вы прокомментировали этот сюжет?

-- Лучше вообще не комментировать. Я так и не понял, кто чего хотел. Неважно, Радченко там был бы или кто-то другой. Лишь бы люди исполняли свои обязанности. Я не принимал в этом деле участия. Центр направил человека, надо было его принять, гостеприимство показать, а не устраивать непонятно что, как это здесь получилось, к сожалению. Как он работал бы здесь, жизнь показала бы. Но то, что получилось, плохо для всех. Если какие-то вопросы есть, надо было поехать в Москву обсудить -- без оружия, без рукоприкладства и ненужных эмоций. А тут -- одни говорят, его украли, другие -- не украли, третьи говорят -- избили, четвертые -- не избили. Все видели, слышали, что происходило, и все теперь говорят разные вещи.