Спроси людей на улице -- кто такая Сильви Гиллем? Никто ведь не ответит, если только вдруг не попадется присяжный балетоман, коих всего-то в Москве человек двести. А обычный народ, что выбирается в театр пару раз за сезон, пожмет плечами. Наши люди знают своих звезд -- тех, что появляются в телевизоре. А Гиллем у нас в телевизоре не появляется.

Вообще-то -- первая балерина мира.

И никаких там «по версии», «по мнению» и т.п. Не разнообразный бокс, не разругавшиеся шахматы -- балетный мир един и строг, и на самом-то деле все знают друг другу цену. Потому в партере МХТ (именно этот театр предоставила «Золотая маска» для гастроли французской диве) сидели и Лопаткина, и Цискаридзе, и масса звездочек рангом поменьше. В Москву Гиллем приехала впервые, и наши профи побросали все дела, чтобы посмотреть на правительницу балетного королевства.

Правительнице уже 44 и классику она уже не танцует, но не потому, что не может (пару лет назад вашему обозревателю удалось увидеть ее в «Манон» в Ла Скала -- на сцене шалила, опасно играла и страдальчески умирала шестнадцатилетняя -- не больше -- девчонка; легкость и отвага в каждом па). Просто проходит время, балерина от чего-то устает -- и все время ищет новые идеи, новых авторов. Так было с самого начала -- пренебрегши фантастическим стартом карьеры (этуаль, «звезда» Парижской оперы в 19 лет -- такого не было за четыре столетия истории театра), Гиллем оставила Оперу, когда выяснилось, что ее правила не позволяют артистам участвовать в проектах на стороне в течение сезона. Она сбежала из Оперы, сбежала от Нуреева, который и назначил ее этуалью (а еще мечтал вручить Оперу ей в правление и -- то ли в шутку, то ли чуть-чуть всерьез -- говорил, что она единственная женщина, на которой он согласился бы жениться). Тогда -- на взлете -- она перешла в Английский королевский балет, который ее не стеснял: она должна была только отрабатывать определенное контрактом количество спектаклей в сезон, в прочем была свободна. А потом -- уже десять с лишним лет спустя -- оставила и англичан; теперь сама приглашает хореографов и заказывает им спектакли.

Тот, что привезли в Москву, -- Push, был сочинен для нее Расселом Малифантом. Это очень небольшой балет, точнее, четыре маленьких балета. Два соло Гиллем (меж ними -- соло Малифанта) в первом отделении; дуэт балерины и хореографа во втором.

Но больше, наверно, и не нужно.

То есть очень хочется, чтобы танец Гиллем никогда не кончался. Но еще бы чуть-чуть, и был передоз, и что-то сломалось бы внутри, и пришлось бы бросить работу балетного критика. Потому что смотреть на наших балерин (и любимых, и славных, и замечательных) после невозможно. Потому что после ее визита становится непринципиальной разница даже между Мариинским и сыктывкарским балетом.

Вот в первом монологе, Solo, она переходит из одного светового пятна в другое под переборы гитары. Нога скользит в воздухе в невозможную точку и бесшумно ставится на место -- ежедневная опасность и ежедневный шик, балерина приближается к рампе, как матадор идет к быку. Гиллем, кажется, проскальзывает меж лучей света -- беззаботно и торжественно, вся -- обещание танца; а всего-то проходочка на восемь минут. Вот в другом монологе (а это, несмотря на название, Two, все-таки соло) ее руки вьются вокруг тела, взлетают и опадают -- и все это с такой скоростью, что глаз не успевает отследить движение, мы видим вереницу «кадров»: вот здесь была кисть только что, здесь в следующую долю секунды, потом вот там... Она кажется богиней Кали -- той, что одновременно эфир, воздух, огонь, вода и земля, что поддерживает мировой порядок и разрушает невежество. (И недаром Two -- Шива где-то рядом.) И наконец, в финальном дуэте -- не воительница и не богиня, просто женщина в руках у мужчины, такого мужчины, на которого можно положиться в буквальном смысле слова.

Нет, не использовать, не эксплуатировать, но вот все же сесть на шею и ножки свесить, и ему это даже в радость, он так могуч и так этим гордится. И стечь по его плечу и спине устало и уверенно -- с твердым знанием, что всегда подхватит. И задремать в его руках; но при необходимости и самой поднять его немаленькое тело, когда ему требуется поддержка.

Три роли балерины -- авантюристка, сражающая души зрителей в ежевечернем поединке, принимающая поклонение богиня (уничтожающая своим совершенством все подделки), просто воплощение женственности; кажется, только в Гиллем все они соединяются. Окружающие роли делят -- кто-то воюет, кто-то замирает богиней, кто-то рассказывает негромкие женские истории -- у Гиллем выходит и то, и другое, и третье. Можно еще вспомнить про профессиональные данные -- про гигантский шаг, про изумительной лепки подъем, про прыжок, перекрывавший полсцены, но вот прыжка нам так и не показали, и выясняется, что это не так уж и важно. Она все равно Гиллем, единственная и неповторимая.

«Золотая маска», а «Золотая маска»! Вы очень постарались в этот раз -- в честь своего пятнадцатилетнего юбилея вы еще привезете и Last touch first Иржи Килиана, и Impressing the czar Уильяма Форсайта -- все тоже звезды с высшего небосклона. Но вот совсем недавно тот же Малифант в сотрудничестве с Робером Лепажем поставил для Гиллем спектакль «Еоннагата», в котором балерина играет роль шевалье де Еона, знаменитого в XVIII веке шпиона-трансвестита (да, роман Пикуля «Пером и шпагой» -- это про него). Так вот -- договоритесь на следующий фест, а? Кроме вас, ведь никто из продюсеров не потянет.