Формула демократического правового государства гласит: «Закон сильнее власти». Суть этой формулы в том, что все должностные лица и органы государства действуют в строгом соответствии с его законами и прежде всего с основным из них -- Конституцией.

Провозглашая права и свободы человека высшей ценностью, статья 2 Конституции Российской Федерации возлагает на государство обязанность их защищать. Внутри страны эту обязанность государство несет по отношению ко всем людям независимо от их гражданства. За рубежом -- по отношению к своим гражданам, в равной степени подлежащим защите от противоправных действий других государств. Примеров того, на какие решительные, порой даже крайние меры может пойти государство, защищая права своих граждан, предостаточно, в том числе и в нашей практике. Есть, увы, и примеры обратные.

Представьте ситуацию: российский гражданин оказался в иностранной тюрьме. С тех пор о нем ничего не известно ни родственникам, ни российским консульским учреждениям. Ни на какие запросы о месте его содержания или, к примеру, о состоянии его здоровья власти иностранного государства отвечать не желают. Ни встречи, ни переписка с ним невозможны. Одним словом, российский гражданин фактически бесследно пропал. Все это прямое и явное нарушение его прав, предусмотренных целым рядом международных актов.

В описанной ситуации первейшая обязанность МИД России, естественно, состоит в том, чтобы самым решительным образом потребовать от властей иностранного государства соблюдения прав содержащегося в заключении российского гражданина. При невозможности добиться выполнения этого требования по обычным дипломатическим каналам решение вопроса должно быть, очевидно, перенесено на политический уровень.

Так бы, конечно, все и было, попади российский гражданин в тюрьму где-нибудь в Эстонии, Грузии или, например, на Украине. Проблема, однако, в том, что в нашем случае российский гражданин, назовем его Ш., имел несчастье угодить в тюрьму в Туркмении, в диалоге с которой, по оценке МИД России, у нас существует некий «позитивный настрой». Чтобы не осложнить ненароком этот самый «позитивный настрой», МИД России готов махнуть рукой на права соотечественника и считает «преждевременным» поднимать вопрос о его судьбе, тем более на политическом уровне. Следует добавить, что российский гражданин Ш. исчез в туркменской тюрьме шесть лет назад.

Такая позиция нашего внешнеполитического ведомства, мягко говоря, не может не вызвать недоумения. Получается, что защищать права своих граждан Россия готова только в тех странах, отношения с которыми у нее не сложились. А «позитивно настроенные» к России страны могут делать с ее гражданами все, что захотят? Хоть суп из них сварить, хоть в асфальт закатать.

Уместно в связи с этим упомянуть о том, что российский гражданин Ш. был осужден по нашумевшему, но довольно темному делу о «покушении» на жизнь тогдашнего президента Туркмении. По этому же делу проходили и другие иностранцы -- его младший брат, тоже гражданин России, а также гражданин США и шесть граждан Турции. Гражданин США вернулся на родину через пять месяцев после ареста. По логике МИД России, это, видимо, указывает на то, что отношения между США и Туркменией очень плохи. У Турции с Туркменией отношения тоже оказались не настолько хороши, чтобы не позволить турецким властям позаботиться о своих гражданах и добиться их выдачи: все они давно на свободе. Напротив, оба российских гражданина сгинули в туркменской тюрьме. Не слишком ли высока цена «позитивного настроя» российско-туркменских отношений? И где, скажите на милость, в нашей Конституции записано, что права российских граждан могут быть ограничены в интересах улучшения отношений с другими государствами?

Вторую историю хочется начать со странного на первый взгляд вопроса. Может ли на территории России действовать закон другого государства? Не может? А если он нарушает российскую Конституцию? Тем более не может? Не угадали. Может и действует. Извольте убедиться.

Восемь лет назад Россия и Узбекистан подписали межправительственное соглашение о взаимных поездках граждан. Въездных виз для таких поездок не требовалось. При этом в самом Узбекистане сохранялся разрешительный порядок выезда за границу. Соответственно для того, чтобы посетить Россию, гражданам Узбекистана не требовалось въездной российской визы, но была зато необходима «выездная виза» собственных властей, выдававшаяся на два года. Дело знакомое, советское. В 2005 году Узбекистан сделал своим гражданам подарок, отменив разрешительный порядок выезда в страны СНГ, с которыми действовал безвизовый режим. Для стран так называемого дальнего зарубежья разрешительный порядок выезда из Узбекистана был сохранен. Это, казалось бы, чисто «техническое» решение узбекских властей вылилось в правовой абсурд для властей российских.

Действующий заграничный паспорт Республики Узбекистан, не имеющий «выездной визы», позволяет его обладателю на законных основаниях находиться на территории России. В соответствии со статьей 27 Конституции Российской Федерации каждый, кто на законных основаниях находится на территории нашей страны, имеет право свободно выезжать из нее. Естественно, в любом направлении. Дальше как в анекдоте: каждый имеет право, но не каждый может им воспользоваться. Гражданин Узбекистана, например, не сможет выехать из России никуда, кроме стран СНГ, пока не получит от своих властей «выездной визы». Выдадут ему в Москве в западном посольстве шенгенскую визу, но из России он не уедет. Российские пограничники его не выпустят, поскольку фактически имеют указание применять к гражданам Узбекистана не статью 27 российской Конституции, а прямо противоречащую ей статью 3 российско-узбекистанского соглашения о взаимных поездках граждан.

Ситуация предельно проста. Как суверенное государство Узбекистан имеет полное право устанавливать для своих граждан разрешительный порядок выезда за границу. Но «экспортировать» этот порядок в Россию, Конституция которой предусматривает свободный выезд для всех, Узбекистан, видимо, все же не может. Это, впрочем, теория. На практике, как мы видим, еще как может.

Как возникла столь странная коллизия между Конституцией нашей страны и ее международным соглашением, непонятно. Хочется думать, что все дело в недосмотре или небрежности. Вполне возможно, что, получив от МИД Узбекистана уведомление об отмене разрешительного порядка выезда в безвизовые страны СНГ, в МИД России просто не придали особого значения правовым последствиям этого внешне безобидного решения. Или все поняли, но не захотели осложнять «позитивный настрой» в отношениях на этот раз с Узбекистаном. Ведь соглашение о взаимных поездках граждан пришлось бы фактически заключать с Узбекистаном заново. В Ташкенте могли обидеться. Впрочем, искать виноватого бессмысленно. В конце концов, ошибаются все.

Плохо только, что МИД России упорствует в своей ошибке. Для этого он выстроил сложную, но малоубедительную систему аргументации. В частности, применяемые ограничения права граждан Узбекистана на выезд с российской территории в третьи страны МИД России весьма лукаво квалифицирует как «конкретизированный» порядок конституционного права на свободу выезда. Это «сильный» довод, позволяющий при желании «конкретизировать» любую статью Конституции до полной неузнаваемости.

Еще один не менее «сильный» довод: ссылка на то, что ограничение права граждан Узбекистана на выезд из России базируется на международном договоре нашей страны, который следует соблюдать. Оно, конечно, так. Только вот сами эти договоры (в данном случае соглашение) должны заключаться на основе российской Конституции. Готовность пренебречь Основным законом своей страны при заключении международного договора как-то не к лицу дипломатии уважающей себя державы.

И наконец, самый «сильный» довод: о том, что участники соглашения должны принимать меры к недопущению выезда в третьи страны лиц, которым он закрыт «компетентными» органами. (По недоброй советской традиции под «компетентными» органами подразумеваются специальные службы, спорить с которыми себе дороже.) Этот довод тоже не работает. В демократическом правовом государстве ограничение на выезд, причем не в третьи страны, а вообще за границу, может применяться только к конкретным лицам и только в рамках установленной законом процедуры. Напротив, разрешительный порядок выезда из Узбекистана распространяется не на конкретных лиц, а на всех, не имеющих «выездной визы». Что, разумеется, никак не соответствует Конституции Российской Федерации.

В силу ряда причин не считаю уместным публично оценивать внешнюю политику России. Исхожу из того, что МИД России воплощает ее в жизнь в строгом соответствии с программными установками политического руководства страны.

Однако две рассказанные здесь истории -- совсем не о внешней политике России. Они о том, как наше внешнеполитическое ведомство, ссылаясь на некие самоценные интересы государства или, что еще хуже, прибегая к юридической казуистике, фактически уклоняется от исполнения Конституции Российской Федерации в части, касающейся прав и свобод человека.

Убежден, что ни стратегические интересы, ни тактические соображения внешней политики, короче говоря, никакие привходящие обстоятельства не могут служить достаточным оправданием такой позиции.

Все изложенные выше факты почерпнуты из обращений граждан к уполномоченному по правам человека в Российской Федерации. Позиция МИД России изложена на основе официальных ответов министерства на запросы уполномоченного. Полагаю излишним называть имена действующих лиц и исполнителей просто потому, что суть проблемы в конечном счете гораздо важнее персоналий.