Хотя самым большим успехом на spielzeit'europa пользовались «Семь смертных грехов» Пины Бауш («раскуплено» красовалось на афише за два месяца до гастролей), а самый большой ажиотаж вызвала Сильви Гиллем в проекте Лепажа, хореограф Саша Вальц вне конкуренции. Как гарант стабильности, актуальности и, разумеется, полного зала, независимо от того, старую или новую работу в нем показывают.

Вальц в Германии сегодня что-то вроде национального достояния. Ею гордятся, за нее волнуются, за ее перемещениями пристально следят. Иногда ревниво. Как, к примеру, журнал Tip Berlin, опубликовавший шуточный прогноз «Назад в будущее», в котором предсказал, что в 2020 году Саша Вальц возглавит Парижскую оперу (намек на постановку «Ромео и Джульетты» в 2007-м), будет кататься по топовым местам вроде Гонконга, Дубая и Пекина, а в родной Берлин наведываться только по праздникам.

Опасения не напрасные. После ухода в 2004 году из театра «Шаубюне», руководство которым Вальц делила с драматическим режиссером Томасом Остермайером, хореограф все чаще работает за пределами Германии, а выступления в Берлине ее постоянно гастролирующей труппы Sasha Waltz&Guests -- уже редкость и праздник. Но, с другой стороны, именно страх потерять из виду самый яркий после Пины Бауш немецкий танцевальный талант заставляет организаторов различных фестивалей «хватать» Вальц при первой возможности. Spielzeit'europa в этом году расщедрился на аж две ее постановки: Jagden und Formen (2008) и Impromptus(2004). И даже позаботился о будущем: в следующем году фестиваль откроется новым спектаклем Вальц, премьера которого пройдет летом в Цюрихе.

Impromptus сочинен в те самые времена, по которым поклонники Вальц так тоскуют (как-никак в «Шаубюне» были стены, сцена и культовые постановки -- «Телa», «S»noBody случились именно там). Сейчас, конечно, тоже неплохо -- народ валом валит на новую освоенную Sasha Waltz&Guests площадку: бывшую насосную то ли станцию, то ли фабрику «Радиалсистем V», где происходят совсем уже сумасшедшие вещи вроде проекта Вальц «Медея» на берегу Шпрее. Но кто ж не тоскует по стабильности? Кто ее не любит?

Как выясняется, сама Вальц. Ее Impromptus -- сплошное сомнение в том, что стабильность вообще существует. Спектакль о том, как невыносимость становится условием легкости. О том, что парить в воздухе ровно тогда и начинаешь, когда нет тебе места на земле. А с местом в спектакле сплошная засада. Две плоскости, задранные над сценой на разной высоте и под разным углом (одна наклонена к зрителю, другая -- от него), похожие на две столкнувшиеся льдины, образуют площадку, на которой не то что танцевать, стоять-то опасно.

Но танцовщики Вальц тут как рыбы в воде. Им нормально. По этим конфликтующим панелям на опасном наклоне они перемещаются с потрясающей органикой. Скользят в изумительных дуэтах, удерживая друг друга на весу, как альпинисты над пропастью, и умудряясь при этом третировать пространство всякими романтическими трепетаниями -- всплесками рук, нежными касаниями, страстными объятиями. Не для красоты, впрочем, а чтобы удержать баланс, не сломать шею и спасти друга. Разгуливают вразвалочку по сцене в деревенских сапогах, аккомпанируя походочке хлюпающей в сапогах водичкой. Играют, как дети, с сухими красками -- если намазаться, а потом вертеться да подпрыгивать, краска пудрой летает вокруг, красиво размывая силуэт. Проваливаются вдруг в невесть откуда взявшуюся яму с водой и долго кувыркаются там, истово отмывая и оттирая перемазанные тела.

Поймать начало движения, вычислить его конец, как и угадать тональность следующей сцены, часто невозможно. Движение возникает само и как будто ниоткуда. Как будто ветер дунул и раз -- бежит-скользит невесомой пылинкой по наклонной плоскости маленькая китаянка. А то все семеро, спортивно носившиеся по кругу, вдруг начинают нежно кружиться, заломив руки и ритмично наклоняя голову, как семена растений, попавшие в городскую руину. Не танец дервишей, но что-то столь же органичное и естественное. И так же внезапно замирают, оседая на пол, как пыль, прибитая дождем. Дождя нет, конечно, но когда появляется вода -- радуешься, как будто только этого и ждал. Вместе с танцовщиками, которые льют воду из сапог на перемазанные пальцы ног, смешно шевелят ими, освобождая от грязи, и с детской сосредоточенностью следят, как вода, стекая вниз, рисует на полу странные разводы.

Название спектаклю дали фортепианные экспромты Шуберта, написанные им за год до смерти. Они же, уверяет Вальц, повлияли на решение пространства (сценографы -- она сама и постоянный соавтор Томас Шенк). Но кто мог подумать, что Шуберт, выбранный Вальц за порывистость и романтическое «нигде я не дома», окажется композитором, как будто созданным для контактных импровизаций с их текучей структурой и возможностью, манипулируя тяжестью, создавать иллюзию летящего тела?

В Impromptus есть дуэт, который исполняется в полной тишине. Одно тело скользит, иначе не скажешь, вдоль другого. Едва касаясь. Как в космосе. Хуан Ши парит параллельно полу за спиной ди Гарайо Эснаолы. Виснет у него на локте. Неслышно проплывает между ног и ныряет через плечо за спину. Это здорово. Это высший пилотаж! Можно сказать, что вот так же -- соприкасаясь, но не подминая, рядом, но не нарушая личного пространства -- скользит хореографическое «тело» вдоль «тела» музыки, которая звучит в спектакле вживую. Экспромты исполняет пианистка Кристина Мартон. Песни Шуберта на стихи Гете -- Рут Сандхофф, блондинка в простом белом платье, являющаяся как сирена-спортсменка из фильмов Рифеншталь про здоровье нации: то ли будить немецкое бессознательное, то ли усыплять. Но это уж кто что услышит. Главное, что при всей подвижности материи в спектакле царят покой и гармония. Никто ни на кого не давит. Никто никого не использует. И можно с замираниями сердца следить, как филигранно эти двое -- Шуберт и Вальц -- ведут свой воздушный и абсолютно равновеликий диалог.