Компания ABBYY -- одна из очень немногих российских IT-компаний, экспортирующих готовые программные продукты во множество стран мира. В частности, этот разработчик располагает лучшими в мире технологиями распознавания символов. Именно с такими компаниями связаны надежды на модернизацию нашей страны, о чем в своем послании много говорил президент России. О том, что необходимо предпринять в ближайшее время для того, чтобы наша страна смогла выйти на новый технологический уровень, рассказал генеральный директор ABBYY Сергей АНДРЕЕВ.

-- Государство ставит IT-индустрию наряду с прочими отраслями в одинаковые условия ведения бизнеса. Хорошо ли это?

-- Когда ты выбираешь универсальную систему, одинаковую для всех, то, конечно, возникает разница в том, какое воздействие она окажет на разные субъекты регулирования. Все вроде в одинаковых условиях находятся, и это позволяет говорить о непредвзятости -- это с одной стороны. С другой -- лукавство, потому что когда ты выбираешь те или иные способы налогообложения, то, конечно, давление на разные типы бизнеса вот эта универсальная система оказывает разное. У нефтяников зарплата около 4% расходов, а у нас она 70%, в некоторых случаях и 80%. Поэтому одинаковое налогообложение зарплат приводит к очень разным последствиям для одних и для других. Для одних это ерунда, а для других это очень существенный фактор, который приводит либо к прибыльности, либо к убыточности всего этого бизнеса.

Раз в повестке дня задача модернизации экономики, важно хотя бы не вредить тем, кто модернизирует экономику.

Какими средствами можно модернизировать экономику? Сколько я ни думал, мне почему-то, кроме компьютерных технологий, в голову почти ничего не приходит.

Очевидно, что закупка новых средств производства (новых тракторов, которые меньше топлива потребляют, например, и пашут с большей скоростью, или новых самолетов, которые быстрее летают) -- это тоже модернизация. Но, похоже, чтобы их произвести, требуются те самые компьютерные технологии.

Мне кажется, что не так много есть областей, таких зон действия, которые реально влияют на модернизацию экономики и всего остального. IT -- это такая зона. Похоже, одна из самых важных зон, которые именно и приводят к модернизации, к интенсификации, к повышению производительности труда. Поэтому с ней нужно обращаться деликатно. И если вдруг в результате такого универсального регулирования возникает избирательный удар по этому конкретному направлению, то с этим надо что-то делать. Нельзя пускать на самотек и говорить, что все в одинаковых условиях, что всем должно быть одинаково плохо или одинаково хорошо.

Во-первых, условия не одинаковые. А во-вторых, даже если вдруг по каким-то причинам решили, что всем должно быть одинаково, то вот если этому будет плохо, то тогда и всем будет плохо. Если хотите добиваться именно этого, если это конечная цель, то тогда так и говорите.

-- А кто мешает модернизировать экономику?

-- Враг -- общая инерционность системы. Многие люди, которые находятся на ключевых позициях, где принимают решения, -- это люди в возрасте. Когда они были молодыми, компьютеров не было. Они не до конца понимают вообще, что это такое. И даже если вдруг в какой-то момент осознают важность, значимость этого, они все равно не знают, как к этому подступиться.

Проблема решается только двумя способами. Это, во-первых, обновление тех, кто управляет страной. А во-вторых, обучение. После того как у этих людей появляется компетентность в компьютерной области, можно ожидать активных действий. Несколько лет назад тех, кто двигал эту тему, были единицы. Сейчас все больше и больше.

У нас сейчас президент, который, во-первых, регулярно подходит к компьютеру. Во-вторых, он не просто подходит -- он в Интернет заходит. В-третьих, мне рассказывали, что он лично попросил и добился, чтобы у него на компьютере в течение нескольких недель последовательно разные версии Linux ставили. Выбрал две, которые ему понравились. И по этому поводу внятно высказался: вот это хорошо, а вот это плохо.

-- Какая понравилась?

-- Я не знаю. Даже не знаю, так ли это. Легенда. Но сам по себе факт того, что он этим занимается, и распространение информации о том, что он этим занимается, -- это уже чрезвычайно важный фактор, который сейчас очень сильно помогает модернизации страны. Вот именно так. Потому что в таком большом государстве очень важно, что делает самый главный руководитель. Руководители ниже рангом просто начинают повторять, что делают их начальники. У кого-то это лучше получается, у кого-то хуже, но они видят, что это тенденция и надо в рамках этой тенденции успевать что-то делать. Не успеешь -- у тебя проблемы с карьерой. Поэтому просто то, что уже с такой высоты исходят такие сигналы, причем исходят не окказионально, а регулярно, приводит к тому, что система инициируется, распространяется волна, которая заставляет эту систему изгибаться в нужную сторону.

Я очень хорошо понимаю, насколько тяжело добиться проникновения этих идей в толщу управленческого аппарата. У нас сейчас компания размером 900 человек. Если я хочу что-то изменить -- это настолько непросто! Ощущение такое, что это такой здоровенный-здоровенный корабль, который плывет с какой-то скоростью. Настолько медленно он изменяет свой курс, этого просто даже не поймешь сразу, что курс меняется. В конце концов если его долго-долго толкать в резонанс, чтобы все старались изо всех сил, меняется курс, и корабль начинает двигаться уже в другую сторону. Но на это уходит столько времени, это так реально непросто, что, глядя на корабль размером в тысячу, да не в тысячу, в 100 тыс. раз побольше, я очень хорошо понимаю меру инерционности этого корабля. Инерционность катастрофическая.

К тому же наша область ведь чем загадочна? Есть такой анекдот: сколько надо психоаналитиков, чтобы выкрутить лампочку? Один. Главное, чтобы лампочка этого хотела. Если ты хочешь, чтобы люди полезли в эти компьютеры, надо, чтобы они этого захотели. По приказу, даже если полезут, у них ничего не получится. Надо, чтобы они туда захотели залезть, чтобы им это понравилось, чтобы они научились это использовать, чтобы это стало куском их жизни.

-- Как это стало куском жизни президента?

-- Да-да. Вот он понимает, что это нужно, что это помогает, что это может привести к обновлению. Но не приказывать же: ну-ка, все быстро в компьютеры! Ну приказал, а толку что?

Чтобы система реально заработала, нужно, чтобы человек разобрался, чтобы ему стало это интересно. Чтобы он не просто ради галочки документ какой-нибудь приготовил на компьютере и не стал это секретарше диктовать, а чтобы он действительно понял, что это хорошо, это важно. Тогда он начинает это использовать. Тогда вслед за ним и все остальные начинают это использовать. Но нужно, чтобы лампочка этого хотела. Нужно очень большое время и вообще какая-то технология такая, чтобы сделать людей хотящими что-то делать. Вот отсюда и берется инерционность.

Мне кажется, что задача и проблема здесь существенно другая. Это общая модернизация населения в каком-то смысле. Не только экономики.

-- На модернизацию граждан требуется время. Технологическое отставание России в любой момент может стать, если уже не стало, необратимым.

-- То, что отстаем, видно. То, что медленно все это меняется, видно. А считать ли ситуацию безнадежно проигранной? Пока я так не думаю. Потому что есть все-таки движение снизу. Компьютеризация аппарата идет меньшими темпами -- да, но компьютеризация населения идет довольно высокими темпами, и модернизация аппарата, людей в аппарате все равно происходит. Хотелось бы, чтобы это было быстрее. Но вот как это сделать? Как сделать, чтобы лампочка этого опять же захотела? В чем здесь противоречие?

-- Технологии развиваются быстрее, чем эволюционирует наша бюрократия.

-- Но это не противоречие, это некий фактор просто. Не одним госаппаратом страна живет. Многое зависит не от государства, а от компаний, от людей в конце концов, и я не думаю, что отставание сейчас резко нарастает. Мне кажется, что скорее это похоже на какой-то такой лаг в развитии, который не очень сильно меняется. Он все время есть, но он не растет, в пропасть не превращается.

-- А если завтра война? Сегодня, если у тебя нет развитых IT, у тебя нет эффективной обороны. Разве отставание неопасно?

-- Опасно. Более того, конфликт, который происходил год назад на Кавказе, показал военную уязвимость из-за проблем с IT-развитием. И, похоже, он дал определенный стимул к тому, чтобы большие государственные мужи задумались об этом еще раз и стали уже более напористо действовать в этом направлении. Мне кажется, что интенсификация разговоров по поводу собственной операционной системы -- они в значительной степени спровоцированы осознанием того, насколько мы сейчас зависимы от импортных технологий, насколько высоки ставки, насколько действительно уязвимой во многих параметрах является система нынешнего управления государством, управления ключевыми объектами инфраструктуры, армией.

Насколько это все будет доведено до реализации? Это очень сложно сделать. Реально очень сложно.

-- Но к самой идее вы относитесь, как я понимаю, с сочувствием?

-- Конечно. Когда ты все время закупаешь снаружи компоненты технологических систем, то ты стимулируешь производство снаружи вместо того, чтобы стимулировать его внутри. Для того чтобы сделать адекватную собственную разработку, тебе важно, чтобы здесь появились для этого условия. Производственные силы должны возникнуть. Т.е. квалифицированная рабочая сила и место, где она должна находиться. Место, где ты ее обучаешь, новый приток ее организовываешь. Место исследовательское, где идут передовые разработки. Вот эта инфраструктура очень медленно создается, но она должна быть целостная для того, чтобы поддерживать развитие той или иной платформы или технологии.

Если ты даже возьмешь какой-нибудь современный двигатель, например, у Mercedes или еще какой-нибудь, разберешь его до винтика и посмотришь, как он устроен, -- ну и что? Точную копию, допустим, ты можешь попытаться сделать, и то непонятно, получится у тебя или нет. Но самая главная беда состоит в том, что у людей, которые создали этот двигатель, есть запас знаний. Этот запас знаний им говорит, как дальше нужно развивать этот двигатель, что еще нужно к нему добавить и чего никогда не надо делать, чтобы его не ухудшить. И когда у тебя этого нет, то твои эксперименты на этой платформе приводят скорее всего к тому, что ты делаешь не лучший вариант в следующей версии, а худший. Ты повторяешь ошибки, которые они когда-то уже сделали. И поэтому у тебя не получается создать собственное производство такой штуки. Поэтому важно не просто взять и слизать у кого-то что-то, а важно наладить систему исследований, разработки, воспроизводства этого всего. И самого интеллектуального потенциала, и людей, которые во всем этом участвуют. И когда у тебя есть большой провал в этой области, то этот провал очень медленно восполняется.

Есть ощущение, что в высших сферах вроде бы до людей дошло, что за прошедшие годы, пока Советский Союз разваливался и модернизировалась политическая система, произошла очень существенная деградация интеллектуального потенциала страны. И теперь, даже если ты захочешь что-то восстановить или что-то сделать новое, пройдет очень немало времени, даже если ты туда вложишь очень существенные ресурсы, прежде чем что-то получится.

Даже если у тебя есть деньги, это не означает, что у тебя все получится. Нет людей, нет знаний. Кто-то умер, кто-то уехал, кто-то занялся другими вещами и просто забыл об этом.

Сколько времени пройдет, пока эта модернизация реально начнется, -- большой вопрос.

-- У меня, обывателя, складывается впечатление, что предыдущие десять лет как минимум у нас страной управляли экономисты. А экономика -- наука, мягко говоря, незрелая и нестрогая, в чем сейчас все мы можем наглядно убедиться. Поэтому едва ли советская технократическая система управления страной была хуже того, что практикует Минэкономразвития, нет?

-- В то время когда все это начиналось, у меня отношение к Минэкономразвития было очень позитивное. Мне казалось, что это самая современная часть нашего правительства, что они самые продвинутые или самые хорошо понимающие, должны знать, как модернизировать экономику и как нас провести по светлому пути. Но это был взгляд неискушенного человека. Т.е. я видел со стороны: вот появилась некая новая структура правительства, и в нем появилось вот такое министерство, и у него есть вот такие задачи, и у него очень интересные лидеры, все молодые, энергичные, в общем, молодцы.

Со временем, к сожалению, я не нашел никаких подтверждений того, чтобы они совершили модернизацию экономики. Разговоров много, а вот дел, результатов негусто. В целом тема, связанная с этим так называемым макрорегулированием, с финансовым регулированием, когда мы следим за такими общими параметрами вроде ставки рефинансирования в предположении, что все остальное рынок сам вывезет, мне представляется очень сомнительной. Не вывезет никуда рынок. Точнее, так: он бы, может быть, и вывез, если бы не было никаких внешних факторов, которые влияли на этот рынок со стороны.

Взять нашу область. В производстве программных продуктов у нашей страны очень большое отставание. Мы поздно начали этим заниматься. И в тот момент, когда здесь развились успешные компании разумного размера, к этому времени рынок таких программных средств уже давным-давно был поделен, захвачен и расписан между большими международными компаниями. Попытка занять хоть какую-то долю на этом рынке для новичка -- занятие нереальное. Поэтому когда кто-то начинает ратовать за свободу рынка в такой ситуации, это означает, что он ратует за сохранение статус-кво.

Дальше возникает вопрос: есть ли интерес у страны, которая поздно пришла в рынок, бороться за статус-кво? Это тезис крайне сомнителен. Потому что новичок должен быть заинтересован в том, чтобы схитрить каким-то образом, объехать поставленные перед ним препятствия и добиться для себя лучшего положения на том же самом -- поделенном -- рынке. А вот просто пытаться играть по тем правилам, которые тебе навязывают доминирующие игроки, -- это означает, что ты заранее себя обрекаешь на вечное положение ведомых в лучшем случае. Или просто потребителей, даже не участников рынка, и ничего тебе не светит в этой ситуации.

Попытка насадить у нас тут некоторые правила, которые соответствуют международным нормам, без учета того, что у нас есть все-таки свои цели и задачи, которые отнюдь не синхронны и не совпадают с целями международных игроков, на мой взгляд, действие не в нашу пользу.

-- А что в мире-то творится? Вы как транснациональная продуктовая компания должны знать, например, в какой стадии находится кризис.

-- В начальной. Я не знаю, стоит ли пугать население по этому поводу. Могу сказать, что я считаю на самом деле, но не уверен, что стоит это говорить на публике. Потому что, с моей точки зрения, все еще впереди. Фундаментальные причины кризиса в американской экономике никуда не делись, и то, что сейчас было сделано, это чтобы продлить период квазистабильности на какое-то еще время. Но то, что за этим следует крушение, мне кажется совершенно неизбежным.

Скорее всего у нас впереди от полугода до полутора более или менее счастливого времени. Потом такое начнется...

-- Какое?

-- Крушение доллара, крушение финансово-экономической мировой системы, риск сваливания на бартер, разрыв экономических связей, соответственно резкая деградация экономик во всех зонах. В зависимости от того, насколько смогут не американская экономика, а остальные -- Европа, Китай, мы -- насколько мы сможем взаимодействие наладить и организовать, в зависимости от этого будет глубина и масштаб кризиса соответственно в этих зонах. Для того чтобы веселье было интереснее, наверняка будет что-нибудь воинственное предпринято, чтобы прикрыть просчеты экономические и сказать, что на самом деле это не система обрушилась, а вот просто обстоятельства так повернулись. То ли кто-то взорвал что-нибудь не то, и это обрушило рынки. То ли еще что-нибудь не так произошло. Вот, я думаю, такое веселье впереди.

А может, тамошние математики и выкрутятся. Они такие изворотливые, эти ребята, что прямо диву даешься.

-- Наш IT-рынок закрыт. Никто ничего не знает о том, что на нем творится. Аналитики не могут собрать всех данных. Например, сколько в этом году денег заработала софтверная компания «А».

-- Никто не горит желанием об этом слишком много рассказывать. Потому что минусов от разглашения такой информации больше, чем плюсов.

-- Вы имеете в виду интерес государства к тем, у кого больше денег?

-- Необязательно. Есть много разных, криминальных в конце концов структур, которые могут заинтересоваться такими вещами. Потому что что такое компания, занимающаяся программированием? Для средней руки криминального сообщества это ничего не означает. А расскажи ему подробно, сколько ты зарабатываешь, сколько у тебя прибыли, сколько еще чего-нибудь, он все и поймет сразу.

Конкуренты являются тоже интересующейся стороной, которой важно знать аналитику о твоем бизнесе. Зачем же я буду эту информацию публиковать? Не так много плюсов.

Но есть в принципе информация, которую, поднапрягшись, поморщив лоб, люди, в общем, рассказывают. Например, динамику какую-нибудь могут рассказать. Больше стало, меньше, насколько больше, насколько меньше. Или еще какие-нибудь там штуки, которые по крайней мере тренды обозначают.

-- Что-то в этом есть принципиально нездоровое. Уже одно то обстоятельство, что информацию нельзя разглашать, потому что бандит придет!

-- Это я гипотетически «бандит». А конкурент тот же самый? Я совершенно не заинтересован в том, чтобы международные конкуренты слишком много про меня знали. Они только и глядят чего-нибудь укусить.