Танцевальный фестиваль Spielzeit Europa, что продлится до декабря и представит жителям немецкой столицы сочинения Саши Вальц, Майкла Кларка и дебют в качестве хореографа примы Берлинского балета Нади Сайдаковой, открылся спектаклем «Еоннагата». Это совместный проект режиссера Робера Лепажа, хореографа Рассела Малифана и балерины Сильви Гиллем: сочиняли все вместе и на сцене находятся рядом.

Название собрано из двух слов, в принципе российским жителям знакомых -- впрочем, пожалуй, только тем, кто всерьез интересуется родной историей и чужой (в данном случае японской) культурой. Первое слово -- фамилия: главным героем спектакля стал шевалье де Еон. Француз, в середине XVIII века служивший родной стране сначала при российском, затем при английском дворе, -- фигура вполне историческая. На свете действительно был такой человек, носивший то мужское, то женское платье, -- в России его считали женщиной, во Франции -- мужчиной, в Англии газеты устраивали дискуссию на тему «мальчик или девочка». Де Еон дрался на дуэлях, сумел однажды доказать в суде, что он женщина, и вопрос в конце концов однозначно закрыли лишь судебные медики (прошу прощения за каламбур) при вскрытии -- выяснилось, что биологически он был безусловно мужчиной. Валентин Пикуль в свое время сделал его героем романа «Пером и шпагой»; не так давно по ТВ показывали связанный с ним сериал. Второе слово -- «оннагата» -- из словаря японского театра: так на дальних островах называют мужчин, играющих в театре женские роли (в традиционном японском театре, как известно, женщины не работают). Вот вместе и получается «Еоннагата», пожизненное актерство шевалье де Еона.

Спектакль, что идет полтора часа и использует самую разную музыку, от Баха до японских барабанов, состоит из трех десятков фрагментов, связанных с различными эпизодами жизни шевалье. Его историю представляют три человека: за женскую половину души де Еона отвечает Сильви Гиллем с ее балетным абрисом, словно выточенным из застывшего пламени, и своевольной копной волос, хлещущей по лопаткам, за мужскую -- брутально сложенный и наголо выбритый Рассел Малифан. Плотненький же Лепаж, которому трико подчеркивает животик, пухленькие плечи и бедра (выходить на сцену рядом с балетными -- самоубийство даже для того актера, что не забывает про посещение «качалки»), со своей всклокоченной шевелюрой воплощает ужас той старости, при которой стираются даже половые признаки -- именно эта старость в конце спектакля пришпилит тросточкой, как бабочек, и мужчину, и женщину. (Де Еон дожил до 82, умер он, как многие люди, потрясшие свой век, в бедности и забвении.) Таким образом, постановщик (а понятно, что когда дело касается построения истории, главный в этой троице -- Лепаж) упрощает себе задачу: легче разобрать героя на составляющие, чем предложить версию, как все это могло совмещаться в одном человеке.

В спектакле никак и не совмещается. Вот в первой сцене Лепаж творит японские воинские упражнения -- толстенький человек топчется на месте, тычет мечом по сторонам и получает от этого массу удовольствия. (Сразу вспоминается Илья Ильф: «Посмотрев картину «Спартак», римский легат велел сжечь кинофабрику; как истинный римлянин, он не выносил халтуры»; ох, что бы сказал Миямото Мусаши.) Затем на сцену выходит Гиллем, стоит на месте и рассказывает по-английски, кто такой был де Еон. Периодически теребит край камзола -- то ли балерине руки девать некуда, то ли так режиссерски обозначается волнение. Затем из гигантской куклы в кимоно выпутывается Малифан -- откуда-то из «живота», ну ладно, допустим, рождается. Затем все трое выстраиваются в ряд и одновременно жонглируют палками -- у Гиллем каждая секундная поза, как гравюра, в Малифане энергия и суровость воина, Лепаж опять выглядит вышедшим на зарядку пенсионером в трениках.

Ключевые моменты биографии де Еона -- поездка в Россию, затем в Англию -- обозначены звучащими по трансляции письмами французского короля. Так же звучит письмо, что пишет шевалье матери (перестань обращать внимание на сплетников, занимайся своими делами). Что, собственно, происходит в этих странах, не явлено никак: история рассказывается не про успешного шпиона, не про солдата (а он служил в драгунах), не про дипломата -- только про двуполое (ощущающее себя таковым, играющее себя таковым) существо. То есть к истории де Еона подошли ровно с той точки зрения, что была ему ненавистна: да отвяжитесь вы со своими половыми вопросами, кричал он всему свету, когда его достали английские памфлетисты, давайте о деле -- о войне, о мире, о королях и династиях -- поговорим.

Но даже не это печально, хотя де Еону вряд ли бы все это понравилось. Печально, что спектакль, поставленный на первую балерину мира, на балерину вполне дееспособную (ну ей-то до 82 еще почти полвека), возможности этой балерины использует по минимуму. Ну то есть понятно, что класс никуда не денешь: вот три актера одновременно садятся на три больших стола и проезжают вдоль по ним на заднице, так Лепаж копошится, Малифан с точностью солдата, не спрашивающего, зачем что-то надо делать, выполняет задание, Гиллем над столом летит. Когда де Еон -- Гиллем пишет письма, на ней кимонообразная белая накидка. Балерина жестикулирует, спорит с невидимыми противниками, кидается в бой -- руки и ноги режут воздух, и замирающая на секунду в пространстве ткань впечатывает в сетчатку глаза зрителя белый решительный иероглиф. А когда персонажи сидят за картами, Гиллем использует не только верхние конечности -- не садитесь играть с балеринами, они могут карты ногой сбросить со стола. Даже когда она просто бежит по сцене, народ в зале уже замирает -- качество движения есть качество движения. Ну так хоть бы побегала побольше, но даже таких банальных мизансцен, как пробежка с исчезновением за куском ткани (из-за этого куска появляется уже Малифан), катастрофически мало.

Робер Лепаж, многими так любимый, в очередной раз подтвердил то, что и раньше было понятно: он работает на банальностях. Его слава -- родня славе Пауло Коэльо: дети уставшего времени с удовольствием хватают впариваемые им простые решения сложных вопросов. (И не говорите мне про метафоры Лепажа: незадолго до финала выпустить пару коверных, выясняющих отношения с помощью палки и кольца и многозначительно продевающих палку в кольцо, -- это называется метафорой, да?) Через год он будет ставить эту историю в Москве, и в главной роли обещан Евгений Миронов. Предложит он такую же элементарную схему одному из лучших, сложных, умных наших актеров или прыгнет выше головы и расскажет действительно историю единого в двух лицах де Еона -- что ж, увидим.