Двадцать лет назад пала бетонная стена, окружавшая Западный Берлин. Сегодня в праздновании этой даты в столице объединенной Германии вместе с федеральным канцлером Ангелой Меркель, французским президентом Николя Саркози, британским премьером Гордоном Брауном и госсекретарем США Хиллари Клинтон примет участие Дмитрий Медведев. Накануне президент России сказал в интервью немецкому журналу «Шпигель», что благодаря падению Берлинской стены «произошло в конечном счете объединение Европы». Но «часть надежд не оправдалась»: «Мы считали, что место России в Европе будет определено несколько иначе. Мы надеялись, что исчезновение Варшавского договора будет сопровождаться иной степенью интеграции России в общеевропейское пространство». Он напомнил, что «расширяющийся на восток» альянс НАТО -- это «военный блок, чьи ракеты нацелены на российскую территорию».

Положившее конец целой исторической эпохе падение Берлинской стены 9 ноября 1989 года для многих стало неожиданностью. До этого 18 октября генсек ЦК СЕПГ (Социалистическая единая партия Германии) Эрих Хонеккер отказался от власти. Оставшиеся во главе партии приверженцы «либерального курса» на заседаниях политбюро по четвергам обсуждали вопросы послаблений режима. После этих заседаний один из партийных боссов доводил до журналистов в Международном пресс-центре главную информацию.

Как-то на пресс-конференцию, на которой присутствовал и автор этих строк, пришел первый секретарь берлинского окружкома СЕПГ Гюнтер Шабовский. Долго и нудно докладывал он о перестроечных шагах партии. Ближе к концу выступления сказал, что обсуждался еще и закон о выездах граждан Германской Демократической Республики (ГДР) за границу, который только что членами политбюро «был одобрен». Кто-то из журналистов спросил: а когда же закон вступит в силу? Шабовский стал рыться в бумагах. Затем достал из бокового кармана пиджака какой-то смятый листок, что-то там читал и неуверенно произнес: «Да вот прямо сейчас и вступит». Партийный шеф, видимо, не отдавал себе отчета в том, что за этим последует. Западные репортеры бросились к выходу -- к установленным в пресс-центре телетайпам. Спустя минуты их информагентства, а затем и западногерманские телеканалы (а их можно было принимать и в ГДР) сообщили на весь мир: «Граница между Восточным и Западным Берлином открыта». Еще через час ликующая толпа смела первый контрольно-пропускной пункт -- на Борнхольмерштрассе.

О бурных событиях тех дней на востоке Германии берлинскому корреспонденту «Времени новостей» рассказал известный немецкий историк Хубертус КНАБЕ. Этот 50-летний исследователь общественных проблем в бывшей ГДР является директором мемориала в бывшей тюрьме для политзаключенных в восточноберлинском микрорайоне Хоэшенхаузен.

-- Бросается в глаза, что на территории вверенной вам бывшей тюрьмы, ранее находившейся в ведении восточногерманской охранки Штази, собираются толпами люди, очень много молодежи -- как 20 лет назад в дни мирной революции. Что же приводит людей сюда сегодня?

-- В эти дни поток посетителей гигантский. Это печальной памяти место впечатляет своими постройками, потому что здесь можно прикоснуться к мраку тюремной архитектуры. Здесь можно не только наглядно ознакомиться с одним из самых гадких проявлений диктатуры хонеккеровской СЕПГ -- здесь все это даже можно, если угодно, ощутить своим обонянием. Экскурсии по музею проводят, как правило, бывшие политические узники, рассказывающие и о своих переживаниях и судьбах. Это все проникает людям глубоко в душу. Бывшая тюрьма «Хоэшенхаузен» не просто рядовой музей. Нечто подобное существует разве что в Южной Африке -- прежняя тюрьма на острове Роббен-Айленд, куда ссылали политзаключенных. Там тоже экскурсоводами трудятся люди, прошедшие через ее камеры.

-- А сталкиваются ли здесь те, кто страдал в заключении, и те, для кого тюрьма была местом работы?

-- Бывшие тюремщики предпочитают сюда не наведываться. Но, как и прежде, многие из них живут в окрестных домах этого некогда «социалистического микрорайона» столицы ГДР, поэтому встречи жертв и преступников случаются нередко: близлежащий супермаркет, например, преспокойно посещают и бывшие заключенные, и, скажем, человек, служивший директором этого заведения, -- он отсюда никуда и не уезжал. Поэтому я и назвал свою последнюю документальную книгу «Преступники среди нас». Ведь они и вправду живут здесь по всей округе.

-- Кого бы вы назвали главным героем событий, связанных с падением Берлинской стены?

-- Надо отметить роль массовых протестов восточногерманских правозащитников, массовых демонстраций, таких, какие проходили в Лейпциге. Вспомним и о значительном числе жителей ГДР, покинувших республику в течение лета и осени 1989 года через Венгрию или Чехию. Но это массовое бегство на Запад, конечно же, не могло свергнуть режим СЕПГ. Когда под натиском массовых протестов партия отреклась от притязаний на власть, возник вопрос о свободе выезда на Запад. Падение стены стало логическим следствием и развитием этого процесса, и в течение 9 ноября 1989 года были попросту сметены контрольно-пропускные пункты на всем ее протяжении.

-- Хонеккер не поддержал перестроечных идей Михаила Горбачева. Генсек ЦК СЕПГ объявил свой особый курс на «социализм в цветах ГДР». Но ведь и советский лидер поначалу рассчитывал на «социализм с человеческим лицом». Реален ли был сценарий сосуществования этих двух социализмов?

-- Вряд ли подобное было бы возможно. Многие люди в ГДР до конца не ведали, насколько глубоко в кризисе находилась к тому времени ее экономика. ГДР оказалась неплатежеспособным государством, финансовым банкротом, промышленность пришла в упадок, транспортная инфраструктура была более чем наполовину изношена. Это и многое другое было отмечено в октябре 1989 года в тогда еще секретном докладе центральной плановой комиссии. Экономически и политически ГДР находилась на краю пропасти. И любая «дозированная» или «управляемая» свобода, которую впопыхах пытались внедрить в жизнь коммунисты-реформаторы, отторгалась людьми. На кон было поставлено все или ничего.

-- Удивительно, но падение Берлинской стены прошляпили ведущие западные политики. К примеру, западногерманский канцлер Гельмут Коль 9 ноября 1989 года спокойно совершал визит в Польшу. Врасплох данное эпохальное событие застало и ведущие спецслужбы мира, включая восточногерманскую госбезопасность.

-- Масштаб кризиса социалистического лагеря был в высшей степени недооценен. Ведь в ГДР многие опоры режима -- будь то номенклатура, историки, сотрудники госбезопасности или, скажем, журналисты -- строились в расчете на вечность. Эта была неизменная социалистическая реальность. Она находилась на поверхности и была сконструирована, казалось, навсегда. Но одновременно в подобных условиях существует и другая действительность. Она становится осязаемой лишь в определенных ситуациях, когда рушатся устойчивые каноны. В дни мирной революции на востоке Германии эту другую действительность старались не замечать не только партийно-правительственные руководители ГДР. На Западе точно так же были уверены, что советский и восточногерманский социализм будет существовать всегда.

Когда Берлинская стена «вдруг» пала, все лишь поначалу развели руками. Тогдашнему консервативному правительству ФРГ было недосуг размышлять о реальных путях избавления от коммунизма на германском востоке. Да и оппозиция в бундестаге (тогда главной оппозиционной силой в парламенте были социал-демократы. -- Ред.) считала крушение системы коммунизма утопией. Существенно дальше в этом вопросе продвинулись, кстати, правозащитники в Польше и Чехословакии, пришедшие к выводу о том, что с воссоединением Германии начнется процесс дальнейшего объединения Европы.

А вот в свободных обществах на Западе этим вопросом всерьез никто не занимался. В 1950-е годы в Западной Германии был создан исследовательский совет, изучавший пути достижения германского единства. Но в 1972 году его ликвидировали якобы за ненадобностью. После этого никто не думал, что же надо будет делать, когда ГДР не станет. Никто не знал, что делать с социалистическими сельскохозяйственными кооперативами и государственной индустрией. Эти темы на Западе никем не дискутировались, поэтому на востоке Германии в первые месяцы и годы после падения стены было наделано столько серьезных ошибок. На днях я был на презентации книги Гельмута Коля об этом времени, и там бывший канцлер признал: «У нас не было генплана воссоединения Германии». По этой причине многое приходилось проводить в жизнь экспромтом -- в этом большая ошибка западной политики.

-- Какая роль в этом процессе принадлежит Михаилу Горбачеву, в 1989 году генсеку ЦК КПСС?

-- Он был и остается популярным политиком, внесшим решающий вклад в дело общественного перелома и сделавшим возможным прежде всего мирное течение событий. Немцы благодарны Михаилу Горбачеву за то, что советские солдаты остались в своих казармах, за то, что он, отказавшись от «доктрины Брежнева», сказал Хонеккеру, что тот сам должен решать свои проблемы. С точки зрения немцев за все это нужно быть очень, очень благодарным.

Но справедливости ради следует отметить, что Горбачев вовсе не стремился к установлению на востоке Германии свободной парламентской демократии и воссоединению обеих частей страны. Он хотел лишь добиться обновленного социализма. Но в русле новых процессов возникла общественная динамика, смывшая самого Горбачева. Он для Германии сыграл очень позитивную роль, но результата ожидал совсем иного, нежели получил в действительности. Ведь в 1985 году Михаил Горбачев занял пост генерального секретаря ЦК КПСС не для того, чтобы объединять Германию, а чтобы спасти социализм.