Отчет о проделанной работе председатель букеровского жюри поэт Сергей Гандлевский начал нарочито традиционно: длинный список ровный, явного лидера нет, у каждого из судей свои предпочтения... Вспомнив весьма многочисленные и давно слившиеся в одно серо-буро-малиновое пятно премиальные пресс-конференции, я изготовился и дальше слушать о том, что Волга впадает в Каспийское море, а лошади кушают овес и сено, но был жестоко посрамлен. Лимпопо ринулось к морю Охотскому, а бронтозавры завалились в «Макдоналдс». Гандлевский сообщил, что перед заседанием жюри составил свой потенциальный короткий список из одиннадцати романов. В голове мелькнуло: экая, однако, щедрость. Но тут главный арбитр веско добавил, что будь его воля, он на оглашении имен одиннадцати счастливцев и остановил бы букеровский процесс. От небрежно замаскированного так не доставайся же ты никому! стало совсем весело. Увы, недолго музыка играла: Волга разлилась водохранилищами, кобылки уткнулись в комбикорм, а Гандлевский сообщил, что в чужой монастырь со своим уставом не ходят, назвал счастливцев, которых жюри (прозаики Майя Кучерская и Алексей Варламов, критик Павел Басинский, актер и поэт Владимир Рецептер) вывело на финишный этап.

Их, ясное дело, шесть: монастырский устав вообще-то разрешает сводить шорт-лист даже к трем текстам, но сокращение штатов за всю букеровскую имело место один раз. И лишь потому, что тогда (времена были старинные) судьи не смекнули: финалистам тоже денежка положена. Тот же самый устав (равно как нормативные акты всех прочих монастырей, то бишь премиальных комитетов) торжественно провозглашает: награждение другой премией не препятствует получению нашей. А зачастую (и в нашем случае) еще и стимулирует лауреатов: нашу премию можно получать хоть каждый год. Но как не всяко слово в строку пишется, так не всяко писанное в дело идет. В список финалистов не вошел роман Владимира Маканина «Асан», даже истерическая дурно пахнущая свистопляска вокруг которого четко сигнализировала о незаурядном литературном событии. Табуированное имя произнесла чуть позже Майя Кучерская. Она назвала Маканина несомненным лидером нынешней букериады, тем самым резко оспорив и Гандлевского, и явно согласных с председателем остальных членов жюри. Но и Кучерская не стала объяснять, в чем причина абсурдного решения. Да и зачем? В нашем монастыре братия опытная, и так все, кому надо, знают, что: а) «Асан» в прошлом году стяжал главный приз «Большой книги»; б) Маканин когда-то за что-то получил Букера. (В 1993-м, за «Стол, покрытый сукном и с графином посередине» -- кстати, был это отчетливо компенсационный жест: второе букеровское жюри исправляло «ошибку» первого, что осмелилось обнести премией «Лаз».) Спрашивается: зачем Гандлевский завел песню о безрыбье, оно же безлидерство? Не буди лихо, пока оно тихо. Но и Кучерская хороша: судействует, конечно, впервые, но механику премиальных раздач знает не понаслышке -- чай не токмо взыскательный художник, но и профессиональный литературный обозреватель! И еще: коли Гандлевскому так не хочется никому из нынешних соискателей премию давать, а Кучерской неловко за фарсовую аннигиляцию «Асана», почему они не выходят из жюри, а толерантно дают добро шестерым претендентам? Считается ведь, что шорт-лист должны составлять лишь романы, каждый из которых хотя бы один член жюри считает достойным премии. Считаться-то считается, но не все же уставные статьи блюсти! Мы ж не бюрократы какие-нибудь, а интеллигентные люди. В нашем монастыре других не встретишь.

И чего я, право слово, заладил: Маканин не вошел. Ну и иронично-печальный, точно выстроенный, компактный «Глас народа» Леонида Зорина не вошел, и задиристо-игровой (но не глумливый, а человечный) «ГенАцид» Всеволода Бенигсена пролетел, и -- при ряде издержек -- точно передающий дух рубежа 70--80-х «Победитель» Андрея Волоса чести не добыл... Так на то и разновкусие, всегда украшающее наши премиальные ристалища и как бы придающее им толику неожиданности. Должно быть новое имя? Пожалуйста -- Елена Катишонок, чей роман «Жили-были старик со старухой» кроме членов жюри мало кто читал (я не читал), ибо тиражи издательства «Геликон Плюс» близки к самиздатским. Вот и будем в очередной раз надеяться, что темная лошадка обернется царевной-лебедью. Должен быть заморский гость? На здоровье! Имеется жительствующий в неметчине Борис Хазанов, чья «Вчерашняя вечность» скроена по наимоднейшим позавчерашним рецептам интеллектуальной (а то и -- выше бери -- экзистенциальной) прозы. (Очень либерально, очень скучно -- и все трагедии ХХ века в одном флаконе.) Нужен букеровский ветеран? Вот вам Елена Чижова со «Временем женщин» (и гендерная квота учтена, и питерская). Нужен некто, заранее поднятый на щит? Получите сразу двоих. (И оба -- чудесное совпадение -- тиснуты «Астрелем», и оба -- наряду с изрядной компанией других «астрельных» авторов -- параллельно финишируют в забеге «Большая книга»). Если Александру Терехову за «Каменный мост» не вручат каких-нибудь миллионов на «Большой книге», то у него есть серьезный шанс стать букероносцем. Если вручат, то букеровские лавры отойдут Леониду Юзефовичу («Журавли и карлики»). Обратный вариант в принципе допустим, но менее вероятен. Клака «крутого» и «нервно перекрученного» (а по мне, так грязного, нелепо выстроенного и сущностно бездумного) стопудового изделья Терехова работает энергичнее и изобретательнее, чем у тоже претендующего на крутизну, трагизЬм и умудренность опуса поспешающего за комсомолом Юзефовича.

Должен, наконец, быть некто, пишущий серьезную (как правило, это значит -- еще и угрюмую) прозу? Его роль досталась Роману Сенчину, который, преодолев, видимо, и ему самому осточертевший эгоцентризм, вглядевшись в действительно страшные человеческие судьбы, написал «Елтышевых». На мой взгляд, самую свою (на сегодня) лучшую вещь. Которая в нынешнем раскладе кажется наиболее достойной в списке соискателей Букера. Вестимо, не Маканин. Но и не Хазанов и иже с ним. (Катишонок, повторюсь, не читал. В эффективность игры «Алло, мы ищем таланты...», увы, не верю.) Это, разумеется, не прогноз (он был предложен выше), а мое мнение о сенчинском романе. Но монастырский устав предусматривает обязательный плюрализм. От которого мы ни за какие коврижки не отступимся. Потому что это наш устав и наш монастырь. И с чего это Гандлевский назвал его чужим? Может, обмолвился? А может -- проговорился.