9 сентября 1899 года закончился повторный суд над Альфредом Дрейфусом, дело которого приковало внимание не только Франции, но и всей Европы. Судебная ошибка, допущенная в отношении капитана французской армии, оказалась лакмусовой бумажкой для всего общества. По существу вопрос стоял о том, что важнее: престиж государственной машины или права и достоинство отдельного человека? У каждой стороны были свои аргументы в защиту своей позиции. После долгой и изнурительной борьбы, в которой практически не было равнодушных, французы подтвердили приверженность «Декларации прав человека и гражданина», выстраданной ими за сто лет до этого.

Республика реванша

Вся атмосфера эпохи Третьей республики во Франции, возникшей в 70-х годах XIX века после поражения в войне с Пруссией, была пропитана реваншистскими настроениями. К национальному унижению, вызванному капитуляцией, через несколько лет прибавился мощный экономический кризис, приведший к упадку сельского хозяйства, разорению множества мелких предпринимателей и падению уровня жизни в стране в целом.

На этом фоне то и дело разгорались коррупционные скандалы, в которые оказывались вовлечены высшие государственные чиновники, а на улицах Парижа с конца 80-х годов бушевал настоящий террор радикальных анархистов, вызывавший панику среди горожан. Естественно, эта ситуация не способствовала популярности республики среди простых французов.

Тогдашнюю Францию называли республикой без республиканцев: только разногласия относительно фигуры будущего короля помешали монархистам, получившим большинство в первом республиканском парламенте, восстановить монархию. Когда же роялисты все же утратили популярность, им на смену пришли откровенные националисты, признавшие республику, но желавшие возвращения ей статуса европейской сверхдержавы. Свои надежды они связывали с «новым Наполеоном», скатываясь при этом к откровенной ксенофобии.

Неудивительно, что в условиях всеобщей тоски по великому прошлому, поиска «твердой руки» и многолетнего экономического кризиса на исходе XIX века во Франции разразился скандал, в котором как в зеркале отразились все страхи общества. Речь о деле Дрейфуса.

Дело о "бордеро"

В сентябре 1894 года в руки французской разведки попало письмо. Неизвестный французский офицер сообщал германскому военному атташе в Париже перечень секретных военных документов, доступ к которым имел ограниченный круг лиц. К письму отнеслись серьезно, так как оно было найдено в бумагах резидента германской разведки во Франции полковника Шварцкоппена (горничная, приставленная к его дому, была французским тайным агентом). Это был небольшой лист тонкой желтоватой бумаги в клеточку, на нем мелким, но разборчивым почерком и было написано донесение.

Так появилось знаменитое «бордеро» -- на деловом французском языке перечень документов, -- сыгравшее роковую роль в судьбе многих людей. И прежде всего капитана Альфреда Дрейфуса, сына богатых эльзасцев еврейского происхождения, служившего при генеральном штабе.

Французская контрразведка приступила к сличению почерков. И через две недели было установлено, что почерк Дрейфуса похож на тот, каким было написано бордеро. 15 октября 1894 года Дрейфус, образцовый офицер, не пользовавшийся, правда, из-за своего непростого характера расположенностью среди товарищей, был арестован и передан военному суду по обвинению в государственной измене.

Дело Дрейфуса разбиралось на закрытых заседаниях, обвинения не были тщательно проверены, мотив измены так и не был установлен, изобличающие документы, которые якобы находились в распоряжении обвинения, не были предоставлены ни подсудимому, ни защите.

Решающую роль сыграло заключение графологической экспертизы. Несмотря на расхождения во мнениях пяти экспертов-графологов (трое против двоих) и весьма нелепое заключение одного из них, будто подсудимый сознательно подделывался под почерк брата его жены, 22 декабря военный трибунал из семи судей единогласно признал Дрейфуса виновным в государственной измене. И приговорил к лишению чинов и званий и пожизненному тюремному наказанию на Чертовом острове в Кайене (Французская Гвиана).

5 января 1895 года во дворе военной школы близ Марсова поля в Париже Дрейфус был подвергнут процедуре разжалования -- так называемой гражданской казни: с него сорвали военные награды и знаки отличия, над ним как символ поруганной чести сломали шпагу. Дрейфус крикнул, обращаясь к солдатам, что невиновен, и восславил Францию и ее армию. В ответ двадцатитысячная толпа, собравшаяся снаружи, подогретая многочисленными «изобличающими» публикациями прессы, скандировала «Смерть» и антисемитские выкрики.

Как писал находившийся в это время во Франции Антон Чехов, многие вернулись с этой экзекуции «со смущенной совестью». А будущий отец-основатель сионизма Теодор Герцль, работавший тогда парижским корреспондентом венской газеты и присутствовавший при казни, впоследствии вспоминал, что именно после нее, шокированный антисемитизмом толпы, он стал всерьез разрабатывать доктрину образования самостоятельного еврейского государства.

"Патриотический подлог"

Дело, о котором, кажется, сразу забыли, ибо большинство населения Франции не сомневалось, что Дрейфус -- изменник (жена Дрейфуса Люси долго не могла даже найти адвоката для защиты своего супруга), в конце 1896 года неожиданно приняло новый и скандальный оборот. Было перехвачено еще одно письмо, на этот раз германского военного атташе французскому офицеру, аристократу венгерского происхождения майору Эстергази. Из него следовало, что именно последний является немецким агентом и именно им написано письмо, из-за которого был осужден Дрейфус.

Возглавлявший тогда военную разведку полковник Жорж Пикар, офицер с безупречной репутацией в армии, не захотел отстаивать «честь мундира» и вынес сор из избы. Интересно, что при этом сам Пикар, по мнению всех знавших его людей, был антисемитом, да еще и не любил лично Дрейфуса, которому некогда преподавал в военной школе.

Вышестоящее военное начальство объясняло Пикару, что его честность нанесет удар репутации Франции и армии, что, коль так все сложилось, пусть и остается: престиж государства выше судьбы отдельного человека, да еще не «чистого» француза по происхождению. Но Пикар был непреклонен, заявив, что для него цель не оправдывает средства. Тогда его отправили служить в Африку, но перед этим он все же успел передать обнаруженные им факты друзьям. Эти сведения стали известны вице-председателю сената Шерер-Кестнеру, заявившему, что Дрейфус невиновен. А в ноябре 1897 года брат Дрейфуса Матье открыто, в прессе, обвинил в предательстве Эстергази -- человека с репутацией авантюриста, служившего и в австрийской армии, и в Иностранном легионе, слывшего азартным игроком, ловеласом и дуэлянтом.

Однако один из бывших подчиненных Пикара и одновременно главный свидетель со стороны обвинения против Дрейфуса, майор Анри, решивший не допустить пересмотра дела Дрейфуса, совершил, как потом говорили, «патриотический подлог». Вначале он перехватил письмо итальянского военного атташе немецкому, а затем соответствующим образом переделал его. В результате его манипуляций это письмо стало еще одним якобы свидетельством измены Дрейфуса.

В итоге представший в январе 1898 года перед судом майор Эстергази, поддержанный военным ведомством, был оправдан и объявлен жертвой еврейских происков.

Состоялись многочисленные дуэли (в частности, Пикар дрался с Анри, а потом со своим шефом, бывшим помощником начальника генерального штаба генералом Гонзой). По стране прокатилась волна антиеврейских беспорядков. В то же время предвзятость судей, оправдавших Эстергази, вызвала возмущение немалого числа граждан Франции. Теперь уже многие были уверены -- произошла ошибка, Дрейфус невиновен.

"Помощь в сохранении чести"

Буквально через несколько дней после оправдательного приговора Эстергази в газете «Аврора», главным редактором которой был Жорж Клемансо (еще несколько лет назад требовавший повесить Дрейфуса), было опубликовано открытое письмо знаменитого уже тогда писателя Эмиля Золя президенту Франции Феликсу Фору. Клемансо придумал броский заголовок -- «Я обвиняю». В письме, подробно пересказывавшем перипетии дела Дрейфуса, высказывалась твердая уверенность в его невиновности: «Пусть погибнут все мои книги, если Дрейфус не является невиновным».

Одни восхищались письмом Золя, были и те, кто искал в этом поступке Золя личный, даже корыстный мотив. Но никто не мог отказать писателю в мужестве, а его письму в огромной энергетической силе. Оно взбудоражило общественную жизнь не только Франции, но и всей Европы. Например, писатель и историк Марк Алданов отмечал, что «в чисто литературном отношении, по силе и энергии стиля, письмо это едва ли не лучшее произведение Золя... От писателей, по общему правилу, мало толка в политике. Однако ни один политический деятель такого письма написать бы не мог. Для него нужно было сочетание бешеного темперамента с большой властью над словом».

Золя понимал, что общественное мнение неоднозначно отреагирует на его инициативу, что оно пока еще не на его стороне, но верил в справедливое решение: «Я не хочу, чтобы моя страна осталась во лжи и несправедливости. Когда-нибудь Франция поблагодарит меня за помощь в сохранении ее чести».

Но пока Франция откликнулась судом над самим Золя. Поскольку он поименно обвинил ни много ни мало десять высших чиновников и два ведомства в предвзятом отношении к Дрейфусу, его судили за клевету и приговорили к году тюрьмы и штрафу в 3 тыс. франков. Не дожидаясь решения по своей кассации, Золя бежал в Англию и избежал наказания. Вернулся он лишь в июне 1899 года после того, как в деле Дрейфуса произошли радикальные перемены.

Золя не дожил до полного оправдания Дрейфуса -- в 1902 году он скоропостижно умер (по официальной версии, отравился угарным газом из-за неисправности дымохода, но современники не исключали убийство).

"Интеллектуалы" и "националисты"

Письмо Золя вызвало настоящую бурю. За первые несколько часов было продано двести из 300 тыс. экземпляров спецвыпуска «Авроры» с памфлетом писателя. Буквально на следующий день в газетах вышла петиция в поддержку обвинительного письма Золя. Ее подписали несколько видных ученых, писателей, поэтов и художников, озаглавившие свое заявление просто -- «Протест».

Еще через несколько дней один из видных противников Дрейфуса писатель Морис Баррес в небольшой статье назвал петицию «Протестом интеллектуалов», употребляя еще редкое тогда слово «интеллектуал» в ироническом смысле -- «умники». А «умники», как бы не замечая уничижительного оттенка, сами стали именовать себя не иначе, как «интеллектуалы».

Однако очень многих письмо Золя по-настоящему разозлило. По Франции, и так уже накаленной всеми событиями последних лет, прокатилась волна демонстраций под лозунгами «Смерть Золя!», «Смерть евреям!», «Да здравствует армия!», «Франция для французов!». Общий тираж антисемитских листовок, по подсчетам историков, достиг в 1898 году 130 млн экземпляров.

Борьбу против «интеллектуалов» возглавили «националисты». Строго говоря, это слово появилось во французском языке почти за столетие до дела Дрейфуса, однако с легкой руки некоего Жоржа Тьебо оно приобрело современное значение. Эстергази и его сторонники начали называть себя «националистами» в противовес, как они неустанно подчеркивали, непатриотичным и не чисто французским по происхождению сторонникам Дрейфуса. Именно «националисты» поставили ценность нации и «чистоты крови» во главу угла, спекулируя на чувстве любви к Родине.

По этому поводу Золя писал: «Преступно обманывать общественное мнение и использовать его для непотребных дел, которые совершаются на основе заблуждения и низменных чувств. Преступно вливать яд в сознание малых и смиренных, преступно разжигание страстей нетерпимости и противоборства -- исподтишка, под личиной антисемитизма, от которого великая, либеральная Франция -- страна прав человека -- погибнет, если не вылечится. Использование патриотизма для ненависти -- это преступление!»

Две Франции

После письма Золя Франция окончательно раскололась. Он сам это отлично понимал, о чем и писал в своем письме: «Лишь теперь начинается настоящее дело Дрейфуса, ибо лишь теперь обозначились окончательно позиции противоборствующих сил: с одной стороны -- злодеи, всеми неправдами стремящиеся похоронить истину, с другой стороны -- правдолюбцы, готовые пожертвовать жизнью ради торжества правосудия».

Одну часть Франции, ее меньшинство, представляла «Лига прав человека» -- первый образчик современного правозащитного движения. А кроме нее -- молодые поэты и журналисты, неожиданно для себя перенесшие свои абстрактные споры о праве индивида в реальную жизнь. Хотя среди защитников Дрейфуса были и довольно известные уже тогда люди: Анатоль Франс, Эдмон Гонкур, художники Клод Моне и Камилло Писсаро, Поль Синьяк, актриса Сара Бернар. Но в большинстве своем это были те, кто стал знаменитым уже после бурных событий конца девятнадцатого столетия: Ромен Роллан, Марсель Пруст; будущий премьер-министр Жорж Клемансо.

Другая Франция была представлена «Лигой Французского отечества» и ставила ценность государства превыше всего. По известному выражению Гете, она готова была стерпеть несправедливость скорее, чем беспорядок. Защитницей государства является армия, и, поскольку стране угрожают внешние враги, французы не имеют права вступать в драку друг с другом и тем самым ослаблять армию. Среди противников Дрейфуса по разным причинам оказались писатели Леон Доде и Жюль Верн. (Например, знаменитый фантаст считал, что нельзя оказывать давление на суд, и пока дело не будет им пересмотрено, -- Дрейфус виновен.) Эта была Франция большинства, которая обеспечила националистам победу на парламентских выборах в мае 1898 года.

Однако события, разразившиеся всего через несколько недель после них, резко качнули маятник общественного мнения. Новый скандал затмил даже обвинения полковника Пикара: было доказано, что майор Анри подделал второе письмо. Анри был арестован и на следующий же день покончил с собой (его нашли в камере с перерезанным горлом). Покончил самоубийством и мошенник (специалист по подложным документам), привлеченный Анри к этой подделке. В Англию бежал уже Эстергази, сначала косвенно, а затем и открыто признавшись в измене. Правда, его друзья в это не верили, считая, что он оговорил себя за деньги.

После самоубийства Анри и бегства Эстергази общественное мнение стало разворачиваться в пользу оправдания Дрейфуса. И тогда вчерашние «государственники» решаются на преступление против собственного идола -- государства. В феврале 1899 года на похоронах сочувствовавшего им президента Фора -- того самого, к которому обращался Золя, -- они предприняли неудачную попытку государственного переворота. С этого момента защитниками государственной власти оказались те, кто еще недавно был главным критиком ее злоупотреблений -- защитники Дрейфуса.

Поменялись не только роли, поменялось и отношение к действующим лицам со стороны простых французов, все более активно требовавших пересмотра дела.

Повторный суд, помилование, оправдание

Летом 1899 года Дрейфус, единственный не ведавший, какую бурю страстей он вызвал, был возвращен с Чертова острова для участия в новом суде (по словам того же Клемансо, даже и после окончательного завершения процесса Дрейфус был единственным человеком, не понявшим его исторического значения).

Общественное возбуждение и напряжение страстей достигли крайних пределов: во время процесса даже было совершено покушение на жизнь защитника Дрейфуса, Лабори, отделавшегося в итоге легким ранением. Свидетелями обвинения выступили пять бывших военных министров.

Защита настаивала на вызове немецкого резидента Шварцкоппена (которому якобы и направлял донесения Дрейфус) и итальянского атташе Паницарди, но в этом было отказано. Однако Шварцкоппен сделал заявление через печать, что документы им получены именно от Эстергази, а германское правительство даже напечатало в Reichsanzeiger официальное заявление, что с Дрейфусом оно никогда не имело дела.

Процесс продолжался с 7 августа по 9 сентября 1899 года. Большинство судей (пять против двух) вновь признали Дрейфуса виновным, но при необъясненных смягчающих вину обстоятельствах. В результате он был приговорен теперь уже к десяти годам заключения вместо пожизненного срока.

Новый приговор произвел на сторонников Дрейфуса удручающее впечатление. И, видимо, не только на них. Военное ведомство настолько закусило удила, а военный суд выглядел настолько пристрастным, что президент республики Лубе по предложению правительства Вальдека-Руссо помиловал Дрейфуса. Тот, будучи совершенно измученным и под нажимом родственников, помилование принял, чем возбудил против себя многих из своих сторонников, в том числе своего адвоката Лабори. Сторонники Дрейфуса хотели продолжать борьбу, требуя предания суду военных, дававших ложные показания. Тогда, чтобы покончить с делом раз и навсегда, Вальдек-Руссо внес проект общей амнистии для преступлений, совершенных в связи или по поводу дела Дрейфуса, и в декабре 1900 года проект был принят обеими палатами французского парламента.

Все как бы оставались при своих, однако помилование не запрещало Дрейфусу начать пересмотр дела. И в ноябре 1903 года он подал новую кассационную жалобу. В марте 1904 года кассационный суд постановил произвести дополнительное следствие, и в 1906 году новый суд признал Дрейфуса полностью невиновным. Тут же Национальное собрание Франции 442 депутатскими голосами против 32 приняло особый закон, возвращавший Дрейфуса на военную службу, с повышением звания до майора и награждением орденом Почетного легиона.

Процесс реабилитации и возвращения воинских регалий должен был проходить там же, в здании военной школы, где Дрейфус был обесчещен. Но сам он не захотел таких почестей, и мероприятие прошло рутинно. Из почетных гостей присутствовали восстановленный в армии и произведенный в генералы Жорж Пикар и писатель Анатоль Франс.

Вскоре по состоянию здоровья Дрейфус вышел в отставку.

Он умер в 1935 году.

Посмертная судьба

Спустя полвека после кончины Дрейфуса Франция увековечила память об этом человеке, судьба которого чуть не стала позорным клеймом на ее истории. Это было посмертное извинение государства перед своим гражданином.

Недалеко от южной окраины Парижа в небольшом сквере на углу бульвара Распай и улицы Стурлак был установлен памятник офицеру в форме французской армии конца ХIХ века, который отдает салют обломком шпаги. На невысоком постаменте надпись: "В честь капитана Альфреда Дрейфуса".

...В январе 2004 года вандалы облили статую желтой краской и покрыли ее с ног до головы антисемитскими граффити. На цоколе красным была нарисована звезда Давида с подписью: «Дрейфус -- грязный предатель».