Проект «Живому театру -- живого автора» придумали худрук кировского Театра на Спасской Борис Павлович, обозреватель московской «Афиши» Елена Ковальская и продюсер Надежда Конорева. Денег на десятидневную лабораторию дало Министерство культуры -- их хватило как раз на то, чтобы привезти в Киров бригаду драматургов во главе с Михаилом Угаровым, документалистку Марину Разбежкину и ее ученицу Дарью Хлесткину, режиссера Романа Ильина и молодого актера Игоря Стама, поселить их в пансионате «Искож» (искусственная кожа!) и благополучно вывезти обратно. В итоге большой этнографической, антропологической и театральной работы получился интересный эскиз спектакля, который Павлович поставит будущей весной.

Вятке (что зовется Кировом) -- около семисот лет. Спор «Вятка или Киров» идет давно и безрезультатно. Нынешний губернатор Никита Белых не торопится с референдумом по животрепещущему вопросу. Сами кировчане говорят: дорого, лучше пусть дороги отремонтируют. Драматург Александр Родионов, гуляя по городу, спрашивал: «А где у вас центр?» Ему отвечали, что центра нет, а кто-то, показав под ноги, на дорожные выбоины, зло и весело ответил: «Вот у нас центр. Вот и вот. Из таких центров у нас весь Киров». Озвучена вятская жизнь орущими из динамиков песнями, сквозь которые иногда слышен колокольный звон -- губерния очень религиозна.

То, что попало в сети проекта, было почти сплошь остросоциальным. Пермячка Любовь Мульменко, дебютировавшая здесь как драматург, выбрала самый радикальный путь: поехала с документалисткой Хлесткиной в Кирово-Чепецк, город-спутник, где расположен химкомбинат и шинный завод. На комбинат, куда въезд запрещен, девушек отвезли местные брутальные парни, чья речь, обильно изукрашенная матом, была потом блестяще представлена на сцене Театра на Спасской. Ребята продемонстрировали, каково в машине, когда «я такой пьяный, что скорости не могу переключать». Показали гостьям гипсовые горы-могильники и озеро-отстойник, в котором якобы растворяются утки. Но главной стала не эта яркая фактура, а метафизика кирово-чепецкого бытия. Парням живется весело, единственное, что их заботит, -- «че делать?». Вопрос этот неразрешим. Разбежкина заметила, что похожих молодых людей можно встретить в любом американском городе. Есть они и в кино. А в нашем театре появляются нечасто.

Журналистка «Русского репортера» Саша Денисова тоже дебютировала в Кирове как драматург-документалист. Пошла в тихое, казалось бы, место -- Музей Александра Грина. Местных «Ассолей» Денисова увидела в директрисе музея, научном работнике, молодой экскурсоводше и пожилой дворничихе. «Женщины Грина» стали исключительно благодатным материалом для актрис, которые точно сняли не только текст, сложенный Денисовой в маленькие монопьески, но и ласковую или патетическую манеру говорить, мягкую артистичность и обаяние женственности, приговорившей себя служить этому самому Грину неизвестно зачем (за четыре тысячи рублей).

Ожидали ли зрители Театра на Спасской увидеть это на сцене? Похоже, нет. Тем более что когда несколько лет назад в Киров привозили «Новую драму», публика, как уверяет Ковальская, была не в восторге от мата и маргинальности героев. Но за три года Павлович, по окончании питерской театральной академии приехавший в Киров, создал вокруг своего театра особую среду. В Кирове плохо с финансированием культуры, но Павлович умудрился провести здесь фестивали современной поэзии и танца. Теперь пришла очередь документального театра -- того, что может стать интересным «градообразующим фактором». Актеры, вместе с драматургами ходившие на встречи с прототипами, на своей шкуре поняли, что такое творческое интервью как метод и как можно использовать технику актерского наблюдения для того, чтобы передать не только отдельные черты человека, но целую жизнь. Показ произвел эффект разорвавшейся бомбы.

Павлович начал с того, что попросил актеров зачитать личные списки: сначала того, чего нет в Кирове, в финале -- того, что в Кирове есть. Оказалось, что в труппе много приезжих, поэтому им не хватает: Невского проспекта, обуви нужного размера, помидоров «бычье сердце» и моря. В наличии: стерлядь, река Вятка, дымковская игрушка, добрые люди и бродячие собаки. Внутри этой рамки, сработавшей как мостик к сердцу кировского зрителя, оказались гриновские женщины, отсидевший срок убийца, очаровательные вятские готки, с поющим говором выложившие весь свой фантастический бред, немногословные работяги с биржи труда, кирово-чепецкие беспредельщики, десантник из «донарной» (так в Кирове называются «шавермы») -- герой миниатюры Марии Ботевой, кировской участницы лаборатории. Наконец, краевед -- альтер эго Максима Курочкина -- бросил на документальную мозаику абсурдистский свет. Персонаж Курочкина отказался общаться с народом, признавшись, что ему страшно задавать вопросы случайным людям, стыдно за краеведов, таких как он сам.

За двухчасовым показом последовало взволнованное обсуждение. Зрители говорили, что им было стыдно, спрашивали, почему драматурги выбрали «таких людей» и зачем их показывать в театре. Девушка из Кирово-Чепецка сказала, что когда смотрела про незнакомый Киров -- было страшно, но по-настоящему адские сцены из родного города ее уже не испугали. Видимо, вербатим дал то качество ответа, которое не оскорбляет, а заставляет думать и смотреть на место, где ты живешь, другими глазами.