Венецианская биеннале проводится в этом году 53 раз. Ее куратор Даниэль Бирнбаум придумал тему основных экспозиций: Fare Mondi -- «Создавая миры». По словам самого Бирнбаума, приглашенным на биеннале художникам было предложено презентовать не проблемы сообществ, к которым они принадлежат, а возможность сугубо личностного, авторского высказывания о мире. Утверждение множественности, презумпция различий спасают от политического регресса, актуальной сегодня угрозы национализма и всяческих других «правых» химер.

Выбранная тема не могла не обозначить некий актуальный для нынешней биеннале тренд. Им во многом стал неопластицизм в модальности минимализма, возращение к честному протоязыку искусства, не отягощенному манипулятивной идеологией большого художественного бизнеса. Манифестированная Бирнбаумом субъективность актуализировала и метод концептуализма, исследующего границы искусства в самой сложной семиотической, знаково-значимой модальности.

Концептуализм и формализм когда-то, начиная с 1960 годов, были непримиримыми врагами. Гуру американской критики, теоретик, страстный защитник абстрактного экспрессионизма Клемент Гринберг отстаивал автономию территории искусства и сущностный, неотчуждаемый, не растворяющийся в контекстах, подобиях смысл произведения.

Чурающиеся языкового догматизма, воспитанные на логическом позитивизме Людвига Витгенштейна, на французском структурализме и семиотике Ролана Барта художники поздних 60-х вроде Джозефа Кошута, членов группы Art&Language были радикально оппозиционны в отношении к Гринбергу. Искусство как приключение языка, исследование его возможностей, отказ от фетишизма сомнительных понятийных клише, интерпретация как событие искусства -- вот темы творчества оппонентов классического модернизма. Символично, что на нынешней Венецианской биеннале почтили сразу двух старейшин концептуального цеха.

За лучший павильон национальной экспозиции «Золотого льва» получил павильон США в лице Брюса Наумана. В павильоне 68-летний художник представил давно найденные им тематические составляющие своего глобального артпроекта. В комнатах инсталлированы восковые головы и бронзовые руки. В бассейнах журчат фонтаны. Фасады павильонов и стены комнат оформлены неоновыми надписями. Слова сменяют другу друга, например «Справедливость» оборачивается «Алчностью». Собственно, эти компоненты с давних пор и составляют лабораторию Наумана. В оппозиции к «высокому» модернизму художник еще в конце 1960-х сформулировал собственное кредо: искусство это то, что рождается в моей студии. Головы и руки -- это эксперименты с пластическим «сканированием» собственного тела, растиражированные слепки. Неоновые надписи обнаруживают любезный концептуалистам языковой код визуального мира (самая известная, закрученная в красно-синюю спираль неоновая надпись Наумана 1967 года то ли серьезно, то ли иронически извещает о том, что «Настоящий художник помогает миру обнаружить мистическую истину»). А вода и фонтан, по собственному определению Наумана, еще одно его alter ego. Произведения Наумана требуют от зрителя выстраивания собственных интерпретационных схем. Они как литеры алфавита, из которых неплохо бы каждому собрать текст по своему разумению.

Подобную же стратегию отважных языковых пытаний давным-давно принял в своем творчестве другой лауреат нынешней Венецианской биеннале, старейшина концептуального цеха Джон Балдессари. Он получил «Золотого льва» за вклад в искусство (другого льва за то же вручили художнице Йоко Оно). Балдессари в числе прочих иронических исследовательских стратегий любит экспериментировать с нарочито банальными фотографическими имиджами. К нынешней биеннале спародировал поп-арт, завесив в садах Джардини Палаццо делле Эспозициони баннером с накатанным на нем райским фотопейзажем, где пальмы, море и небо с облачками.

То, что премии получили старейшины, достойно уважения. Однако новые экспоненты биеннале показали сегодня новые возможности синтеза известных доктрин. Былые враги, формализм и концептуализм задали интереснейшие пластические лейтмотивы на двух главных кураторских выставках форума, в Арсенале и Палаццо делле Эспозициони. Огромная анфилада судостроительной верфи, Арсенале, напичкана будто проросшими сквозь стены, пол и потолок неведомыми, тревожащими воображение коммуникациями и формами. При входе встречают вас сверкающие в полумраке серебряные провода художницы Lygia Pape. В конце коридора сигналят в кромешной тьме живые карты городов видеоартиста Grazia Toderi и один из самых лучших, по мнению многих коллег, проектов биеннале -- живущие своей потайной жизнью электроприборы с горящими разноцветными глазками. Проект сделал художник Chu Yun. Психоделическое воздействие имеет и путешествие по встроенному в анфиладу Арсенале тоннелю из комнат Cildo Meireles. Каждая комната выкрашена в нестерпимо интенсивный цвет, от зеленого до красного. И ощущение, будто угодил внутрь супрематических форм живописи Малевича и Лисицкого.

Открытием биеннале стала для меня россиянка нового поколения Аня Желудь. Продолжая и совершенствуя открытую ей тему «техническая конструкция повседневности», Желудь инсталлировала странные металлические провода над входом в Арсенале и в самом конце коридора, где они пробивают белые стенды красивой минималистской скульптурой, отлично, между прочим, рифмующейся с другими такими же странными «коммуникативными» минималистскими объектами Арсенале.

Другая главная кураторская выставка Бирнбаума, в Палаццо делле Эспозициони, тоже порадовала многими принципиальными высказываниями, в которых формализм мужественно и нелживо ведет диалог с концептуализмом. Известный по первой Московской биеннале Томас Сарацено оплел огромный зал нитями, прорастающими из ажурного черного кокона. Зрители устраивают свой перфоманс: ползают внутри нитей, как в лабиринте. Переживание пространства многих изумляет.

Больше всего вдохновили два проекта из Палаццо делле Эспозициони. Первый -- выполненный в стилистике Дзиги Вертова фильм Симона Старлинга о берлинском заводе по производству изделий из металла. Фильм чудесно, стильно снят и проецируется с ажурной металлической установки, которая сделана на этом заводе. Красивое плетение интертекстуальных связей опять-таки стимулирует думать о различных формах общения искусства концептуального и формалистического, инспирированного поэтикой русского авангарда.

Второй удачный проект из Эспозициони -- «Театр теней» Ханса Петера Фельдмана. В темноте детские игрушки, подсвеченные прожекторами, вращаются на платформе. На стену проецируются их странные тени, которые хороводят в каком-то фантасмагорическом спектакле. Кстати, инсталляция Фельдмана напомнила о громкой выставке Андрея Ерофеева «Русский соц-арт». Одним из лучших экспонатов на ней была инсталляция «Тени скульптур» Леонида Сокова: маленькие модели известнейших скульптур мастеров XX века, подсвеченные, вращались в витрине и отбрасывали на стены зала сложные тени.

Театр теней определил драматургию и одного из лучших национальных павильонов биеннале -- павильона Польши. В аркаде темного зала художник Кшиштоф Водичко натянул белые экраны для демонстрации «теневой» видеопроекции. За экранами будто бы активно общаются те, кто составляет изнанку социальной жизни. Слышны голоса, в том числе и русские: с помощью теней разыграны сцены из жизни иммигрантов из разных стран. Эффект присутствия невидимок абсолютный, иногда кажется, что чьи-то пальцы, упершись в экран с обратной стороны, его вот-вот продавят и все станет очевидно.

Специальным призом биеннале награждены павильоны Скандинавии (т.н. северных стран -- Финляндии, Норвегии, Швеции) и Дании. Дуэт кураторов Elmgreen&Dragset представил двухчастную выставку о коллекционерах. Первая, датская, часть посвящена некой одержимой коллекционированием семье, вторая, «северная», благодаря многочисленным артефактам рассказывает о неком богатом эстете-гее. Экспонаты для двух частей, датской и "северной", собраны у модных художников и дизайнеров, работающих в основном для богатых и благополучных буржуа. Датский павильон, по сценарию Elmgreen&Dragset, покинула богатая семья, оставив после себя всю коллекцию, расфасованную по интерьерам: спальне, гостиной, детской и т.д. В северном павильоне зрители встречают хозяина, плавающим бездыханным в бассейне близ входа (ну да, куклу, конечно, куклу!). «Еще одна смерть в Венеции» -- название каталожной статьи Dominic Eichler. В обоих случаях современное искусство во многом ответствует за случившееся. Оно есть слепок того тотального отчуждения, что правит сегодня бал в отношениях между людьми. В датском домике коллекционные предметы создают такую выморочную, абсурдную в своей претенциозной неуютности обстановку, что самому хочется бежать оттуда непременно. Все нефункционально, вычурно, нелепо в своей стильной пошлости. Даже собачка от Маурицио Каттелана -- и та чучелко. Дом эстета-гея, которого авторы каталога сделали отличным знатоком современной культуры, цитирующим Сьюзан Зонтаг, несмотря на обилие в нем артефактов (от картинок порнохудожника Tom of Finland до модных дизайнерских штучек Wolfgang Tillmans и даже полинезийских скульптур), пуст и стерилен, как обычный офис. От гнетущей пустоты не спасают даже картинно дефилирующие по павильону модельные парни -- надо полагать, воображаемые друзья бывшего владельца.

Elmgreen&Dragset устроили действительно радикальную экспозицию: современное искусство как улика экзистенциальной драмы.

В параллельных программах биеннале много было и российского искусства: в Джардини фонд Stella Art устраивал состязания поэтов, среди которых были наши соотечественники Лев Рубинштейн и Евгений Бунимович. Поэтический ринг инсталлировали участники главного проекта биеннале -- знаменитые российские концептуалисты Елена Елагина и Игорь Макаревич. Тот же фонд Stella Art выставил свою коллекцию «Этот смутный объект искусства» в знаменитом палаццо Ca'Rezzonico. В эталонных по стилю и вкусу залах музея искусства XVIII века современное искусство из России смотрелось довольно экстравагантно. Рядом с палаццо Ca'Rezzonico «всплыла» расписанная под супрематическую живопись подводная лодка знаменитого художника Александра Пономарева. В Гранд-канале города на воде она выглядела как фантастический кунсткамерный артефакт, достойный снов Леонардо да Винчи, который, впрочем, давно привлечен Пономаревым в таинственные соавторы своего подводного проекта.

Подводная лодка внутри старинного города. Подобная конфигурация задает тему «новейшее искусство в диалоге со старым». Эта тема определила образ одной из самых удачных и уж точно самой рафинированной выставки Венеции Infinitum -- «Бесконечность», что открыта сегодня в старинном палаццо Фортуни. О ней -- в следующий раз.