В тихие постпраздничные дни более чем убедительный аншлаг в Большом зале Консерватории случился оттого, что Владимир Федосеев фактически открыл новый симфонический год совместным выступлением своего оркестра с действующей звездой мировой оперной сцены, красавицей и частой партнершей Пласидо Доминго по сцене Анной-Марией Мартинез.

Ее называют «одним из самых интересных сопрано Латинской Америки», она играет большие партии на больших сценах (Недду, Луизу Миллер, Дону Эльвиру и проч. в Ковент-Гарден, Баварской опере и др.), владеет репертуаром от Моцарта до Бернстайна и от Пуччини до латиноамериканских сарсуэл. А также является редактором издания Classical Singer Magazine и помогает молодым певцам. У нее красивый благородный голос и хорошее мастерство. Тем не менее в концерте она не стала единолично царствующей особой.

Это редко бывает, но привычный для подобных оркестрово-вокальных концертов со звездами формат «несколько красивых арий, перемежающихся милыми оркестровыми увертюрами» Федосеев изменил до неузнаваемости. В первом отделении прозвучала не какая-нибудь серия миниатюр, но вся как есть Четвертая симфония Бетховена. И это звучание оказалось вовсе не проходным, но цельным, статным и живописным. Особенно хороша была Вторая -- медленная -- часть, с нежной и мягкой фразировкой, чуткими струнными и замечательными деревянными духовыми. Удался сложный Финал -- почти ювелирно сыгранная, энергично и убедительно закрученная спираль.

Только потом, прослушав долгие овации, вышла на сцену главная героиня вечера и спела две концертные арии Моцарта. Но такого же внятного впечатления, как только что сумел вызвать оркестр, не произвела.

Во втором отделении Мартинез звучала яснее. И хотя ее моцартовская Графиня (ария Dove sono I bei momenti), вердиевская Луиза Миллер (Tu puniscimi, o Signore), пуччиниевская Тоска (Vissi d'arte) и беллиниевская Джульетта (Oh, quante volte) были все на одно лицо, все же нюансы и краски его выражения выглядели нежно и обаятельно. В любом репертуаре Мартинез демонстрирует округлую, мягкую фразировку и светлый, глубокий, благородный звук. В Моцарте ей чуть недостает детализированности и отточенности стиля, в Пуччини -- магической энергии. Но то, чего не хватает на самом деле, певица немножко изображает, и ее искусство позволяет ей это сделать так, что Луиза звучит почти гордо и страстно, а Тоска почти тягуче волшебно. Одна только ария прозвучала действительно по-настоящему выразительно -- благородно-печальная беллиниевская Джульетта, вызвавшая единодушный восторг публики. Под занавес Анна-Мария Мартинез улыбнулась так же аристократично и мягко, как до того печалилась, и порадовала зал легкими и воздушными ариями из сарсуэл.

Оркестр, аккомпанировавший Мартинез, в каждый момент был точен и выразителен ровно настолько, насколько было необходимо. Надо еще сказать, что во втором отделении между ариями Мартинез был небольшой перерыв, и тут вместо обычной в таких случаях искрометной увертюры Федосеев предложил вступление к «Травиате». И снова оркестр, очень много играющий, много гастролирующий и в последнее время не всегда на сто процентов точный, оказался на высоте -- музыка привычно «предварительного» характера вдруг предстала симфоническим шедевром, изумительным в каждой ноте и каждой паузе. А оркестр так мягко и ненавязчиво закрепил за собой право называться главным героем вечера, что даже у красавицы Анны-Марии не нашлось, что этому противопоставить.