Недавно на арбатском доме, в котором жил замечательный прозаик Юрий Казаков, появилась мемориальная доска. Сообщая об этом факте, анонимный автор «Литературной газеты» (№6; материал, помещенный под шапкой первой страницы, воспринимается как редакционный), печально вздохнул: «...Что-то мешает испытать радость в полной мере...»

Что же именно? То, что доска появилась с постыдным опозданием? (Казаков умер в 1982 году.) То, что книги Казакова выходят редко и распространяются плохо? То, что событие не привлекло большого общественного внимания? Да нет, совсем иное. «Евроунифицированная Латвия открещивается от рижанина Валентина Пикуля. Эстонский Тарту не желает ничего знать о Давиде Самойлове. Может быть, эти конфликтные ситуации должны стать предметом политических обсуждений и дипломатических договоренностей?» Интересно, о чем дипломаты будут договариваться? Не только жителей сопредельных государств, но и российских граждан затруднительно (а точнее, невозможно) заставить чтить память того или иного писателя. Люди всюду разные: кто-то читает Пикуля, кто-то -- Самойлова, а кто-то, по слову Гоголя, вообще ничего не читает.

Не знаю, насколько Латвия «евроунифицирована» и как там относятся к Пикулю, а про Эстонию кое-что сказать могу. Московский дом, в котором родился Давид Самойлов, обзавелся мемориальной доской полтора с небольшим года назад (см. «Время новостей» от 9 июня 2006); с его эстонским домом это случилось гораздо раньше (фотографию можно увидеть во втором томе «Поденных записей» Самойлова. -- М., 2002). Только находится дом поэта не в Тарту, а в Пярну. Эстония, конечно, страна небольшая, но городов там не так уж мало. И они разные. Путая Пярну и Тарту, автор претендующей на благородство слезницы демонстрирует пренебрежение к поэзии Самойлова: поэт не только квартировал в Пярну, но и увековечил этот волшебный город, называя его по имени; пронзительный и прекрасный цикл любовных стихотворений называется «Пярнуские элегии» -- элегии тартуские, может быть, когда-нибудь напишет кто-то другой. И точно так же аноним обнаруживает равнодушие не только к Эстонии, но и к российской истории, в которую, казалось бы, крепко вписаны Тарту (Дерпт, Юрьев) и Пярну (Пернов; так именуется приморский городок в исторической поэме Самойлова «Сон о Ганнибале»).

Пярну -- город совсем маленький, и какие-либо памятные мероприятия устраивать там сложно. Однако возглавляемая профессором Ириной Белобровцевой кафедра русской литературы Таллинского университета уже трижды (1995, 2000, 2005 -- годы семидесяти-, семидесятипяти- и восьмидесятилетия поэта) проводила международные Самойловские чтения. Таллинское издательство «Авенариус» выпустило в 2001 году книгу Самойлова «В кругу себя» (составил ее друг поэта, рижанин, замечательный переводчик и исследователь русско-балтийских культурных связей Юрий Абызов, ныне уже покойный), подобный свод иронической поэзии и прозы Самойлова в России пока не опубликован.

Что же до Тарту (где Самойлов бывал наездами), то там его мемориальной доски и впрямь нет. (Вешать-то где? На гостинице?) Дерзну, однако, утверждать, что Самойлова помнят и ценят в Тарту не меньше, чем в Пярну или эстонской столице. Другой же русский литератор стал своего рода эмблемой университетского города. Понятно, что речь идет о Ю.М. Лотмане. В Эстонии мне не раз приходилось в разных публичных местах видеть большую красочную карту этой страны, на которой обозначены не только города, границы уездов, дороги, реки, леса и озера, но и -- картинками -- важнейшие местные ценности: Тарту здесь олицетворяет портрет Лотмана.

Не худо бы помнить, что на похоронах Лотмана (1993) присутствовал президент Эстонии Леннарт Мери, а следующий президент -- Арнольд Рюйтель -- принимал участников международного симпозиума, посвященного восьмидесятилетию великого ученого (2002). И о том, что недавнее издание сборника статей Лотмана о Пушкине (М., «Вагриус») осуществлено при поддержке посольства Эстонии в России. Между тем, когда в Тарту возникла совершенно естественная мысль об учреждении Лотмановской стипендии для лучших студентов (магистрантов, докторантов), обучающихся на кафедрах русской литературы и семиотики, а университет не смог взять на себя расходы (тут дело не в Лотмане, а в том, что положение всех университетов на постсоветском пространстве примерно одинаково, то есть печально), необходимые деньги пришли от частных лиц (живущих в разных странах, в том числе в России), но не от правительства или иных институций нашей страны. Да, Лотман много лет жил в Тарту, здесь написал прославившие его книги и статьи и создал всемирно известную школу, но родился он в Петрограде, солдатом Красной армии прошел Великую Отечественную, окончил филфак Ленинградского университета, в Эстонии оказался вынужденно (не нашлось ему места в родном городе), всю жизнь занимался историей русской культуры и развивал великие традиции русской науки. Так кто о ком «не желает ничего знать»?

Я вовсе не хочу сказать, что в Эстонии Самойлова или даже Лотмана чтят больше, чем в России. (Для таких чувств весы не придуманы.) И тем более что в Эстонии нет «русской проблемы». Есть, и подчас принимает болезненные формы. Но если граждане России (тем более русские литераторы) хотят доброго разрешения этой проблемы, они обязаны обсуждать ее ответственно. Если нас действительно занимает вопрос об отношении к русской культуре в Эстонии, то нельзя забывать, что в том же Тарту стоят бюсты великого полководца Барклая де Толли (лифляндского помещика) и великого хирурга Пирогова (дерптского студента), что улица Льва Толстого (названная так вскоре по кончине автора «Войны и мира») до сих пор носит его имя, что могила возлюбленной Жуковского Маши Протасовой (в замужестве -- Мойер), долгие годы пребывавшая в жутком состоянии, наконец приведена в порядок.

...27 декабря 2007 года умер Яан Кросс, крупнейший эстонский писатель, несколько раз выдвигавшийся на Нобелевскую премию (на мой взгляд, совершенно заслуженно) и, к сожалению, ее не получивший. В 70-е годы проза Кросса в русских переводах азартно читалась и обсуждалась нашим просвещенным сословием. И не только потому, что был он ярким художником и мощным интеллектуалом, но и потому что во многих книгах Кросса властно звучит русская тема. (Повесть «Имматрикуляция Михельсона» -- о генерале, взявшем в плен Пугачева; роман «Уход профессора Мартенса» -- о крупном юристе, ведущем заочный спор с Толстым; роман «Императорский безумец» -- о лифляндском дворянине и русском офицере Тимотеусе фон Боке, подавшем «возмутительную» записку Александру I и ввергнутом за то в темницу.) Кросс, прошедший нацистскую тюрьму и советский лагерь, был связан с русской культурой не меньше, чем с европейской. Его уход наши СМИ просто не заметили. Как и русские литераторы. Понятно, что в канун Нового года большая часть газет уже не выходила, но радио и телевидение ведь работали! Ага, «Свобода» в новостях сообщила. И несколько небольших информагентств. Комментарии, думаю, излишни.