Даже не знаю, как начать. Неужели, как ни в чем не бывало? Мол, жила в середине прошлого века в Колорадо такая драматургесса -- Мери Чейз. И написала она в 1944 году сентиментальную комедию «Гарви» про немолодого добряка Элвуда, который придумал себе друга -- двухметрового кролика, из-за которого над ним потешалась вся округа, а сестра с племянницей чуть не сдали в сумасшедший дом. Но в конце концов многие жители города тоже стали видеть этого удивительного Гарви, а заодно любить друг друга, чего, собственно, всегда добивались любящий выпить Элвуд со своим ушастым приятелем. Пьеса эта в тяжелые военные и послевоенные годы имела огромный успех, за четыре года игралась на Бродвее чуть не две тысячи раз, получила Пулитцеровскую премию, а потом была экранизирована и номинирована на «Оскара» в четырех номинациях (получила, правда, одну -- за лучшую женскую роль второго плана). Все это следует рассказать, поскольку, судя по рекламе, пьеса -- главная гордость новой постановки в МХТ, которую так и назвали -- «Белый кролик».

На самом-то деле, конечно, художественные достоинства этой комедии весьма скромны и ясны и без объяснений -- классическая бродвейская «хорошо сделанная пьеса», сплошные «кви про кво», много не слишком смешных шуток и сентиментальных признаний, плюс хорошая роль для немолодого комедийного актера, у которого есть шанс сыграть трогательно. Не буду снова заводить волынку про то, что такого рода пьесы созданы для частных коммерческих трупп -- Бродвея, Вест-Энда, Бульваров, то есть тех, что у нас называют антрепризой, а совсем не Художественного театра, позиционирующего себя как главная сцена страны. Впрочем, это уж ладно -- в МХТ нынче все равно никакой внятной репертуарной политики не наблюдается, а в антрепризах теперь играют такое, что рядом и «Белый кролик» покажется стоящей пьесой. Но то, как она поставлена и сыграна, вызывает оторопь: чур меня, чур!

Друзья удивляются: «Ты что, давно в Художественном театре не была? Тут давно так». Действительно, у меня с МХТ отношения не складываются. Я хожу сюда не часто, только на что-то заведомо интересное, например, на спектакли Кирилла Серебренникова. Но ведь был обещан спектакль Евгения Каменьковича, режиссера, в последние годы работающего все лучше, поставившего один из самых обаятельных спектаклей прошлого сезона -- «Самое важное» в «Мастерской Фоменко». Что с ним случилось, что случилось с артистами Художественного театра? Вот с той, например, красивой девушкой, которая все время таращит глаза и принимает позы, а соседка шепчет мне на ухо: «Ты не думай, я ее видела в дипломных спектаклях, она хорошая актриса». Почему тут все кричат, почему дамы беспрестанно визжат, почему так мечутся и машут руками? Почему они говорят такими голосами и с такими интонациями, каких в природе не бывает? Почему никто при каком-нибудь удивительном событии не удивится так, как люди удивляются, а обязательно отскочит, и завопит, и всплеснет руками так, будто играет на большой спортивной арене, и иначе зрители ничего не увидят? Спектакль же на Малой сцене идет.

И правда, что случилось с Евгением Каменьковичем? Ведь актеры «Мастерской Фоменко» у него никогда так не играют. И актеры «Табакерки», хоть и комикуют иногда в его постановках, и лицом могут похлопотать, но так -- не играют. Да что говорить: ученики Каменьковича, студенты, которых он сам учит в РАТИ, так не играют. Где у него были глаза, когда он ставил в Художественном театре? Почему, например, он решил, что актриса, на несколько минут появляющаяся на сцене в роли жены профессора психиатрии (отчего-то очень похожего на Лагерфельда), должна от каждого слова партнера скорчиваться, как от удара, и даже залезать под стол? Хотя ничего особенно не происходит -- просто разговор. Это должно быть смешно или, наоборот, грустно и намекать на какую-то ее предыдущую сложную жизнь? Ведь, наверное, недаром режиссер дал спектаклю подзаголовок «НеКомедия». Мы этого никогда не узнаем.

Про кролика ведь тоже так ничего и не становится понятно, хотя режиссер придумал для него пару забавных трюков. Вот, например, ведет Элвуд своего невидимого друга по комнате, и когда мы готовы признать, что герой действительно «с приветом» и Гарви ему чудится, вдруг начинают сами собой падать предметы, якобы задетые кем-то. А за матовым стеклом соседней комнаты становится видна чья-то фигура с длинными ушами. Или сам придвигается стул к пианино, и под аккомпанемент невидимого Гарви герой, недолго поупиравшись, поет песенку на слова Александра Володина: «Простите, простите, простите меня! \ И я вас прощаю, и я вас прощаю...».

Вот тут, наконец, пора сказать о главном герое. Его играет Андрей Мягков, не делая для себя никаких открытий, но оставаясь собой -- милым, обаятельным, очень любимым зрителями. Играет лучезарного, очень общительного, всему радующегося и расположенного ко всем человека с узнаваемой обезоруживающей улыбкой постаревшего Жени Лукашина. И вот за эту улыбку расчувствовавшиеся зрители наверняка по просьбе героя простят не только его, но и весь этот невыносимо крикливый и длинный спектакль. В финале в сопровождении невидимого пианиста Мягков снова споет эту песенку на музыку Кирилла Пирогова «Забудьте, забудьте, забудьте меня! \ И я вас забуду, и я вас забуду. \ Я вам обещаю, вас помнить не буду, \ Но только вы тоже забудьте меня». И зрители ему с легкостью это пообещают.