Этой осенью от обилия фестивалей любителям театра впору прийти в отчаяние: «Большая перемена» наложилась на «Сезон Станиславского» который, не успев закончиться, переходит в фестиваль NET. Везут много нового, незнакомого, а потому из обилия предложений каждый выбирает только то, что кажется заведомо интересным: театр, режиссера, парадоксальный поворот сюжета. Вот, говорят, из детских очень хорош был специально сделанный для «Большой перемены» новый спектакль АХЕ «Конструктор из фантиков» -- верю, запомню и в другой раз обязательно посмотрю. Еще хвалили чудесный эстонский кукольный «Чух-чух», рассчитанный на самых маленьких зрителей-горшечников. Про минусинский театр «Желтое окошко» тоже знаю, он уже привозил в Москву своих обаятельных «Рыцарей и принцесс», где с помощью доски и мела герои устраивали спектакль-приключение, решающий животрепещущую проблему: кто главнее -- мальчишки или девчонки?

Я для себя выбрала две постановки. Первую, «Папа всегда прав», играл болгарский семейный театр «Кредо» -- Нина Димитрова и Васил Василев-Зуек, больше десяти лет назад привозившие в Москву изумительную «Шинель», которую невозможно забыть. Тогда они представляли Гоголя словно два клоуна или дети, пересказывающие любимую сказку своими словами, с отступлениями, комментариями, досочинениями и живыми картинами, потому что "так лучше". В этот раз они взяли андерсеновскую сказку «Уж что муженек сделает, то и ладно» и рассказали ее гораздо менее прихотливо, впрямую, но тоже обаятельно. Нина и Васил, развернув на сцене белый синтепоновый ковер, мастеря на ходу из кусочков того же материала избушку, повозку, лошадь и корзину, укутанные в толстые мягкие шубы, вдвоем разыгрывали добрейший зимний сюжет. Получалась история о своего рода старосветских помещиках, лукавых любящих старичках, называющих друг друга «папуля» и «мамуля», где папуля с огромными усами из того же синтепона все время требует: «Мамуля, дай поцелуйчик!», а толстушка мамуля жмурится и говорит: «Папуля, ты всегда знаешь, как сделать мне удовольствие!» Особенно трогательно было в финале, когда, закончив сюжет, актеры выходили к зрителям и говорили, что сказка эта, как некоторые люди, с годами кажется им все лучше, и что вам, мол, наверняка это понятно, потому, что вы-то знаете, что... И тут зал, полный детей, завопил, как подученный: «Папа всегда прав!» Думаю, что немногочисленные папы прослезились.

Второй увиденный мною на «Большой перемене» спектакль -- «Красная Шапочка» Жоэля Помра, поставленная им во французском театре Compagnie Louis Brouillard, -- завершал фестиваль. Помра -- драматург и режиссер, заторможенные и мрачноватые спектакли которого в Москве уже показывали не раз (его постановка «Этот ребенок» идет в театре «Практика»), -- пересказал историю Красной Шапочки так, как это мог бы сделать современный папа, укладывающий спать ребенка. Как будто дочка просит: «Расскажи сказку про меня», и известная всем сказка по ходу обрастает многочисленными комментариями, а потом становится ужасно страшной, и даже с благополучным финалом ее морок не рассеивается, навевая потом пугающие сны.

На пустой и сумрачной сцене, как это всегда бывает у Помра, актеров совсем немного: девочка, молодая мама да рассказчик, похожий на того самого папу, сочиняющего сказку. Девочка с мамой говорят мало, они будто картинки, проявляющиеся в воображении ребенка, пока он слушает. Вот звучит рассказ про маму, у которой никогда нет времени, и молодая женщина с распущенными волосами быстро-быстро семенит на пальчиках, как балерина, а в фонограмме в это время звучит дробный стук каблучков. Вот речь идет про совсем старенькую, больную и усталую бабушку, которая живет далеко, и у мамы нет времени часто ее навещать. Девочка надевает очки и темную кофточку, становясь маленькой, сморщенной и тихой старушкой. Девочка любит бывать у бабушки, любит расспрашивать, какой была мама, когда была маленькой... Но мама так далеко не отпускает ее одну -- девочка маленькая, а в лесу опасно. И, изображая страшного зверя, мама становится на четвереньки, машет длинными волосами, как гривой, и рычит. Чтобы дочка не очень надоедала ей просьбами, мама обещает, что отпустит девочку к бабушке, как только ей удастся самой приготовить в подарок пирог или на худой конец запеканку. И когда однажды запеканка все-таки удается (хоть и жидковатая), честной маме приходится обещание выполнять.

Все, что каждый день окружает современных замотанных родителей и их впечатлительных детей -- старики, на которых нет времени, пристающие дети, грязная кухня, страшные чудовища, живущие совсем близко, восхитительное прошлое, когда бабушка была красивой, как мама, а мама совсем маленькой, -- есть в сказке Помра. Каждый, кто когда-нибудь сочинял по просьбе ребенка сказку на ночь, знает, как он требовательно все время следит, чтобы сюжет в самых неожиданных поворотах соединял его сегодняшнюю жизнь с фантазией, принцесс -- с несъеденной манной кашей, а волшебников -- с чудесным образом выздоровевшей и помолодевшей бабушкой.

Помра ставит спектакль не для пугливых детей, не для того, кто в самый страшный момент скорее кричит: «Не пиф, не паф!», а для тех, кто в сладком ужасе накрывается одеялом с головой и просит: «Дальше!» На совсем темной сцене в мутном пятне света блуждает маленькая и очень испуганная девочка с запеканкой в руке, и когда к ней из мрака выходит темный абрис волка с едва различимой мордой, это действительно страшно. Волк говорит низким мужским хриплым голосом, напоминая о том, что история Красной Шапочки -- это еще и сюжет о потере невинности (особенно это вспомнится в сцене, когда волк, высунув из одеяла морду, будет властно требовать: подойди, сядь ко мне ближе, залезь под одеяло, а крошка станет в страхе отступать). Но самое ужасное, конечно, происходит в темноте. Слабенькая от старости бабушка, едва встав с кровати, чтобы открыть внучке (которая почему-то теперь не достает до веревки и говорит хриплым басом), остановится перед волком и глянет на него подслеповато -- вот тут погаснет свет и раздастся долгий чудовищный рык. Что там происходит в темноте в фантазии замерших детей, не берусь и догадываться, поджилки затрясутся у всех, а рассказчик потом буднично скажет, что волк, мол, съел бабушку -- печально, но факт. И в финале он с той же невозмутимой интонацией расскажет, как встретился наевшемуся волку мужик, который захотел посмотреть, что у того в толстом животе, а оттуда вышли бабушка с внучкой -- их, слава богу, волк еще не успел переварить.

И на прощание мы увидим живую картинку, где выросшая девочка, такая же высокая и длинноволосая, какой прежде была ее мама, приходит к своей состарившейся маленькой маме, которая живет близко, и поэтому ее очень удобно часто навещать. И почему-то это будет выглядеть очень грустно.