Призер фестиваля «Завтра», обладатель Гран-при за лучший фильм, режиссер картины «Джонни Бешеный Пес» Жан-Стефан СОВЕР дал интервью Елене СЛАТИНОЙ.

-- Дети на войне. Что вас побудило взяться за эту тему?

-- Я снял документальный фильм «Карлито из Меделины» примерно о том же -- о подростках, сражавшихся против партизан в Колумбии, и «Джонни Бешеного Пса» я хотел снять именно там, но в Колумбии продолжается война, поэтому снять игровой фильм там не было никакой возможности.

-- Действие «Джонни Бешеного Пса» происходит в Либерии. И при этом основано на событиях либерийской войны.

-- Эта война шла с 1989 по 2003 год. А потом конголезский писатель Эммануэль Дангало написал роман «Джонни Бешеный Пес». Как только эта книга попала мне в руки, я сразу понял, что это очень интересная тема, и если я сумею превратить ее в игровой фильм, то сумею сказать что-то очень важное. Работая над сценарием, я соединял художественную литературу с реальными событиями, участниками которых были снимающиеся у меня дети.

-- Кто эти дети? Они же не актеры?

-- Профессиональных актеров в Либерии, как вы понимаете, не существует. Это обычные дети. Хотя правильнее сказать -- необычные. Почти все участвовали в военных действиях. Актерскому мастерству я учил их сам. Примерно за год до начала съемок мы арендовали дом и поселились там вместе. Целый год мы жили одной семьей -- общались, обсуждали сценарий, они вносили в него поправки исходя из собственного опыта, мы работали над диалогами, и каждый день у нас были уроки актерского мастерства. Этот год, который мы провели вместе, стал для них своего рода терапией, занятия и съемки помогли им хоть немного выйти из чудовищного кризиса. Ведь очевидно, что воевать в детском возрасте противоестественно, но когда ты видишь таких детей близко, эти травмы вдвойне страшнее. И мне очень важно, что наша работа помогла этим детям выразить те страхи и тот кошмар, который в них жил, и таким образом потушить их.

-- Дети быстро адаптируются в любых условиях. Но сложно себе представить, что они могут легко перешагнуть через такой опыт.

-- Я поставил себе задачу снять фильм про детей на войне, показав их в момент пика жесточайшего военного конфликта, и рассказать, как дети-подростки 15--16 лет ведут себя в такой ситуации. Но тема последствий войны для детей -- это огромная, интересная и серьезная тема. Для них практически нереально переходить на мирные условия существования. Они должны как-то социализироваться, пойти в школу, но у них не получается... На них показывают пальцем, и они не знают, как себя вести и как вообще жить дальше. Не исключено, что один из моих следующих фильмов будет как раз об этом.

-- А когда съемки закончились, как вы с этими детьми расстались?

-- Я с ними не расстался, не смог. Как-то даже не мог себе представить, как я махну им ручкой, скажу спасибо за интересное приключение, уеду в Париж, а их оставлю на произвол судьбы. Я создал фонд для этих 15 детей, которые у меня снимались, и теперь у них есть место, где они могут встречаться, жить, спать, есть, где им преподают разные предметы, учат, как заработать себе на жизнь. Думаю, что эта африканская авантюра у меня будет продолжаться еще достаточно долго. Я возил этих детей в Америку, где они много общались с людьми, которые занимаются психологической помощью детям, пострадавшим от военных конфликтов. Американцы много такой работы проводят. Одно время, например, существовала программа ООН, когда каждому подростку, который воевал, а потом сдал автомат, выдавалось по 150 долл., и еще по 150 долл., если он давал подписку о том, что пойдет учиться в школу. А 300 долл. для них -- это просто Эльдорадо. Они моментально тратили эти деньги на сигареты, жвачку, кассеты, шмотки. Были очень довольны. Но это ведь не метод, потому что надо создавать долгосрочные программы, интегрировать этих людей в общество, чтобы они хоть как-то могли существовать, потому что они -- потерянное поколение. И в Либерии, и в других странах, где были военные конфликты.

-- Я обратила внимание, что ваши герои идут в бой наряженные, как на карнавал, -- привязывают к спине крылья, обвешиваются бусами, рядятся даже в свадебные платья. Это тоже взято из реальности?

-- Конечно. Это же Африка. Для них это своего рода шаманизм. На самом деле дети, которые воевали, создавали себе как бы виртуальный персонаж, вторую личность. Чтобы полностью отказаться от своего «я». Чтобы эта жестокость безумная могла найти выход, чтобы никаких связей не было с прошлым -- ни с семьей, ни с друзьями, чтобы человек мог идти вперед и убивать. С другой стороны, не забывайте, это дети, и им всегда хочется играть. И для них это такая чудовищная форма игры -- создавать себе униформу, надевать платья, крылышки, уши, рожки.

-- Многие из них в женских платьях. Почему?

-- Тут особое, мистическое, религиозное содержание. Женщина, а особенно невеста, по природе своей чиста, невинна, защищена богами. Одеваясь в платья, воины считают, что таким образом они защищают себя от смерти, от вражеских пуль, становятся неуязвимыми и не могут умереть. То есть они придают себе некий ореол непобедимости и бессмертия. В этой культуре вообще очень силен образ матери, женщины... Надевая женское платье, либерийский мальчик или мужчина совершенно не подавляет в себе мужскую природу, нет. Он защищает себя матерью-богиней, которая выведет и закроет собой. Один из моих героев надевает свадебное платье. Когда я писал эту сцену, то думал о том, что актер в грубой форме откажется, потому что его поднимут на смех. И что Лео (исполнитель роли) скажет: «Я не девчонка, чтобы так наряжаться». Но Лео, напротив, с гордостью надел это платье. Вы заметили в фильме, как бережно он его застегивает, шнурует... И когда он вышел, не то что никто не засмеялся, наоборот -- он сразу стал объектом всеобщего почитания. И сам он очень гордился, что у него есть это платье, эта фата, эти перчатки, просто как ангел небесный.

-- Кино у вас очень близко к документальному, при этом картинка необычайно стильная и красивая. Синий океан, фиолетовый закат, красные ворота, красный ствол у ружья. Велика ли роль в изобразительном решении художника-постановщика и цветокоррекции?

-- Да нет, не велика. Просто Либерия очень красивая страна. Мы не то что спецэффектов, даже фильтров никаких не использовали. И все эти штучки -- красное ружье, золотой череп -- дети сами приносили. Мне же было нужно лишь подчеркнуть контраст между красотой этих предметов, их эстетической привлекательностью и невероятной брутальностью и насилием. А в остальном это реальность как она есть. Там нет необходимости что-то додумывать, дописывать.

-- В России кинематограф почти не питается сюжетами из жизни. Мы не снимаем фильмы про свои больные места. А если и пытаемся, то выходит чаще всего неудачно.

-- Да это не только в России. Это везде. Фильмы снимают отредактированные, подкрашенные, с округленными уголками. Многие люди, посмотрев «Джонни Бешеного Пса», спрашивали у меня: «Это игровой фильм или документальный?» Помните, вчера Абель Феррара сказал на сцене, что любой фильм документален, но любой документальный фильм -- это все-таки фильм. Очень трудно после работы с непрофессионалами переходить потом к актерам, которые играют, -- начинает казаться, что все это притянуто за уши и высосано из пальца... В общем, надо показывать жизнь такой, как она есть, потому что в этом ее важность и прелесть.