Постсоветская, или независимая, Туркмения -- страна, которая считается феноменом. В первую голову, конечно, благодаря усилиям, приложенным «культовым» диктатором Туркменбаши. Эта экзотика сама собой располагала к тому, чтобы выделять Туркмению как особый случай и куда меньше вникать в общие с соседями по СНГ черты. Однако уже полтора года, как создателя феномена, Ниязова, нет в живых, в стране иной руководитель, и он декларирует иные принципы, которые вполне вписываются в общий центральноазиатский контекст. Но, несмотря на перемену, механизм функционирования туркменской власти демонстрирует такую устойчивость, что возникает вопрос: а не является ли этот механизм хоть и предельным, но как раз не исключительным и, как говорят математики, устойчивым состоянием властных систем, действующих по подобным принципам? То есть, иными словами, одной из возможных моделей будущего для стран региона. Так что же определяет туркменский предел?

Феномен Туркменбаши

Конечно, при ответе нельзя обойти феномен самого Сапармурата Ниязова. Формирование культа личности туркменского лидера, получившее среди специалистов отдельное название (башизм), стало практически закономерным явлением в рамках проводимой им политики, суть которой -- а именно специфический восточный фашизм -- была и до сих пор остается для многих заслоненной колоритом, навеянным воспоминаниями о сказках 1001 ночи. Знаменитая «Рухнама», введение нового календаря, «элементы» восточного обычая проскинезы и т.д. -- все это выглядело, с одной стороны, как восточное самодурство, а с другой -- даже добавляло образу Отца всех туркмен известную «экстравагантность». Чего стоит знаменитый запрет на золотые зубы для студентов и преподавателей в институтах или гигантская золотая статуя себя самого, вращающаяся вслед за Солнцем. Или тезис из «Рухнамы», что именно древние туркмены 5 тыс. лет назад изобрели колесо...

Тем не менее создателю мифа о Золотом веке туркменского народа удалось продемонстрировать уникальный даже для тогдашней Центральной Азии опыт государственного строительства на жесткой этнической платформе, искоренить интеллигенцию, придать высший статус власти и силе, в том числе и силе кулака, создать широкий слой «рухнамизированных» темных молодых пассионариев, ничего не познавших в жизни, кроме одного: что такая система дает им осознание собственной значимости -- вот они, те самые «истинные арийцы», которые изобрели колесо и могут пнуть под зад всяких узбеков, казахов, армян и русских. И определенные материальные блага -- чины в спецслужбах, освободившиеся от чужаков рабочие места и квартиры. Тем более на фоне руин, в которые была превращена экономика газоносной страны, на фоне тотальной безработицы, оценивавшейся инсайдерами к концу правления Баши в пределах 60--80% от трудоспособного населения...

К слову, реальность весьма далеко от знаменитого пропагандистского мифа Ниязова о бесплатных газе и воде: в декабре 2007 года, по данным международных гуманитарных организаций, более 60% населенных пунктов страны были не подключены к газовым магистралям, а те, что подключены, получают газ не более четырех часов в день. Цена на газ для населения неуклонно растет и повысилась за последний год на 25%. Продолжаются постоянные перебои с поставками воды и электроэнергии.

Фактическое отсутствие какой бы то ни было государственной системы социального обеспечения накладывалось на «культурный эффект» «Рухнамы» -- изъятие из школьных и вузовских программ всех предметов на русском, узбекском, казахском языках и замена их занятиями по изучению «Рухнамы», массовое уничтожение библиотечных фондов на русском и ряде других иностранных языках и обучение в средней и высшей школах, трудовых коллективах, ориентированное на ту же «Рухнаму» -- книгу, утверждающую мировой приоритет туркмен и культ ее автора и их Отца Туркменбаши. Книга открывается клятвой, последнее четверостишие которой гласит: «В час измены Родине, Сапармурату Туркменбаши Великому, священному стягу твоему да прервется дыханье мое».

Исход русскоязычного населения был закономерен и спланирован. В Туркмении в отличие от других центральноазиатских стран, где пик выезда русскоязычного населения пришелся в основном на середину 90-х годов, апогей обозначился в начале 2000-х. Отчасти он был связан с так называемым покушением на Туркменбаши в 2002 году. Наряду с такими лидерами оппозиции, как Борис Шихмурадов, пострадало и русскоязычное население, которое в глазах не только самого Ниязова, но и более широкой элиты ассоциировалось с потенциально «ненадежным» контингентом. Это решало одновременно несколько проблем: уничтожались малейшие ростки протеста в среде коренного этноса, но одновременно укреплялось его положение (на уровне осознания своей важности) на фоне изгнания русскоязычных «чужаков».

В 2003 году Туркменбаши предпринял еще один шаг в этом направлении -- появилось распоряжение руководства республики о необходимости определиться с гражданством -- либо стать туркменами, либо фактически стать иностранцами и покинуть страну. После этого последовала еще одна волна эмиграции русских и экспроприации их собственности (кстати, темы «экспроприации жилья» тех времен до сих пор старательно избегают не только туркменские власти, но и российские дипломаты, предпочитая говорить, что вроде как речь шла о единичных случаях, а не о масштабном явлении).

Ценой репрессий и вымывания русскоязычного слоя стала беспрецедентная деградация в образовательной сфере, в медицине и в других областях, что фактически подвело туркменский народ (по оценке целого ряда специалистов) к гуманитарной катастрофе. Зато в крупных городах место русскоязычного слоя и, так сказать, интеллигентской прослойки на фоне тотальной наркомании среди молодежи заняли молодые «манкурты» в погонах сотрудников спецслужб, вместо институтов овладевшие «Рухнамой» и возможностью, к примеру, выпихнуть чужака русского или армянина из его квартиры и вселить туда своих родственников. Эту власть и чувство собственной значимости и силы им вместе с погонами и дал Баши.

Итак, Ниязову удалось: расчленить и уничтожить интеллигенцию в самом широком смысле; создать систему такой «прополки» госаппарата, которая исключает всяческую возможность создания в нем протестных групп; дать простую мифологию туркменского национального превосходства и величия нового государства.

Это и есть базовый элемент для башизма, считающегося отчего-то в Центральной Азии феноменом. Но разве не узнаваемы эти черты, присущие, пусть и в разной степени, некоторым «коллегам» по региону?

Новые обороты туркменского колеса

Поначалу казалось, что приход нового лидера повлечет за собой туркменскую «оттепель». Однако этого не случилось. Лишь один пример -- на тему «национальной политики». Вытеснение русскоязычного населения продолжается, не так давно из администрации президента была спущена установка: в медицинских учреждениях сократить персонал за счет нетитульных наций. В частности, в одно из учреждений поступило указание оставить «привлекательный внешне персонал коренной национальности»...

Как сообщается в одном из документов, посвященных ситуации в Туркмении, новое руководство республики совершило ряд демонстрационных шагов в отношении России (Дни русского языка, обещание открыть новые школы с преподаванием на русском языке, направление студентов на учебу в российские вузы и т.д.). В то же время, по имеющимся данным, по-прежнему русскоязычные граждане, равно как узбеки, казахи и другие национальности, подвергаются дискриминации при приеме на работу в госорганы, и прежде всего в армию (офицерские должности), правоохранительные органы и спецслужбы. При том, что все эти властные институты испытывают катастрофическую нехватку квалифицированных кадров. Правда, был объявлен набор студентов в российские вузы, в основном связанные с нефтегазодобывающей отраслью. Это отменяет решение о непризнании дипломов иностранных государств, что, в свою очередь, должно облегчить обладателям российских дипломов найти работу в стране по специальности.

Тем не менее, по информации источника в Туркменском государственном университете, никакой реформы образования с момента вступления в должность нового президента не произошло. Не были добавлены никакие из ранее отмененных дисциплин, обучение также ведется только на туркменском языке. (Несмотря на тот факт, что Туркменистан в большинстве своем все еще остается русскоговорящей страной.) Факультет русской филологии, закрытый в университете пять лет назад, не восстановлен. В стране по-прежнему закрыты школы с узбекским, казахским, русским языками обучения. Нет средств массовой информации на языках национальных меньшинств. На данный момент представителей национальных меньшинств нет в органах государственной и региональной властей, в руководстве министерств и ведомств страны.

В образовании «Рухнама» заменяется не математикой и литературой, а работами нового президента на тему гигиены населения.

Однако фактическое отсутствие изменений во внутренней политике после смены президента тем не менее сопровождается попыткой серьезно изменить восприятие страны -- виртуальной ее либерализацией. Новый миф уже получил название «эпоха Возрождения». Бердымухамедов стремится показать, что в Туркмении есть место гражданскому обществу. К примеру, были созданы потемкинские деревни в виде трех комиссий по пересмотру уголовных дел и т.д.

Тем не менее устойчивость, неизменность, инвариантность башистского режима -- при полной неэффективности такого государства, если под эффективностью, конечно, понимать уровень развития экономики и общества, -- наводит на мысль о том, что, по сути, речь может идти не о государственной структуре, а о сетевой.

Не государство, а сеть

С точки зрения «стабильности» туркменский механизм государственного строительства можно оценить как позитивный -- власть в Туркмении не свергалась, таджикских кровавых боев гражданской войны, «киргизских» революций или андижанских волнений там не было. Основным мобилизующим моментом и при Туркменбаши, и при Бердымухамедове остается жесткая авторитарная власть, диктат лидера, а властные механизмы функционируют в тех рамках, которые позволяет этнократический режим.

Однако принципиально то, что подобное государство является эффективным настолько и в той части, насколько эффективна структура, базирующаяся на родственных связях коренного этноса. А это, по сути, сетевая структура. Речь идет и о коррупционных механизмах как фактически единственном способе достижения социальных и экономических целей, и о ротации в элите, и, что очень важно, о каналах передачи информации. Так столь ли феноменальна Туркмения и в этом отношении?

Источники в Туркмении сообщают, что сферы торговли медикаментами и продуктами питания остаются полностью под личным контролем нынешнего главы государства и его родственников. Ни один бизнесмен без санкции непосредственно Гурбангулы Бердымухамедова не может получить лицензию на ввоз данных товаров на территорию страны. Сходная ситуация имела место и при Ниязове. Однако если при Туркменбаши этот контроль формально осуществлялся через биржу, министерство торговли и иные инстанции, то теперь нити непосредственного контроля за основными сферами торговли взяли в свои руки родственники нынешнего главы государства.

В целом в стране хорошо освоили популярный в Центральной Азии термин «политика многовекторности». Известны слова одного из видных туркменских чиновников министерства экономики о том, как здесь интерпретируется эта многовекторность: «Любой иностранец в первую очередь рассматривается как «богатая дойная корова», поскольку он милостиво допущен в Туркменистан и за это должен быть безмерно благодарен президенту Бердымухамедову». После прихода к власти Бердымухамедова вся экономика страны негласно была переподелена на сферы влияния, которые отдаются тому или иному чиновнику на «прокорм». В каждый сектор допускается не более трех-четырех компаний, деятельность которых контролируется одним или группой чиновников, а они несут ответственность перед самим президентом.

При этом можно смело говорить о том, что в Туркмении в отличие от соседних государств и без того «короткая скамейка запасных» на руководящие посты у нового лидера исчерпалась. Это связано не столько с практически отсутствующим механизмом вертикальной мобильности (традиционно движение элит происходит по горизонтали), но и с тем, что если у Туркменбаши отсутствовали многочисленные родственники и он ставил на ответственные посты людей по принципу «верности» или «покорности», то Бердымухамедов первым делом раздал максимальное количество назначений своим родственникам. Поскольку родственников на все посты «не хватило», новый туркменский лидер вынужден обращаться к ниязовской схеме назначений, только людей для этого все равно уже не хватает. Тем более что от предыдущего лидера была полностью перенята практика жестких кадровых чисток -- этот необходимый и логичный элемент башизма.

После прихода к власти Бердымухамедов приступил к тотальной чистке чиновничьего аппарата. Эта чистка в несколько этапов сперва выбила ряд членов «команды» Ниязова, представлявших возможную конкуренцию (в первую очередь силовые структуры), но затем и тех, кто на «первой волне» пришел к власти с самим Бердымухамедовым. Чистка в спецслужбах, помимо «направленного удаления сильных фигур», самым ярким примером чего явился арест и осуждение начальника ниязовской охраны А. Реджепова и его людей в органах. В марте 2008 года президент страны в ходе закрытого заседания кабинета министров объяснил свое решение уволить и наказать сотрудников силовых структур тем, что они ослабили контроль за населением. Бердымухамедов указал своим подчиненным, что необходимо сохранять прежний жесткий режим контроля над страной, не создавая ощущения, что власть может дать слабину. С другой стороны, неизвестно, проводит ли Бердымухамедов ту же линию поощрения силовиков «среднего и младшего звена», которой придерживался Ниязов. Есть указания на то, что новый президент «боится» силовиков и в большей степени основу своей власти видит в опоре на «родственников».

Башизм как бренд. Перспектива

Туркменбаши создал бренд, составленный из эпатажных эффектов и мифологем. Прототип национальной идеи туркмен (если, конечно, она осмысливалась как таковая) содержится в «Рухнаме». Квинтэссенция национальной идеи заключена в положении, что туркмены изобрели колесо, а Отец Всех Туркмен -- изобрел туркмен. Нынешняя молодежь фактически выросла с этой идеей, нашедшей отклик среди коренного этноса как признание национальной исключительности. Работа по формированию мифа о «Золотом веке» Туркменбаши была проведена достаточно успешно. Разумеется, никакого подобия гражданского общества при этом не возникло. Однако в условиях полной, в том числе информационной, изоляции и отсутствия не то что голоса, но шепота интеллигенции это не имело никакого значения.

Сегодня идет процесс коррекции основных мифологем -- это прежде всего связано с линией на налаживание диалога с Западом, которую начал Бердымухамедов. Формируется идея строительства в Туркмении гражданского общества, широко декларируются (прежде всего «с прицелом» на Запад) изменения, связанные с функционированием правовых институтов и т.д. Но этот процесс не затрагивает главного -- не идет «дебашификация», а культ личности Туркменбаши по принципу подстановки лишь заменяется культом нового лидера и его семьи -- в частности, уже вовсю мифологизируются фигуры его предков (симптоматично, что в отличие от той же силовой сферы идеологической работой на уровне государства занимаются те же люди, что и при Ниязове).

Естественно, новый туркменский лидер вынужден думать о том, как ему закрепиться во власти и сформировать слой, поддерживающий новую мифологию, новый культ. В рамках существующего жесткого туркменского этноцентризма, отражаемого мифологемой «туркмены -- лучшие из лучших», это может делаться по проверенной схеме формирования «башистов». По сути, речь идет о современной разновидности фашизма.

Как известно, фашизм -- явление широкого спектра, его формы -- от «мягкого» итальянского до национал-социализма, оттого и определений фашизма существует множество. Вот одно -- из Векипедии: фашизм как политологический термин обозначает политический режим диктаторского типа, характеризующийся обычно политически правой идеологией, национализмом, государственничеством, милитаризмом (в туркменском варианте -- господством спецслужб), корпоративизмом, популизмом, шовинизмом. А вот другое, более развернутое: под фашизмом следует понимать репрессивные политические режимы, возникающие на определенных этапах истории в странах догоняющей модернизации в целях ее ускорения путем идейно-психологической мобилизации населения вокруг архаических эмоциональных ценностей (прежде всего родоплеменных, этнических, религиозных или корпоративно-«классовых») и воплощающих эти ценности вождей и партий.

Башизм -- в форме ли «Золотого века» или «Эпохи Возрождения» -- с его основными принципами в этот спектр определений, несомненно, попадает, причем относясь к самой правой его части.

Уместно отметить: опыты сперва Туркменбаши, а затем и Бердымухамедова с вниманием изучали некоторые его соседи. Кстати, сам Баши в былые годы столь же внимательно изучал методы Сталина. По крайней мере, это утверждают люди, лично хорошо знавшие Ниязова... Так что, увы, феномен Туркмении не столь далек от общего контекста некоторых стран СНГ, как многим было бы приятнее считать.

Следует учитывать также, что «башизм» имеет и даже задает собственную динамику, которую преемник вынужден соблюдать. Он должен заботиться о «башистской среде» -- ее кадровой возобновляемости и ее статусном самосознании. Иначе преемник попадет в силки, расставленные ему Отцом Всех Туркмен. Представим себе, что на каком-то этапе новый Баши не сможет столь же успешно лавировать между жесткими чистками среди руководящего состава силовиков и поощрением их среднего и младшего звена. Что, если «рухнамизация» на новый манер превратится в фарс (очень условно -- как при переходе от сталинизма к брежневизму)?

Учтем -- на фоне обостряющегося социального кризиса -- и перспективы усиления не игравшего в Туркмении до сих пор значительной роли фактора исламизации маргинальных слоев (что при социальной неустроенности населения и невозможности прикрыть границы с Узбекистаном, Ираном и Афганистаном кажется вполне вероятным).

И сразу не только вспомним Таджикистан, Андижан и киргизские события, но и вынуждены будем задуматься о формах и последствиях слияния таких двух явлений, как радикальный ислам и «башизм». Задуматься не абстрактно, а вполне конкретно. По-соседски!


Наталья ХАРИТОНОВА, Информационно-аналитический центр МГУ по изучению общественно-политических процессов на постсоветском пространстве,
Хорст ВЕККЕР, журналист, Германия