Прежде всего хочу разочаровать своих оппонентов. Они «беспокоятся», что их концепцию учебника истории критиковал, возможно, «дилетант» или «непрофессионал». Наверное, им бы так хотелось. Спешу их успокоить: статью писал профессиональный историк и учитель. То есть, собственно, тот, на кого и рассчитан их труд.

Гг. Данилов и Филиппов волнуются, что после публикации статьи в «ВН» им звонили из Академии наук, редакций и политических фондов, что профессиональное сообщество и родители учеников недоумевают -- неужели это (то есть то, что написано в их концепции) правда? Авторы заверяют -- конечно, нет. А я вынужден сказать -- конечно, да. Многочисленные звонки, которые получил и я, свидетельствуют: читатели среагировали не столько на мои комментарии, сколько на обширные прямые цитаты из концепции. Именно они поразили людей. Так же как и меня.

То, как Александр Данилов и Александр Филиппов теперь объясняют и оправдывают свой подход к истории, лишь усиливает это недоумение.

Ведь основная претензия к их подходу в том, что в нем полностью выхолащивается морально-нравственная оценка действий власти. Ибо по-другому невозможно оценить их базовый методологический принцип -- представить историю через призму логики и мотивов власти (тогда честнее было бы просто написать на обложке: «история с точки зрения власти»).

Этот «новаторский» подход противоречит всем известным смыслам написания истории. С античных времен она писалась из познавательных целей (Геродот), «без гнева и пристрастия», но руководствуясь божественной справедливостью (Тацит), из педагогических соображений -- «история -- наставница жизни» (Цицерон); в раннем Средневековье -- соизмеряясь с десятью заповедями (Блаженный Августин) или как урок от гордыни (Фома Аквинский); в новое время -- как борьба дикости и культуры (Локк) или реакции с прогрессом (Кондорсе), наконец, как борьба классов (Маркс). Я уже не говорю об антропологическом подходе (Блок, Фавр), рассматривающем историю как развитие личности. Но везде она писалась как противостояние добра и зла, блага и вреда, нравственного и безнравственного. Так писал и Светоний, четко разделявший Нерона -- государственного деятеля и Нерона-чудовище, и Карамзин, так же подходивший к личности Ивана Грозного. Может, только Макиавелли впервые заговорил об истории как способе проверки эффективности власти...

Главный изъян «ноу-хау» авторов будущего учебника в том, что, поясняя логику власти, они игнорируют логику жертв этой власти. А ведь у тех, из Гулага, другая история вырисовывается. Поэтому «Новейшая история России», которая сегодня предлагается школьникам, таковой, строго говоря, не является.

Авторы разъясняют нам, что, говоря о репрессиях, ведут речь только о «большом терроре» 1937--1938 годов, поскольку «этот период отличался не только массовостью, но и жестокостью репрессий, не имеющей прецедентов в истории СССР». К несчастью, террор, причем массовый, был сутью режима Сталина и до, и после этого краткого периода. При этом непонятно, чем жестокость репрессий первой половины 30-х или второй половины 40-х отличается от 37-го года. По моему мнению, все они были беспрецедентны.

Ощущение такое, что Данилов и Филиппов озабочены, чтобы история сталинского режима не была перенасыщена непрерывными эпизодами террора. Как и тем, чтобы ни в коем случае «не преувеличить» масштабы репрессий. Этой заботой, видимо, и объясняется их поразительное предложение, сделанное в концепции: «В учебнике... следует четко определить, кого мы имеем в виду, говоря о репрессированных. Думается, было бы правильно, если бы здесь появилась бы формула, в которую будут включены лишь осужденные к смертной казни и расстрелянные лица». Теперь, когда в ходе обсуждения эта «формула» Данилова--Филиппова вызвала шок, они уверяют, что в самом учебнике будут перечислены и другие категории репрессированных наших сограждан. Категорий, конечно, можно добавить, но авторский подход не меняется.

Вот удивительный пример уже из их письма в редакцию. Стараясь объяснить побудительные мотивы «большого террора», гг. Данилов и Филиппов обращают внимание на сложную внутриполитическую ситуацию. Оказывается, в 1936 году «страна готовилась к первым демократическим выборам». И руководство была обеспокоено «возможным избранием депутатами оппонентов власти», тем более что отмечался «бурный всплеск активности самих избирателей». Авторы даже находят этому подтверждение: «В Коломне на одном из предприятий, к примеру, несколько дней шли только выборы президиума собрания по выдвижению кандидатов в депутаты». Хотелось бы спросить: авторы это всерьез? И про «первые демократические выборы», и про «оппонентов власти», и про демократию в Коломне? Серьезно, пожалуй, только то, что всем этим и мотивируются последующие массовые репрессии.

И тогда неудивительно, что авторы и сейчас отказываются от того, чтобы считать сталинское государство тоталитарным. А от закона «О реабилитации жертв политических репрессий», в котором об этом прямо говорится, отмахиваются с пренебрежением. Ведь, ерничают они, «до сей поры действуют некоторые законы СССР еще довоенного времени -- их мы тоже должны воспринимать как руководство?». Уточним, что вообще-то речь идет о законе, принятом уже в России, но общий настрой Данилова--Филиппова понятен.

Не менее показателен и пример с трагедией в Катыни в 1940 году. «Редакторы будущего учебника», как они себя называют, намерены отредактировать его так, чтобы продемонстрировать: расстрел поляков был «логичным» ответом Сталина за гибель военнопленных красноармейцев Тухачевского в польских лагерях в начале 20-х годов. И предлагают самим ученикам решать -- согласиться или нет с такой мотивировкой. С нашей точки зрения, это, по сути, оправдание акта «исторического возмездия». Поскольку ученикам и учителям предлагается ложный и аморальный выбор. Ведь в таком случае любое военное преступление -- будь то геноцид мусульман в Боснии или сербов в Косово -- находит свое оправдание.

Фактически авторы находят своеобразное оправдание даже таким историческим фактам, как катастрофические последствия коллективизации. В концепции они пишут о том, что организованного голода в СССР не было, а он «был связан как с погодными условиями, так и с незавершенностью коллективизации». В письме в редакцию они подтверждают эту мысль, заодно обвиняя нас, что мы солидаризируемся с украинскими политиками, «полагая, что голод был организован из Кремля».

Во-первых, никто не утверждает, что голод был организован, -- речь идет о последствиях кремлевской политики. Во-вторых, в статье не было и намека на какую-либо солидарность с украинской концепцией голодомора. Искусственный голод никто действительно не организовывал. Тем не менее действия власти -- массовое раскулачивание, жесточайшая продразверстка и обеднение крестьян в результате коллективизации -- стали основными причинами этой катастрофы, лишь усугубленными засухой 1931 и 1932 годов. И когда начался массовый голод на огромной территории Украины, Южного Урала, Северного Кавказа, Казахстана, Нижнего Поволжья, власти не только ничего не сделали, чтобы помочь умирающему населению, -- напротив, окружив голодные области заградотрядами, блокировавшими все пути, они способствовали гибели людей. А после того, как крестьяне попытались хоть что-то собрать для себя с колхозных полей, 7 августа 1932 года вышел знаменитый акт, получивший в народе название «закон о пяти колосках», каравший вплоть до расстрела даже малолетних за любое хищение колхозной собственности. Что касается общих цифр жертв голода за 1932--1933 годы, то большинство исследователей склоняются к цифре 4--5 млн человек, погибших на всем советском пространстве. Пусть это меньше, чем определяют масштабы голодомора украинские историки, но, как было сказано недавно по иному поводу, скажите, а сколько надо?

Понятно, что для профессионального разбора концепции газетного места не хватит. Будем надеяться, что дискуссии продолжатся. Но, к сожалению, опыт предыдущей дискуссии по первому учебнику А. Филиппова, который вызвал схожую критику со стороны многих ученых и учителей, не сильно отразился на его содержании и совершенно не отразился на его концепции. Более того, этот учебник -- при всех разговорах о возможности обращаться к разным учебным пособиям -- получил прямую поддержку Минобразования РФ. В частности, недавно было опубликовано письмо замминистра образования и науки Исаака Калины «Об особенностях изучения новейшей истории России и обществознания», в котором, по сути, рекомендуется именно упомянутый учебник. А из разъяснения к этому письму следует, что основные его положения будут использоваться в Едином государственном экзамене. Прискорбно, если такая же почетная судьба уготована и новому учебнику истории.

Если для нас свобода действительно лучше, чем несвобода, то учебник, фактически оправдывающий эту несвободу, не может быть учебником от государства.