Едва появившись в английской столице, начав гастроли "Спартаком", петербуржцы сразу поссорили местную публику и критику. Глядя на скульптурно обнаженных восставших рабов и дам-гладиаторш, зал в буквальном смысле выл от счастья и топал (в знак восторга, как здесь принято) ногами. Критика же понаставила спектаклю по две звездочки из пяти возможных и выдала насмешливые тексты. В Guardian сравнили этого «Спартака» с ТВ-мусором вроде "Зены -- королевы воинов". В Evening Standard статья называлась "Рабы отправляются в Лас-Вегас". Times помянула продукцию Болливуда. А критик Telegraph написал, что героиня трется об героя, как голодная кошка об ножки софы. И только доброму человеку в The Stage понравились "вакханалии, сражающиеся воины и женщины-гладиаторы". Таким образом, сочинитель этого шоу -- "Спартака" --Георгий Ковтун, прежде в сколько-нибудь ярких постановках не замеченный, может теперь гордо считать себя непризнанным злыми писаками гением -- ну вот как Борис Эйфман примерно.

Но вот дальше Михайловский театр от эстрады и эстетики индийских фильмов перешел к работам более серьезным. «Жизель» в редакции Никиты Долгушина -- очень подробный, чуть суховатый спектакль, в котором все же сохраняется вся поэзия и вся печаль романтического балета. Долгушин -- человек ученый, и тот редкий случай среди балетных людей, когда человека ведет интеллект, а не эмоции и интуиция. Интеллект заставляет объяснять те детали, которые давно уже все привыкли принимать на веру. Граф Альберт переоделся крестьянином и пришел из замка на свидание к крестьяночке Жизели? Вот, пожалуйста, замок на заднике (нарисованный Вячеславом Окуневым) и кривая дорожка, по которой следует отправившийся на поиски любовных приключений граф. И оруженосец, уговаривая графа не стучаться в дверь Жизели, сначала показывает на этот замок и затем складывает руки в жесте обручения, напоминая, что у графа уже есть невеста.

Такие детали рассыпаны по спектаклю, что иногда слегка мешает течению повествования и восприятию этой истории как романтической (так иногда умный, сверхобразованный, педантичный экскурсовод в музее мешает просто "рухнуть у картины", утонуть в ней). Но все же Долгушин текст замечательно чувствует (сам ведь был когда-то фантастическим Альбертом), и спектакль сохраняет и напряжение, и ту нарастающую сердечную боль, которой, кажется, прошита партитура.

Вашему обозревателю довелось увидеть в главных ролях Ирину Перрен и Дениса Матвиенко. Граф Альберт вышел очень понятным, очень земным. Да, эта история начинается для него как приключение на природе, никакой любови нет и в помине. Он берет девушку за руку и заглядывает ей в глаза с уверенностью опытного ловеласа; и при его выходах на сцену сначала кажется, что в основе балета "Кларисса" Ричардсона, а не сочинение Теофиля Готье. Он весь такой самодовольный, спокойный -- явно, что для него эскапады с переодеванием давно стали привычкой. История этого Альберта -- история довольно просто устроенного человека, впервые (уже после смерти Жизели) испытавшего какое-то сложное чувство. И Матвиенко вполне последовательно ведет своего героя от небрежной галантности жестов к нервному полету второго акта. Кладбище и призраки-виллисы вытряхивают героя из реального мира, обустроенного и вроде бы существующего по вполне понятным правилам, в мир непонятный, границы которого теряются в кладбищенском тумане. Но это будет потом, а пока на сцене лишь элементарно благополучный герой.

И рядом настороженная Жизель, Жизель изначально замкнутая, какая-то не очень счастливая даже тогда, когда, кажется, еще все в порядке.

Перрен текст ногами проговаривает почти безукоризненно, но эта точность (данная вагановской школой) работает на создание эффекта отстранения. Жизель вот так "говорит" -- потому что ей от природы дан этот возвышенный способ речи, но сама себя она не осознает. Сцену сумасшествия -- когда выясняется, что Альберт обручен с другой, и рассудок бедной крестьянки не может этого выдержать -- балерина разыгрывает как речевой взрыв, деконструкцию языка. Ее выгибает назад; ее корежит так, будто она под током; локти идут вниз, а грудь резко вперед -- так, что кажется, будто сломана грудина, и этот жуткий перелом выпирает углом, не прорвав кожи. По сюжету у Жизели в буквальном смысле рвется сердце; в спектакле кажется, что это сердце внутри уже не помещается и потому рвется наружу.

А завершились гастроли вечером одноактных балетов -- "Привал кавалерии", гран-па из "Пахиты" (все Мариус Петипа), а между ними концертное отделение.

"Привал" имел у публики закономерный успех: в Англии любят посмеяться в балете, а комических текстов не так уж много. И артисты Михайловского с удовольствием разыгрывали историю о прибытии кавалерийского полка в маленькую деревушку и о том, как за одной и той же девушкой по очереди ухаживали три офицера. Артисты не стеснялись слегка переигрывать и в результате превратили маленький спектакль в балет-буфф. (Особенный восторг у публики вызвал почтенный Полковник (Андрей Брегвадзе), также решивший приударить за поселянкой и грозно пытающийся справиться со своим радикулитом и развинченными ногами.) Понятно, что восторженно публика принимала и "Пахиту" -- ни один балетоман не может устоять перед этим торжественным парадом балерин (недаром это финальное гран-па сохранилось в веках, в то время как спектакль целиком был забыт, и только век спустя его заново поставил в Париже Пьер Лакотт). Но вот успех концертного отделения был совершенно феноменальным.

Михаил Мессерер (который в прошлом сезоне триумфально поставил в Большом "Класс-концерт" Асафа Мессерера) воскресил для Михайловского театра па-де-труа "Океан и жемчужины" Александра Горского и "Весенние воды", сочиненные Асафом Мессерером.

"Океан и жемчужины" -- это фрагмент путешествия Ивана-дурака в "Коньке-Горбунке". Национальный герой попадает в подводное царство -- и там для него пляшут местные обитатели. Это па-де-труа сочинено Горским в 1914 году, и в текучей пластике жемчужин виден отсвет движений поразившей Москву Айседоры Дункан. Мощные же прыжки Океана (Андрей Яхнюк) -- предвестие бурного развития мужской техники танца в Москве в ХХ веке. Неудивительно, что Михаил Мессерер выбрал этот фрагмент для концерта -- в нем обещание будущего, самое заманчивое из балетных обещаний. Выходящая из большой морской раковины троица артистов (жемчужинами были Анна Журавлева и Сабина Яппарова) отлично чувствует стиль балета, тот важный контраст между волевой речью Океана и нежным лепетом жемчужин (переливающийся жемчужный блеск "пропет" текучими, волнующимися руками).

Второй номер -- "Весенние воды" -- это тоже обещание, но гораздо менее мечтательное, более интенсивное. Асаф Мессерер поставил этот дуэт в 1953-м, и предполагалось, что он сделан по стихотворению Тютчева. Но вот это ощущение, что вода рвется из-под ледяной мрачной корки, что вот сейчас все изменится, -- при чем здесь Тютчев? И в сверхвиртуозном, отчаянном, восторженном тексте столько чувства настоящей -- не связанной с календарем -- весны, столько уверенности в том, что все, зима кончилась. Столько вновь возможного доверия -- балерина с разбега кидается в руки партнеру. Столько снова обретенной надежности -- опираясь на руки партнера, балерина облетает его сзади, как спутник (до которого осталось совсем немножко) Землю. И ни капли напряжения, самые виртуозные трюки подаются с легкостью и транслируемой радостью артистов.

Артисты Ирина Перрен и Марат Шемиунов -- умницы и молодцы, но отдельно надо отметить и работу Михаила Мессерера, сумевшего воспроизвести тот потрясающий порыв, ту безумную, счастливую, торжествующую надежду 1953-го.

После "Весенних вод" вашему обозревателю довелось стать невольным свидетелем сцены в фойе, когда директор Михайловского театра Владимир Кехман бурно поздравлял Михаила Мессерера и повторял: "Давай балет ставь! Давай ставь балет!" Речь явно шла о полнометражном спектакле. Мессерер Кехману тут же что-то предложил, и тот энергично согласился, но, увы, расслышать название грядущей премьеры не удалось. Целиком "Конек-Горбунок"? "Класс-концерт"? Еще что-то из московской "золотой копилки", что отлично знает и может поставить Мессерер? Ну что ж, придется пристально следить за афишей Михайловского театра в новом сезоне.