Пока Россия старалась привлечь внимание Совета Безопасности ООН к ситуации в Абхазии и Южной Осетии в связи с последними взрывами в Абхазии, стало ясно, что за оттаивающими замороженными конфликтами на территории Грузии тщательно наблюдают. Вчера в Тбилиси прилетела госсекретарь США Кондолиза Райс. За несколько часов до этого госдепартамент обозначил свою точку зрения: внешнеполитическое ведомство Соединенных Штатов полагает, что в зоне конфликтов следовало бы разместить международные полицейские силы.

Эта декларация, которая уже вызвала в России шквал возмущенных комментариев, пока имеет мало общего с реальным изменением формата миротворческих миссий в Южной Осетии и Абхазии. Но в какой-то мере люди, стоявшие за июньскими и июльскими взрывами в Сухуми, Гали и все той же Гагре, а также за обстрелами окраин Цхинвали заодно с прилегающими грузинскими селами, могут считать цель достигнутой: у идеи коррекции миротворческой миссии, которую уже много лет предлагает Грузия, появился неслабый сторонник...

Уточним вначале, о чем речь. В Южной Осетии речь о Смешанных силах по поддержанию мира (ССПМ), состоящих из трех батальонов по 519 человек каждый и российского генерала-командующего. Генерал подчиняется не российскому Министерству обороны, а Смешанной контрольной комиссии (СКК), состоящей из четырех сопредседателей -- от России, от Грузии, от Южной Осетии и от Северной Осетии. Соответствующее соглашение между Грузией и Россией, но с подписями представителей обеих Осетий -- Южной, добивавшейся независимости, и Северной, входящей в состав РФ, было достигнуто в 1992 году.

Три батальона ССПМ состоят из грузин, россиян и осетин. Предполагалось, что Смешанные силы выставят смешанные же посты на всех опасных участках, где возможно возобновление грузино-осетинских столкновений, и станут заботиться о том, чтобы в демилитаризованной зоне вокруг Цхинвали и вдоль фактической грузино-осетинской границы действительно не было никаких вооруженных людей и техники.

Но летом 2004 года обстрелы Цхинвали вне зависимости от их "авторства" показали, что ССПМ не способны сохранить мир в зоне конфликта. Смешанные посты практически исчезли, через посты, на которых теперь сплошь и рядом стояли отдельно осетины и отдельно грузины, стало невозможно ездить -- настолько, что у грузинского комбата возникли проблемы с поездками на заседания штаба ССПМ. Обстрелы Цхинвали, как и заявления наблюдательной миссии ОБСЕ об обнаружении в демилитаризованной зоне следов присутствия бронетехники и спецназа, продолжались. Грузия предлагала пересмотреть формат миротворческой операции. Для этого в общем-то хватило бы адекватного контакта президентов Путина и Саакашвили и их последующих распоряжений «по команде». Но этого контакта так и не произошло.

В марте 2008 года Грузия вышла из СКК, решив, что формат, в котором лоббисты Южной Осетии имеют три голоса (России и обеих Осетий), а Тбилиси -- лишь свой собственный, не может способствовать урегулированию конфликта. Взамен Грузия предложила формат «2+2+2». Первые два -- это Россия и Грузия как страны, на границе которых имеет место проблема. Вторые два -- это власти Южной Осетии и власти грузинских сел на ее территории, признающие юрисдикцию Тбилиси. Третья пара -- это ОБСЕ и Евросоюз.

Ответа на это предложение нет: официально считается, что миротворческая миссия работает в прежнем режиме. Хотя после выхода Грузии из СКК получается, что грузинские военные участвуют в мониторинге зоны конфликта вместе с миротворцами и офицерами миссии военных наблюдателей ОБСЕ уже на добровольных началах.

Когда Цхинвали и Москва говорят о своем стремлении сохранить формат, они пытаются спасти то, что не только не вполне функционирует, но и фактически не существует. Сохранение существующего положения вещей выглядит привлекательным разве что для коррупционеров, присосавшихся к российским бюджетным трансфертам в помощь самопровозглашенной республике. Потому что даже самым отчаянным сторонникам независимости в Цхинвали не могут нравиться миротворцы, не способные защитить их от обстрелов и обеспечить беспрепятственный проезд сквозь чужие посты.

В Абхазии миротворцев 3000. Они хотя и называются Коллективными силами СНГ по поддержанию мира (КСПМ), но состоят из одних россиян, и никакой специальной международной гражданской администрации над ними нет. Это не мешало подчиненным генерала Сергея Чабана из года в год вполне адекватно выполнять миссию разведения грузинской и абхазской сторон по реке Ингури. Правда, с демилитаризацией зоны конфликта периодически возникали проблемы -- на обоих берегах появлялись то грузинские партизаны, то абхазские спецназовцы. Но с избранием президентом Абхазии Сергея Багапша в Гали стало спокойнее. И даже введение грузинских войск в 2006 году в Абхазскую Сванетию не сильно испортило положение.

В Абхазии у Тбилиси не было повода требовать замены российской миссии. Этот повод был создан взрывами в Гальском и Зугдидском районах в минувшее воскресенье. Взрывы были не первой акцией в зоне ответственности миротворцев за последние несколько месяцев. Практика миротворческих операций в Южной Осетии и Абхазии показывает, что надежды на точное определение виновных нет практически никакой. А стороны говорят лишь то, что им полагается говорить: российская и абхазская -- что виноваты грузины, грузины -- что они ни при чем. А ведь каждое происшествие на грузино-абхазской границе требует расследования, потому что не исключено, что в них и нет никакой системы. Однако система прослеживается как минимум в другом: это система, которая «выбирает» количественную квоту миротворцев в зоне конфликта, дополняя их десантом и артиллерией, которая вводит в Абхазию подразделения железнодорожных войск и которая не знает, что ответить, когда международные эксперты предъявляют ей полетные характеристики российского военного самолета, стартовавшего на аэродроме в абхазской Гудауте, где уже много лет никаких российских военных самолетов быть не должно.

Когда в Москве и Тбилиси начинают готовиться к переговорам, в Абхазии раздаются взрывы. Спрашивается: взрывы нужнее тем, кто хочет дискредитировать российских миротворцев, или тем, кто хочет сорвать переговоры? Приходящий в голову ответ «и тем и тем» требует примечания: переговоры предлагает Грузия, поэтому при всей нелюбви к миротворцам она едва ли одновременно стала бы заботиться о срыве переговоров. Зато срыва переговоров мог бы желать тот, кому нужно сохранение статус-кво, потому что от переговоров о миротворцах недалеко до переговоров о статусе территорий.

При этом Россия, как и всюду на Кавказе, начиная минимум с 1991 года вполне оправдывает свой двуглавый герб. Когда одна голова вводит железнодорожные войска, балуется со своими военными самолетами в чужом воздушном пространстве и усиливает миротворцев десантниками, пока другая -- в данном случае президент Дмитрий Медведев -- демонстрирует готовность к переговорам. Что же должен думать внешний наблюдатель, который не обязан быть в курсе нюансов российской внутренней политики? У него могут возникнуть сомнения в адекватности стороны процесса, которая выступает главным миротворцем и при этом почти не скрывает, что готовится к войне. Правда, развязать войну, согласно "сценарию", требуется от Грузии. Однако она в силу целого ряда причин этого делать не будет: война обещает быть трудной, она отодвинет разрешение конфликтов в пользу Грузии на неопределенное время, первые же жертвы станут угрозой ее внутренней стабильности...

Россия снова, не в первый раз за последние годы, рискует добиться обратного и совершенно нежелательного для себя эффекта -- наращивая давление с целью укрепить позиции и влияние, этих позиций лишиться. В том числе благодаря ущербу имиджу страны, которая год назад отстояла право провести в 20 км от Абхазии зимние Олимпийские игры 2014 года. Причиной такого развития событий, вполне вероятно, является именно наличие двух или даже более чем двух голов, формирующих внешнеполитический курс, в том числе и по отношению к Южной Осетии и Абхазии. В результате чего одни представители российской власти готовятся к переговорам, а другие -- к войне.

Мотивация тех, кто хочет разговаривать, понятна: сохранение существующих форматов уже ничего не дает для решения проблем, каким бы оно ни виделось Москве, Сухуми, Цхинвали или Тбилиси. Разумеется, ошибочно полагать, что международные полицейские силы, попросту не знающие и не понимающие регион, могут разобраться со всем, что там стреляет и взрывается. Но и имеющиеся инструменты негодны, и исправить дело можно, только посадив всех заинтересованных за стол переговоров.

Другая проблема в том, что Россия не может сама для себя сформулировать, чего она хотела бы добиться в результате этих переговоров. Каким должно быть наше встречное предложение Тбилиси. Спектр вариантов, особенно после февральского международного признания Косово, необыкновенно широк: хочешь независимости республик -- добивайся независимости. Считаешь, что вправе их присоединить, -- добейся присоединения. Готов уступить Грузии на определенных условиях -- уступи. Но определи цель. И двигайся к ней, используя доступные инструменты так, чтобы не возникало впечатления, что до артиллерийской батареи добрался восьмилетний ребенок.

А какая конечная цель может быть у сторонников наращивания российского военного присутствия в Абхазии, и вовсе трудно себе представить. По некоторым признакам мы можем догадываться, что нынешние «ястребы» -- это примерно те же люди, которые уверяли в конце 2004-го -- начале 2005 года, что Сергей Багапш -- "грузинский агент", поэтому президентом Абхазии должен стать не он, а кадровый офицер КГБ СССР Рауль Хаджимба. Народ Абхазии, словом и делом доказавший свою любовь к независимости, расчехлил автоматы и хотя не стал стрелять, но отстоял свое право голосовать свободно. Когда стрелки уже рассыпались по позициям в центре Сухуми, "патроны" Рауля Хаджимбы вдруг перестали говорить, что Сергей Багапш шпион, и разрешили Хаджимбе выступить на повторных выборах в амплуа вице-президента, отвечающего за силовые структуры...

Вне зависимости от предположений о нынешнем раскладе сил в самой Абхазии или в Москве можно отметить два обстоятельства. Во-первых, эскалация насилия или как минимум военных приготовлений в зонах конфликтов рассматривается определенными кругами как способ сохранения существующего порядка вещей. А во-вторых, в момент, когда ото всех ведомств всех заинтересованных стран, включая непризнанные республики, требуется максимальная адекватность, собранность и осторожность в отстаивании своих интересов во избежание войны, оказывается, что центр принятия решений определить невозможно.